История и современность Был ли Горбачев успешным лидером?

Грибулина А.

«На протяжении менее семи лет Михаил Горбачев трансформировал мир. Он все перевернул в собственной стране... Он поверг советскую империю в Восточной Европе одной лишь силой своей воли. Он окончил холодную войну, которая доминировала в международной политике и поглощала богатства наций в течение полустолетия» (Уткин А. И. Россия и Запад. М., 2001. С. 137). Подобной точки зрения придерживается лояльно настроенный к нашей стране госсекретарь Дж. Бейкер: «Окончание холодной войны стало возможным благодаря одному человеку – Михаилу Горбачеву. Происходящие ныне перемены не начались бы, если бы не он». Фактически, Горбачев в одиночку изменил мир. Завершение холодной войны – это не о том, что Америка победила, а о том как Кремль встряхнул прежний мир.

 Горбачев М. С. Фото: 1984 г.

 

 

«Все дело, – пишет Ч. Табер, – в предшествующих радикальным по значимости событиям убеждениях главных действующих лиц» – именно им принадлежит центральное место в исторической драме окончания противостояния Востока и Запада. (Taber Ch. 2000. Three steps toward a theory of motivated political reasoning. Cambridge) Исследоавтель делает вывод, что Холодная война окончилась только потому, что того хотел Горбачев и его окружение. Э. Картер также считает, что Горбачев сыграл определяющую роль, по меньшей мере, в четырех сферах:

1) изменение военной политики; когда Горбачев выступил в ООН в декабре 1988 года, всем стало ясно, что его намерения в этой сфере серьезны;
2) отказ от классовой борьбы как от смысла мировой истории, выдвижение на первый план «общечеловеческих ценностей», признание значимости ООН;
3) отказ от поддержки коммунистических режимов в «третьем мире»;
4) изменение отношения к восточноевропейским странам, отказ от «доктрины Брежнева».

Западное политическое мнение сформулировало так называемую «доктрину Синатры», утверждающая, что советский лидер всегда «шел своим путем». Лучше всех выразился американец Дж. Хаф уже в ноябре 1991 г.: «Все это сделал Горбачев». Холодная война не завершилась бы без Горбачева,– пишет Дж. Турпин, – «Он ввел перестройку, которая включала в себя свободу словесного выражения, политическую реформу и экономические изменения. Он отказался от «доктрины Брежнева», позволив странам Варшавского Пакта обрести независимость. Он отверг марксизм-ленинизм. Самое главное, он остановил гонку вооружений и ядерное противостояние».

 Горбачев и Рейган подписывают Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Фото: 8 декабря 1987 г.

Приверженцы «доктрины Синатры» убеждены, что Горбачев был «подлинным реформатором, но не революционером – лидером, который знал, что СССР нуждается в серьезных переменах, но который продолжал верить, что все можно сделать в пределах социализма». Многие отмечают сложность и противоречивость личности Горбачева: он не был автократором и всегда стремился к компромиссам и отступлениям.

Отмечая значимость фигуры Горбачева, исследователи приходят к выводу, что причиной всего происшедшего был огромное давление обстоятельств, выпавших на долю одного человека – он был задействован в столь многих областях и вопросах, что «ему стало трудно обдумывать фундаментальные проблемы с достаточной глубиной». Очень часто в объяснении причин краха политической карьеры Горбачева на первых план выходят факторы психики, умственной ориентации и сверхзагруженности (масса разного рода обязанностей). Некоторые отмечают, что Горбачев и его советники пали жертвами ошибочной оценки обстановки и планирования. Збигнев Бжезинский называет Горбачева «Великим Путаником и исторически трагической личностью». Американский политолог уверен, что в ходе финальной стадии холодной войны президент Буш и канцлер Коль сумели переиграть незадачливого советского президента. А. Саква видит главный момент во внутреннем противоречии Горбачева, в критическом столкновении двух диаметрально противоположных желаний – быть, с одной стороны, реформатором, а с другой – всеобщим примирителем (R. Sakwa Gorbachev and his Reforms 1985-91).

 Слева направо: М. Горбачев, Дж. Буш, Г. Коль на праздновании 20-летия падения Берлинской стены. Фото: 31 октября 2009 г.

Дж. Райт убеждена, что холодную войну окончило ясно продемонстрированное советским руководством нежелание более навязывать свою волю Восточной Европе. «Почему Советский Союз пришел к этому заключению – сказать трудно». Решающим в этом отношении был визит Горбачева в Югославию в марте 1988 г. – именно тогда он ясно выразил новое мировоззрение Москвы. Еще более укрепил эту ситуацию вывод части советских войск из Восточной Европы в конце 1988 г. В течение этого года Восточная Европа явственно повернулась к Западу.

Признавая, что адекватная оценка роли Горбачева – «задача будущих поколений», А. Браун утверждает, что последний генсек имеет веские основания «претендовать на роль одного из величайших реформаторов в истории России» и что это человек, «оказавший наибольшее влияние на ход мировой истории во второй половине XX века» (Brown Archie. The Gorbachev Factor. Oxford University Press. Oxford. 1996, 318 p.).

Как пишет Браун, Горбачев «обучался с поразительной быстротой», а сам «процесс обучения» играл исключительно важную роль» (с. 13). Справедливым будет утверждать, что не вина, а беда Горбачева в том, что ему не суждено было ни создать полноценный «мозговой трест», ни иметь в своем распоряжении адекватную концепцию перехода от тоталитаризма к демократии, поиски которой, кстати, до сих пор продолжаются. Как показывает Браун, попытки Горбачева найти ответы на эти вопросы у Ленина лишь привели к потере времени и затруднили разрыв с коммунистическим прошлым.

Правда, ссылаясь на самого Горбачева, Браун пишет, что уже к 1987 – 1988 гг. тот пришел к выводу о необходимости «менять систему» и переориентироваться на ценности демократического социализма западноевропейского образца (с. 129, 155). Браун, однако, предпочитает не заострять вопрос о том, что государственный социализм советского образца, основанный на директивном, нерыночном распределении благ, органически не мог быть преобразован или «перестроен» в социал-демократизм западного типа. Механизмы рынка и рыночных отношений были напрочь противопоказаны этой системе и потому могли лишь разрушить, а не «перестроить» ее. Иначе говоря, выбор, перед которым оказался Горбачев, явился выбором не между родственными, а между противоположными системами. Вместе они существовать не могли.

 Палаточный городок за собором Василия Блаженного в Москве во время экономического кризиса 1990 г.

Новый этап экономической реформы оказался связанным с известной программой «500 дней», и Браун справедливо характеризует его как критический для «эры Горбачева» (с. 150). В 1990 г., пишет он, в СССР не было ни командной, ни рыночной экономики, и ситуация явно выходила из-под контроля властей. Оценивая поведение Горбачева в тот период как «нерешительное», как попытки «совместить несовместимое», т.е. «рывок вперед и отступление» (с. 150 – 153), Браун в то же время утверждает, что в 1990 г. он в принципе принял курс «на радикальную маркетизацию и приватизацию экономики» (с. 152). Тем самым он по сути дела утверждает, что между Горбачевым и радикальными рыночниками отсутствовали принципиальные разногласия, и если бы не некоторые обстоятельства и не «непоследовательность» самого Горбачева, они могли бы действовать заодно.

Действительно, оказавшись перед фактом на глазах разваливавшейся экономики, Горбачев проявил острый интерес к разработке радикальной программы преодоления кризиса и, не будучи экономистом, дал себя на какое-то время убедить, что разработанная группой С. Шаталина – Г. Явлинского программа способна спасти положение. Однако уже в скором времени он (не без помощи мощного давления извне, на что делает особый упор Браун) осознает, что ни в практическом, ни в идеологическом плане эта программа не совпадает с его собственными представлениями о будущем страны, и отказывается от нее.

 Очередь в продуктовый магазин в Ленинграде во время экономического кризиса 1990-х гг. Фото: 2 декабря 1990 г.

Сложное, комплексное явление невозможно свести к единственной простой причине. Не существует человека в одиночку разрушившего Советский Союз. Однако, можно выделить фигуру, оказавшую наибольшее влияние на этот процесс. По мнению Дж. Хершберга, ею как раз является Михаил Горбачев, который прошел все известные ступеньки карьеры в КПСС до самого верха – и вдруг сделал резкий поворот в сторону радикальных реформ. Горбачев, испытавший на себе влияние хрущевской оттепели 1950-х годов, задолго до избрания Рейгана на президентский пост понял необходимость обновлений в застойной советской системе. Он совершил смертный партийный грех, отказавшись от целей мировой революции и классовой борьбы на международной арене в пользу аморфных, но более необходимых «общечеловеческих ценностей». Что самое главное, он отказался использовать имевшиеся в его распоряжении мощные вооруженные силы для сохранения контроля партии за странами Восточной Европы и за националистически настроенными республиками самого СССР, что с готовностью сделали бы его предшественники Юрий Андропов и Константин Черненко, если бы не успели умереть.

Браун предполагает, что если бы Горбачев на XXVIII съезде КПСС в 1990 г. пошел на раскол партии, то, несмотря на сильный риск, получил бы реальный шанс стать лидером Демократической социалистической партии (с. 207). Однако, очень сомнительно, что и в подобном случае ему удалось бы удержать лидерство в процессе экономических и политических реформ. В 1989 – 1991 гг. общественно-политическое развитие страны стали определять не партийные структуры, а идейные и политические течения и возглавлявшие их группировки. Чтобы продолжать идти в ногу со временем, Горбачеву нужно было уже не реформировать КПСС, а порвать с ней, на что, судя по всему, он оказался органически неспособен. И не из-за недостатка политической воли и смелости, которых, как показывает Браун, у него было в избытке, а в силу того самого реформаторского, а не революционного кредо, которое он усвоил и от которого не хотел отказываться.

Еще Браун отмечает: будучи прагматиком и убежденным эволюционистом, Горбачев превратился из реформатора советской системы в «системного трансформатора» (с. 309). Однако как можно, оставаясь реформатором-эволюционистом, стремиться к революционной смене одной (советской, государственно-социалистической) системы другой, по сути своей капиталистической? Этого автор не объясняет. Все дело в том, что курс на радикальную, революционную смену системы был взят уже при Ельцине. Горбачев же решил самую главную часть этой задачи – под его непосредственным руководством были разрушены основы прежней, партийно-советской политической и экономической системы и начали закладываться основы новой, плюралистической и рыночно-капиталистической. Остается неясным, хотел ли Горбачев такого исхода или же развитие пошло по пути, которого он не предвидел и который не считал оптимальным. Если он действительно стремился к политическому плюрализму и рынку на западный манер, то становятся непонятными все его «зигзаги», колебания и повороты с осени 1990 г., и перед нами предстает Горбачев, который знает, чего добивается, но боится, колеблется, ошибается и ведет себя, прямо скажем, не по-горбачевски. Если же его целью было схождение систем, то перед нами знакомый Горбачев, и все его действия объясняются не ошибками, просчетами и колебаниями, не его «чрезмерной осторожностью» (с. 213), а стремлением в изменившихся и крайне неблагоприятных условиях добиваться реализации того же гуманистического и социалистического кредо, которое он начал исповедовать, пройдя курс «ученичества» на ходу. Последующее поведение Горбачева скорее подтверждает, чем опровергает эту посылку. Доказательством тому – программа Горбачева в качестве кандидата на пост президента РФ. Положение о том, что «противопоставление «социализма» и «капитализма» утратило смысл, изжило себя «лишь означает, что он остается верен идее схождения и, судя по содержанию этого документа, не имеет ни малейшего желания от нее отказываться.

Когда Горбачев в 1985 г. пришел к власти, он унаследовал обанкротившуюся экономику, коррумпированный политический режим, вооруженные силы, которые проигрывали войну в Афганистане, и страну, обремененную громадными затратами на империю.

prodaja-lotereinih-biletov
Продажа лотерейных билетов в Москве. Фото: 26 августа 1985 г.

Почти нет свидетельств того, что Горбачев, когда он стал Генеральным секретарем, являлся убежденным реформатором, хотя есть основания считать, что он пришел понял, для того чтобы изменить безрадостные перспективы Советского Союза, нужны важные экономические и политические реформы. Рейгановская Америка, пытавшаяся принудить Советский Союз прекратить холодную войну с ее огромными затратами на вооружения, была всего лишь одной из многих проблем, с которыми столкнулся Горбачев.

Если кто-то и заслуживает признательности за прекращение холодной войны и (непреднамеренный) развал Советского Союза, так это Горбачев. В годы своего правления он никогда в действительности не знал, куда он хочет вести страну. Но понимал: сохранить подпиравшие советскую власть политические и экономические структуры без серьезных реформ уже невозможно. Вместо того чтобы затевать военные авантюры, как это делали в прошлом многие оказавшиеся под угрозой краха империи, Горбачев попытался у себя дома реконструировать то, что считал возможным. Он, в конечном счете, потерпел неудачу, но, надо отдать ему должное, его проигрыш был сравнительно мирным.

Когда в 1991 г. распался Советский Союз, вместе с ним рухнули и последние остатки «холодной войны». Многие американцы утверждают, что политика Рейгана принудила Советский Союз к подчинению. Более трезвый анализ говорит за то, что кончина советской власти явилась следствием провала политико-экономической системы. Советский Союз просто рухнул под тяжестью собственного веса. Горбачев лишь направил его на верный путь перемен. В этом был его успех, поэтому его можно считать эффективным руководителем.



Понравилась статья? Отправьте автору вознаграждение: