Об Иване Денисовиче, власовцах и бандеровцах
Сергей Мальцев
Эта статья написана в помощь школьникам, изучающим наследие антисоветского писателя Александра Исаевича Солженицына, а также зрителям фильма «Иван Денисович» режиссера Глеба Панфилова, «прозревшего» вместе со всем бомондом интеллектуальных мещан в годы перестроечной смуты и экранизировавшего повесть Солженицына. Может быть, не все они знают, откуда «растут ноги» у повести.
Кадр из фильма «Иван Денисович»
Вымышленный Иван Денисович воевал на Северо-западном фронте в одном из подразделений армии реального советского генерала Власова Андрея Андреевича. В ходе Любаньской наступательной операции Волховского фронта 20 апреля 1942 года Власов был назначен командующим попавшей в окружение 2-й ударной армией. После её разгрома был захвачен в плен.
Разумеется, Власову не захотелось разделить судьбу генерала Карбышева, которого нацисты за верность Советской власти заживо подвергли обледенению (это так «по-человечески» понятно любому энтеесовцу или либералу-западнику, самое дорогое у человека жизнь!), поэтому он согласился на сотрудничество с руководством Третьего рейха, возглавив Русскую освободительную армию (РОА).
Генерал Власов с бойцами РОА. Фото: 1944 г.
Был руководителем Русского освободительного движения и председателем президиума Комитета освобождения народов России (1944 - 1945). В 1945 году был пленён советскими войсками, в 1946 году осуждён по обвинению в государственной измене, лишён воинского звания и государственных наград СССР, по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР был казнён через повешение 1 августа 1946 года.
Не думаю, что переход советского генерала на сторону врага не сопровождался тяжелыми раздумьями и переживаниями. О чем он думал? Бог его знает. Но более чем вероятно, что наилучший исход своей судьбы в случае спасения от немецкого плена, Власов воображал примерно так, как она сложилась у Ивана Денисовича, созданного своеобразным «талантом» Александра Исаевича. Не потому ли в среде советских писателей автора повести «Один день Ивана Денисовича» обзывали «литературным власовцем». Это отнюдь не абстрактный ярлык оскорбительного характера.
С другой стороны, «конструктор» Ивана Денисовича вполне мог воплотить в своем произведении свои тайные симпатии к генералу с такой трагической судьбой в советском плену. Обстановка хрущевской «оттепели» выпала как раз на пору мечтаний Солженицына о писательской славе. Тогда писательская братия помогала Хрущеву упрочивать свою власть посредством запугивания народа возможностью возврата к сталинским репрессиям, и таким уж чудовищем казался генерал Власов, ставший одной из жертв репрессий?! Тогда Солженицын и начал писать свою повесть «Щ-854», опубликованную впоследствии как знаменитый «Один день Ивана Денисовича».
Александр Солженицын
Главное придумать правдоподобную причину, по которой герой повести попал в ГУЛАГ, выделить его из сонма тех, включая его самого, которые оказались там по законным причинам. Вот - эта «правдоподобная» причина.
«Считается по делу, что Шухов за измену родине сел. И показания он дал, что-таки да, он сдался в плен, желая изменить родине, а вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки». Но какое задание – ни Шухов, ни следователь придумать не могли. Так и осталось – просто «задание». На допросах в контрразведке били Шухова много. И он рассчитал, что если не подпишет эту напраслину, то ему останется одно – «деревянный бушлат».
А на самом деле было так: в феврале сорок второго года на Северо-Западном окружили их армию, есть было нечего, уже даже копыта лошадиные стругали. Стрелять было нечем. Немцы их по лесам ловили и брали. Шухов и побыл-то в плену два дня, а потом убежал, да не один, а впятером. Трое погибли в скитаниях. А двое дошли, и если бы были умнее, то не упомянули бы о двух днях плена, а они обрадовались, что из немецкого плена убежали. Их сразу, как фашистских агентов, за решетку».
Здесь все расставлено, как надо. «Напраслина» - кодовое название, пароль хрущевской оттепели. Оно дает надежду на реабилитацию любому обитателю пеницитарной системы, попал ли он в нее заслуженно или незаслуженно. Лишь бы ненавидел Сталина, лишь бы тяготился государством. Это воодушевило писателей, поэтов, музыкантов возможностью безнаказанно побороться с властью.
Можно ли придумать более благоприятную обстановку, когда становишься независимым от своего благодетеля – государства. Питать свой эгоизм из общественных фондов. Такой эгоизм подогревается зарубежными «голосами» из радиоприемников, у которых пристрастились сидеть по ночам и вечерам фарцовщики, «свободолюбивые» интеллектуалы, музыканты, художники, артисты.
Вместе с тем, между ХХ и ХХII съездами КПСС Александр Исаевич испытывает «нехватку воздуха». Так он определяет, видимо, свое психологическое состояние, проистекающее из безвестности в условиях активного писательского труда «в стол». Его настораживает некоторая приглушенность в партийных верхах темы разоблачения «культа личности»…
И вдруг… ХХII-ой съезд КПСС, собравшийся в октябре 1961 года, вскрывает острый конфликт в партийных верхах между «сталинистами» и сторонниками Хрущева. Снова общество захлестывают волны мнимых и реальных разоблачений сталинских злодеяний к радости диссидентов, к недоумению и даже возмущению простого народа.
Сурово осуждается «антипартийная группа Молотова, Ворошилова, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова». Глава партии не исключает возможности воздвигнуть памятник жертвам сталинских репрессий. Конечно, не тем сидельцам ГУЛАГА, которые боролись против Советской власти с оружием в руках или переносили ее существование с затаенной злобой, но безвинно погибшим коммунистам.
«Так ведь и весь XXII съезд был о том: кому хотели памятник ставить? – Вспоминал Солженицын впоследствии. - Погибшим коммунистам! А просто погибшим Иванам? Нет, о них речи не было, их и не жаль. (В том-то и мина была "Ивана Денисовича", что подсунули им простого Ивана.)»
Идея памятника взбудоражила диссидентствующих интеллектуалов. Именно своей неразборчивостью и неопределенностью. Памятник всем – левый ты или правый, кулак или бедняк, террорист или политический импотент, волк или овца! С позиции права вина преступника конкретна и доказуема, невиновность жертвы преступления - тоже. Иначе жертву легко спутать с преступником и наоборот. Памятник же жертвам сталинизма оптом и скопом – это уже не право, это политика, антисоветская политика.
Хрущев сам совершил заключительный акт драмы сталинского периода посредством правового нигилизма – организацией ареста и казни без суда подручных Сталина – Берии, Меркулова, Деконозова и других. Сюда же относится мстительное по мелочам преследование сына Сталина – Василия.
В такой атмосфере Солженицын не мог сдерживать потребность хватануть «свежего воздуха» посредством публикации своих опусов. 8 ноября 1961 года он посетил Л. З. Копелева и заявил о своем желании опубликовать повесть «Щ-854». Посоветовавшись, они решили передать ее в «Новый мир», используя для этого известную Копелеву сотрудницу редакции Анну Самойловну Берзер.
Анна Берзер (справа). Фото: 1971 г.
«Щ-854» была опубликована в 1962 году в журнале «Новый мир» № 11 под названием «Один день Ивана Денисовича». Не отличаясь художественными достоинствами, повесть вызвала ажиотаж в среде прозападных интеллектуалов благодаря своему провокационному антисоветскому содержанию.
Хрущев дал согласие на ее публикацию в надежде изолировать критиков его политических спекуляций на проблеме «культа личности», т.н. «сталинистов», объединить западников и почвенников в поддержке его волюнтаристской политики, повысить свою репутацию на Западе, укрепить позиции внутри страны. Однако надежды Никиты Сергеевича опять не оправдались. Меньше чем через два года его отстранили от власти.
После отставки. Н. С. Хрущев со второй женой Н. Кухарчук. Фото 1965 г.
Пока же этого не случилось, Солженицын купался в лучах славы. Новичка в литературной среде приглашают на встречи партийных лидеров с маститыми писателями и художниками. Его представляет восторженным интеллектуалам сам Хрущев. На новичка обрушился поток писем бывших узников ГУЛАГА, которые исповедовались мессии, обласканному властью, в своей действительной или мнимой невиновности и тюремных страданиях.
Автор «Ивана Денисовича» бережно их копит, как для переписки, так и в качестве материала для новых книг с лагерными сюжетами. Власть смотрит сквозь пальцы на переводы в валюте, которые шлют автору из-за рубежа за изданные опусы.
Его корявой повести, стилизованной под народную драму, дают самую высокую оценку литературные асы, включая Твардовского, Чуковского и других. Надо поощрить власть, давшую зеленый свет солженицынской повести после яростной кампании критики мастерски написанного и отнюдь не антисталинского «Доктора Живаго». Может, она осознала свою ошибку и откроет шлюзы писательскому половодью без меры и берегов?
Опусом восхищаются узники ГУЛАГА, например, Шаламов. «Повесть – как стихи, – пишет он, - в ней всё совершенно, всё целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что «Новый мир» с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал». Правда, он предостерегает автора Ивана Денисовича против соблазна щеголять своим лагерным прошлым.
Объясняя «восторг» Шаламова, близкий его друг, литературовед Ирина Сиротинская пишет: «Ещё какие-то надежды Шаламов возлагал на «ледокол» – повесть «Один день Ивана Денисовича», который проложит путь лагерной прозе, правде-истине и правде-справедливости. Ещё стремился обсудить с А.И. Солженицыным серьёзные вопросы... Но трещина в отношениях уже наметилась и росла неудержимо. А.И. был занят тактическими вопросами, «облегчал» и «пробивал» свои рассказы, драмы, романы. В.Т. обитал на ином уровне».
Писатель Варлам Шаламов
Далее она объясняет причины расширения трещины. «Один – поэт, философ, и другой – публицист, общественный деятель, они не могли найти общего языка. Не сбылись надежды и на дружескую помощь А.И.: Солженицын не показал рассказов Шаламова Твардовскому. Может быть, это был естественный для стратега и тактика ход: уж очень тяжкий груз надо было подымать – «Колымские рассказы». «Боливару не снести двоих!» Да и много бледнеет «Иван Денисович» рядом с «Колымскими рассказами».
Дальше - больше. Солженицына без всяких возражений принимают в Союз писателей. И, наконец, полное сумасшествие. Дело доходит до того, что 28 декабря 1963 года редакция журнала «Новый мир» и Центральный государственный архив литературы и искусства выдвинули «Один день Ивана Денисовича» на соискание Ленинской премии по литературе за 1964 год. Такого в СССР ещё никогда не бывало. Да, что в СССР, - мир еще не видел такого.
Обсуждение повести на заседаниях Комитета по премиям принимало форму жёстких споров. 14 апреля 1964 года при голосовании в Комитете по премиям возобладал здравый смысл. Ленинскую премию присудили более достойному писателю – Олесю Гончару за роман «Тронка».
Может, впоследствии, обида за этот провал сыграла роль в трансформации взглядов Александра Исаевича на проблему украинской бандеровщины. Ведь до определенного времени он ее привечал.
Так, автор книги «Украина – не Россия» Леонид Кучма цитирует пассаж из солженицынского «Архипелага»: «Мы давно не говорим – «украинские националисты» - мы говорим только «бандеровцы», и это слово стало у нас настолько ругательным, что никто и не думает разбираться по сути… (А «бандеровцы» и «петлюровцы», это все те же украинцы, которые не хотят чужой власти…).
Почему нас так раздражает украинский национализм, желание наших братьев говорить и детей воспитывать, и вывески писать на своей мове?... почему нас так раздражает их желание отделиться? Нам жалко одесских пляжей? Черкасских фруктов?»
Б. Ельцин и Л. Кучма подписывают «Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Российской Федерацией и Украиной», 31 мая 1997 г.
Не знаю, как Глебу Панфилову и его супруге, но мне жалко одесских пляжей!
Понравилась статья? Отправьте автору вознаграждение: