Эпоха Елизаветы I

Васильева С.

     Королева Англии Елизавета – одна из самых почитаемых и противоречивых фигур Соединенного Королевства.
     Елизавета I вне всяких сомнений доказала, что женщина может править Англией не хуже, чем любой мужчина. С одной стороны,  эпоху ее долгого правления, снискавшего монархине любовь и уважение народа, страна устояла перед многими бедами и успешно противостояла могущественной Испании. С другой стороны, многие исследователи отмечают, что своими политическими успехами Елизавета должна была быть обязана своим ближайшим советникам, а сама она была правителем слабым. Эти споры не утихают до сих пор.

 

 

 

 

     Елизавета, вошедшая в историю как Глориана (от gloria - слава) и Королева-девственница, была истинной дочерью своего колоритного отца Генриха VIII, всегда служившего ей примером. Она по-мужски твердо правила почти 45 лет, сочетая решительность с по-женски лукавой дипломатией, и помогла своему королевству устоять перед политическими врагами внутри страны и за ее пределами.
     Так называемая Елизаветинская эпоха - вторая половина XVII века - считается одним из самых интересных периодов в истории Англии. Расцвет изящных искусств и поэзии, музыки и театра, пьесы Уильяма Шекспира и Кристофера Марло, величайшие памятники англоязычной литературы, прекрасная, тонкая поэзия Эдмунда Спенсера и Филипа Сиднея, открытие новых земель вдали от Европы Фрэнсисом Дрейком, Уолтером Рэйли, Мэтью Фробишером, Хемфри Гилбертом и Ричардом Гренвиллом, которые передают короне захваченные в испанских колониях сокровища... Сама Елизавета никогда не была даже в соседней Франции, но поощряла подвиги своих мореходов так же рьяно, как и труды придворных поэтов и драматургов.

 

 

                                          Эпоха королевы Елизаветы I

 

 

     При Генрихе VIII в Англии началась Реформация. Причиной Реформации явилась заинтересованность английского дворянства в захвате церковных земель и стремление английской буржуазии сделать церковь простой и дешевой.
     Поводом к Реформации послужил отказ папы римского разрешить королю Генриху VIII развод с его первой женой Екатериной Арагонской, тетей германского императора Карла V. Развод короля в конце концов был оформлен парламентов без санкции римского папы, после этого Генрих VIII женился на Анне Болейн фрейлине бывшей королевы.
     В ответ на отказ папы Генрих VIII в 1534 году издал акт о супрематии (верховенстве), в силу которого король был объявлен главой английской церкви. В акте говорилось о неприкосновенности всех старых католических догматов и обрядов; менялся только глава церкви, место римского папы занял король; епископат сохранился и стал опорой абсолютизма. Новая английская церковь заняла среднее положение между католицизмом и протестантизмом. В 1536 и 1539 годах были закрыты монастыри и конфисковано монастырское имущество – здания, всякого рода украшения, золотые и серебряные ценности и, самое главное, обширные монастырские земли.

 

 

 

     Главная цель королевской Реформации заключалась в стремлении завладеть церковными землями, освободиться от опеки римской церкви и подчинить английскую церковь королевской власти. Но конфискованные земли недолго удержались в королевской казне, сразу же став объектом торговли и спекуляции; частично они были розданы королевским фаворитам. Секуляризация церковных земель имела огромные социальные последствия. На их приобретении разбогатели новые собственники, выходцы из среднего и мелкого дворянства, частью из среды буржуазии. Новые владельцы секуляризованных земель, стремясь повысить свои доходы, сгоняли крестьян с их наделов или повышали ренту до таких размеров, что держателям было не под силу ее платить, и они сами покидали свои участки.
     При Эдуарде VI англиканская церковь несколько приблизилась к протестантизму (признание догмата о предопределении), но уже с 1553 года, в правление Марии Тюдор, дочери Генриха VIII и Екатерины Арагонской, которая была женой испанского короля Филиппа II, в Англии началась католическая реакция. Опираясь на поддержку Испании, королева восстановила католицизм и начала жестоко преследовать протестантов. Однако Мария не решилась возвратить монастырям земли и другое имущество. После ее недолгого правления коронная перешла к ее младшей сестре – дочери Генриха VIII  и Анны Болейн Елизавете (1558-1603).

 

 

 

 

 

      Елизавета вступила на престол в 1558 году после смерти сестры. Она провела первую свою молодость нерадостно. Мать ее погибла на эшафоте, отец держал ее вдали, долго не признавая законной наследницей. В правление Марии она подвергалась опасности лишиться жизни, предстателем ее был Филипп. Но время это прошло для нее недаром. Она много училась и обладала умом, способным принять с пользой результаты науки. Сверх греческого и латинского она знала еврейский язык, а также много европейских языков; она принадлежала не только к ученым женщинам, но, можно сказать, к ученым мужам. Когда она вступила на престол, ясно было, что она не имела еще сформировавшегося отношения к политике внутри страны. Были причины, заставлявшие думать, что она готова была сделать католицизму некоторые уступки, если бы в ее дела не вмешался суровый и фанатический папа Павел IV, который принял явную сторону Марии Стюарт, объявив Елизавету незаконной дочерью и брак ее отца недействительным. Папа Павел IV, в миру  Джампьетро Карафа (1476-1559), римский папа с 1555. Кардинал с 1536. До избрания папой возглавлял верховный инквизиционный трибунал. С фанатической жестокостью преследовал инаковерующих, боролся с Реформацией (пытки, сожжение на костре при нём стали обычным явлением). По указанию Павла IV  в 1559 был впервые издан "Индекс запрещенных книг". Когда он умер, народ сбросил его статую в Тибр и сжёг тюрьму инквизиции. Этим неосмотрительным поступком папы определились религиозные отношения Елизаветы: она стала во главе партии Кранмера, партии умеренных протестантов. Томас Кранмер, английский реформатор, 1489—1556, с 1524 профессор богословия в Кембридже, 1530—31 был посылаем к папе по делу развода короля с супругой; в Германии познакомился с реформаторами, тайно женился на дочери пастора в Нюрнберге. По возвращении возведен в сан архиепископа Кентерберийского, посоветовал Генриху VIII отделиться от Рима; при этом короле и особенно при Эдуарде VI старался очень о введении реформации. По вступлении на престол Марии (1553) заключен в темницу, 31 марта 1556 сожжен на костре. При Елизавете акт, изданный при Марии, которым Англия возвращалась снова в лоно католической церкви, объявлен недействительным. Собранный в Лондоне собор из епископов подтвердил во всем волю королевы. Обрядные книги, введенные при Кранмере, снова получили свое употребление. В 1562 году был издан акт однообразия и единства веры, этот акт был направлен против католиков и диссидентов – протестантов, учение которых не согласовалось с общепринятым. В 1571 году был издан акт парламента (английский символ веры), провозглашавший Англию протестантской страной. В 36 статьях акта было высказано главное отличие англиканской церкви от католицизма и протестантизма. Приближаясь в догматическом учении к протестантизму, она внешней, обрядовой стороной примыкала к католицизму. В новый символ веры был включен кальвинистский догмат о предопределении. Против католиков были изданы суровые законы. Был совершенно воспрещен доступ в Англию иезуитам. Католики должны были уплачивать высокие дополнительные налоги. Переход из протестантизма в католицизм был приравнен к государственной измене.

 

 

                

 

 

 

     Длительное сорокапятилетнее царствование Елизаветы приходится на период особенного экономического оживления Англии. Образование многочисленных торговых компаний для торговли с другими странами, в том числе с Индией и Америкой, начало английской заморской колонизации, бурный рост английского торгового флота, развитие суконной мануфактуры, все большее распространение капиталистического фермерства – все эти явления составляют наиболее яркие черты так называемого века Елизаветы.
     Восстанавливая протестантизм, Елизавета шла навстречу интересам нового дворянства и буржуазии, прочно обеспечивая права собственников бывших монастырских земель.
     Как и при Генрихе VIII, парламент оказывал королеве всяческое содействие в ее борьбе с феодально-католическими группировками. Выставленная католиками претендентка на английскую корону шотландская королева Мария Стюарт (тоже происходившая по женской линии из династии Тюдоров) при поддержку агентов Елизаветы была изгнана из Шотландии. Бежав в Англию, Мария Стюарт попал в плен к Елизавете. После долголетнего тюремного заключения она была казнена в 1587 году.  Казнь Марии Стюарт явилась серьезным поражением католической реакции в Европе. Папа Сикст V особой буллой призвал католиков к войне с Англией.
     В деле Марии Стюарт большое участие принимали агенты испанского короля Филиппа II. Феодально-католическая реакция внутри страны и испанское вмешательство извне одинаково беспокоили правительство Елизаветы. Испания стала на долгое время национальным врагом Англии и по другой, еще более важной причине. По мере того как развивалась и крепла английская морская торговля, Испания все больше становилась для английских буржуазных кругов главной помехой для проникновения их в многочисленные испано-португальские колонии.

 

 

 

 

 

     Елизавета поддерживала нидерландскую революцию с целью ослабления Испании. Английские корабли с ведома и поощрения Елизаветы нападали без всякого объявления войны на испанские флотилии, шедшие из Америки в Испанию с драгоченными грузами, и грабили их. Два крупнейших адмирала Елизаветы – Дрэйк и Гаукинс – начали свою политическую карьеру в качестве пиратов. Чтобы покончить с английским пиратством и восстановить в Англии полностью испанское влияние, подобно временам Марии Кровавой (Марии Тюдор), Филипп II в 1588 году предпринял свой поход «Непобедимой Армады».
     В Англии война с Испанией получила значение борьбы за национальную самостоятельность страны. Были созданы сухопутная армия для отпора десанту и защиты Лондона и флот, насчитывавший около 200 боевых и транспортных кораблей. Большую часть этого флота составляли частные купеческие и пиратские суда, присланные различными городами Англии. В противоположность испанскому английский флот состоял из легких быстроходных кораблей и был лучше вооружен артиллерией. В соответствии с этим была принята такая тактика: избегать генерального морского сражения, но активно атаковать отдельные корабли и мелкие соединения на флангах и в тылу армады. Экипажи английский судов состояли из моряков, прошедших хорошую школу в торговом или рыболовном флоте и нередко участвовавших в пиратских налетах на испанские корабли. Хаукинс, Рэли и другие крупные пираты и мореходы того времени рпиняли участие в сражении с армадой. Англичанам помогал голландский флот.
     26 июля 1588 года армада вышла из Ла-Коруньи и через несколько дней достигла английских вод у Плимута. Отсюда она направилась к Дюнкерку. Это был момент, удобный для атаки со стороны английского флота. Морские сражения длились две недели, и в итоге армада не смогла дойти до Дюнкерка. Испанскому флоту не удалось соединиться с сухопутными войсками, он был оттеснен в Северное море, потеряв большое количество кораблей. Большие потери и деморализация моряков и солдат заставили командование армады начать отступление. Но сильный южный ветер не позволил совершить обратное плавание через Ла-Манш. Разразившаяся буря разбросала корабли армады у берегов Шотландии и довершила ее разгром. На западном побережье Ирландии было взято в плен более 5 тысяч выброшенных сюда бурей испанцев.
     С гибелью армады было подорвано морское могущество Испании. Господство на море стало переходить к Англии и Голландии, что открывало перед ними возможность осуществить большие колониальные захваты и ускорить посредством грабежа колоний процесс первоначального накопления и развитие капитализма. В 1596 году английские корабли разгромили испанский флот в гавани Кадиса.

 

 

 

 

 

 

 

     Успехи внутренней и внешней политики Елизаветы весьма подняли ее авторитет в глазах растущих буржуазных классов Англии. Парламент весьма щедро субсидировал ее правительство. Однако к концу царствования Елизаветы обнаружились некоторые признаки недовольства буржуазии режимом абсолютизма. Частично эта оппозиция выражалась в критических выступлениях членов парламента. В 1601 году парламент резко запротестовал против практиковавшейся королевой торговли патентами на монопольное производство разных промышленных товаров отдельными лицами или компаниями. Понадобилось вмешательство самой Елизаветы и обещание ее прекратить подобную практику, чтобы успокоить раздраженный парламент. Не был парламент доволен и церковной политикой королевы. Часть буржуазии и нового дворянства склонялась к углублению реформации англиканской церкви в духе кальвинизма. Но Елизавета не хотела порывать с епископальным англиканским строем, в котором епископы превращались в наиболее послушное орудие абсолютизма.
     Оппозиционные настроения зрели и вне парламента. Наиболее удобной формой, отражавшей недовольство выросших и окрепших буржуазных классов политикой абсолютизма, являлось новое религиозно-церковное направление, получившее название – пуританизм. Пуританами называли вначале сторонников англиканской церкви, но тех, которые наиболее ратовали за очищение ее культа от пережитков католицизма (само слово пуритане происходит от латинского слова purus – чистый). Впервые название пуритан появилось в 60-е году XVI века. В 70-80-е годы число их в Англии сильно увеличилось. Пуритане в это время уже и организационно начали порывать с господствующей англиканской церковью, выходя из нее и создавая свои особые церковные общины с выборными старшинами (пресвитерами) во главе. Пуританские церковные общины обеспечивали полную самостоятельность в церковных делах. Таким образом, английская буржуазия и английское новое дворянство начинали свое освобождение в религиозной области с тем, чтобы в дальнейшем перейти к борьбе против всего феодально-абсолютистского строя в целом. Уже в XVI века в английском пуританстве отчетливо выделились два направления: более правое – пресвитерианское, представленное наиболее крупной буржуазией и крупным дворянством, и более левое – индепендентское, находившее себе последователей главным образом в среде мелкой буржуазии, джентри и крестьянства. Правительство Елизаветы отнеслось крайне враждебно к пуританам. Пуритане, подобно католикам, подвергались преследованиям. Их, как и католиков, сажали в тюрьмы, изгоняли из страны, подвергали всевозможным штрафам. Но число пуритан продолжало возрастать, свидетельствуя все более о готовящемся разрыве буржуазных классов с абсолютизмом.

 

 

 

 

 

     В 1600 году была организована Ост-Индская компания – орудия колониальной английской политики в Индии. Акционерным компаниям покровительствовала королева, получавшая значительную долю прибыли, не говоря о займах и подарках. Снаряжались экспедиции для открытия и освоения новых земель. Одной из первых была экспедиция Фробишера. Мартин  Фробишер (около 1530 или 1540 - 1594), английский мореплаватель. В 1576—78, во время поисков северо-западного пути в Китай и Индию, открыл южное и юго-восточное побережье Баффиновой Земли (п-ов Мета-Инкогнита), проник в проливы, отделяющие её от материка и Гренландии (будущие Гудзонов и Дейвиса проливы), открыл "пролив" (оказавшийся заливом), название позже его именем. До и после арктических плаваний командовал пиратскими кораблями; в 1588 участвовал в сражении против "Непобедимой Армады". В последние годы царствования Елизаветы флот Ост-Индской компании побывал на «Островах пряностей» (Молуккских островах) и в индийском порту Сурат, положив начало торговле Англии с Индией, после того как в 1612 году английские корабли разбили португальскую эскадру близ Сурата, компания создала в этом городе свою постоянную торговую факторию.

 

 

 

 

 

 

     Елизавета была незаурядной правительницей, умело использующей весь предшествующий политический опыт Тюдоров. Она охраняла высокий престиж пэрства, оказывала феодальной знати всестороннюю поддержку за счет крупных выплат из казны, прощения долгов, земельных пожалований, раздачи должностей. Дальновидность королевы проявилась в том, что она стремилась сделать своей опорой и буржуазно-дворянские круги. Любимым ее символом был пеликан, по преданию кормящий птенцов мясом, вырванным из собственной груди. Пеликан олицетворял безграничную заботу королевы о ее нации.
     Елизавета довела до совершенства политику лавирования между дворянством и буржуазно-дворянским лагерем, традиционную для Тюдоров.
     Протекционистская политика Тюдоров способствовала прогрессу производства и торговли. Важную роль в развитии сукноделения сыграли статуты Генриха VII, запрещавшие вывоз шерсти и необработанного сукна из Англии. Навигационные акты обоих Генрихов поощряли мореплавание и торговлю английского купечества и привлекали на английский рынок иностранцев. Елизавета I активно насаждала новые ремесла – производство стекла, бумаги, хлопчатобумажных тканей и др. По ее инициативе были созданы крупные паевые товарищества, способствовавние качественному скачку в горнодобывающей промышленности и металлургии.
     К концу XVI – началу XVII веков короне все сложнее становилось осуществлять политику лавирования. Прогрессирующее материальное оскудение феодальной аристократии требовало расширения поддержки королевской власти. Однако в это время Елизавета I столкнулась с жестоким финансовым дефицитом. Расходы на ведение борьбы с Испанией, на помощь протестантам в Нидерландах и Франции, покорение Ирландии опустошили казну. Королева была вынуждена продавать коронные земли. Размеры ее пожалований и прямых выплат из казны дворянству сократились. Это вызвало недовольство феодальной аристократии, что вылилось в антиправительственный заговор в 1601 году во главе с графом Эссексом. 8 февраля 1601 года в Лондоне они вышли на улицу под знаменем с изображением герба графом Эссексов, рассчитывая вызвать в городе восстание. Но большинство лондонцев, справедливо ожидая от победы заговорщиков только возвращения мрачных времен феодальных распрей, не поддержали мятежников. Солдаты королевы легко разогнали выступивших мятежников, граф Эссекс и его сообщники были схвачены и посажены в Тауэр. Тем не менее Елизавета, опасаясь волнений среди лондонской бедноты, держала столицу на военном положении в течение двух недель. Неспокойно было и в соседнем с Лондоном графстве Медлсекс. В таких условиях Тайный совет поспешил вынести Эссексу смертный приговор, и в конце февраля он был казнен; были наказаны и другие участники мятежа. Одновременно с ростом претензий к королеве со стороны консервативного лагеря назрели изменения в отношениях короны с буржуазно-дворянскими кругами.  В последние годы своего правления Елизавета резко усилила нажим на парламент, требуя все новых и новых субсидией, сборов на военные нужды, принудительных займов. Она стала устанавливать дополнительные торговые пошлины и поборы с купеческих компаний. Особое недовольство населения вызвало в 90-е годы XVI века беспрецедентное увеличение количества частных монополий, которые распространились на большинство отраслей производства и торговлю почти всеми видами товаров. Государственное регулирование экономики, которое до 60-70-х годов стимулировало ее развитие, теперь превратилось в тормоз.

 

 

 

 

 

     В парламенте сформировалась оппозиция, которая начала оказывать активное сопротивление короне в социально-экономических и политических вопросах. В последних парламентах Елизаветы разгорелся острый конфликт между палатой общин и королевой из-за монополий. В 1601 году оппозиция одержала свой первый серьезный успех, добившись отмены некоторых из них.
     Нарушение баланса в социально-экономической политике короны, ее финансовой банкротство и конфликт между королевской властью и парламентом свидетельствовали о том, что уже в конце XVI – начале XVII веков английский абсолютизм вступил в пору своего кризиса.
     Елизавета держала блестящий двор. Роскошная свита сопровождала ее в лондонские или загородные дворцы - Гемптон корт, Гринвич, Ричмонд, Уайтхолл, Виндзор. Любимым дворцом королевы был Ричмонд. В Лондоне она никогда не останавливалась в Тауэре, ей помнились два месяца заточения в годы правления сестрицы Марии и, как свидетельствовали современники, мешали спать звуки, издаваемые обитателями королевского зверинца неподалеку. Каждое лето Елизавета отправлялась в "высочайшее путешествие" по Южной и Центральной Англии (на север она не выбиралась никогда). Королеву  сопровождало несколько сотен придворных и слуг. Кортеж останавливался у поместных дворян, что было для них сомнительной радостью: в пересчете на нынешние деньги один день пребывания королевы и ее челяди влетал в сто тысяч фунтов.

 

 

 

 

 

                                                                     Культура Англии при Елизавете

 

 

     Шестнадцатый век, бывший в истории Англии веком зарождения капитализма, был в то же время периодом блестящего расцвета ее культуры. Средоточием новых гуманистических идей в Англии был Оксфордский университет. Английские гуманисты Оксфордского кружка Гросин, Линакр и Джон Колет были восторженными поклонниками античной литературы, горячо пропагандировали в Англии изучение греческого языка, который, по мнению тогдашних гуманистов, был ключом к сокровищам античной культуры. Они оказали большое влияние на формирование гуманистических идей английской литературы. Особенно велико было идейное и нравственное влияние Джона Колета (1467-1519). Сын богатого купца и мэра Лондона, Колет изучал во Франции и Италии теологию, готовясь к деятельности проповедника. Он хорошо знал античную литературу, труды итальянских гуманистов. Подобно своим учителям, Колет пытался сочетать священное писание с учением Платона и неоплатоников. Колет был горячим защитников гуманистической системы воспитания; высказывался против телесных наказаний и схоластических методов обучения. В созданной им школе с гуманистической программой воспитания молодеешь овладевала латинским и греческим языками, приобщалась не только к христианской литературе, но также и к произведениям античных классиков. Благодаря Колету в Англии возникли светские, так называемые грамматические школы. Колет оказал огромное влияние на Томаса Мора.

 

 

 

 

     Томас Мор (1478-1535), канцлер Генриха VIII, был свидетелем всех тех ужасов, которые несла с собой эпоха первоначального накопления в Англии. Он видел народные бедствия, названные огораживаниями.
     В первой части своего романа-трактата «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии» Мор в резком свете изображал Англию XVI веке, критикуя политику огораживаний и кровавое законодательство. От лица вымышленного путешественника Рафаила Гитлодея Мор рассказывает о счастливой стране на далеком острове Утопия (по-гречески «несуществующее место»). В этой стране нет частной собственности. Все жители острова трудятся, занимаясь ремеслом, а поочередно и сельским хозяйством. Благодаря труду всех членов общества продукты производятся в таком большом количестве, что можно распределять их по потребностям каждого. Образование доступно всем членам общества, оно основано на соединении теоретического обучения с трудовым воспитанием. Обществом руководят избираемые на один год должностные лица. Не переизбирается лишь князь, чье звание и должность остаются пожизненными. Дела важные и значительные решаются на народном собрании всех утопийцев. Деньги не играют никакой роли в Утопии, и к ним отношение презрительное: из золота делают цепи для преступников.
     Организация ремесла представлялась Мору в семейной форме со включением посторонних, желавших заниматься этим ремеслом. В обществе Томаса Мора существует рабство, но рабами временно становились только осужденные за преступления. Рабы выполняли самую грязную и тяжелую работу. Рабочий день в Утопии длился шесть часов, после чего все утопийцы занимались науками. Гениальность произведения Мора в том, что он проводит принципы обязательного для всех труда и решает по-своему сложные проблемы уничтожения противоположности между городом и деревней, между физическим и умственным трудом.
     Конечно, Томас Мор создал свою «Утопию» еще до того, как Елизавета взошла на престол, но идеи, высказанные в его произведении, оказали существенное влияние на мыслителей и литераторов ее времени. Томас Мор был крупным государственным деятелем: при Генрихе VIII он был лордом-канцлером, первым лицом в государстве после короля. Но Мор выступил против английской Реформации. По требованию короля он был осужден и казнен в 1535 году. На этом основании в клерикальной историографии Томас Мор рассматривается как мученик за католическую веру, против которой так рьяно выступала Елизавета. На самом деле Мор являлялся сторонником веротерпимости. В его «Утопии» каждый может верить во что хочет и никакие религиозные взгляды не осуждаются.

 

 

 

 

 

 

     Время правления Елизаветы – время расцвета гуманистического театрального искусства, которое наиболее ярко воплотило в себе общественный подъем эпохи Возрождения. Величайшим представителем английского Возрождения был Уильям Шекспир (1564-1616).
     В произведениях Шекспира получили яркое выражение гуманистические идеи английского Возрождения. В своих комедиях «Венецианский купец», «Много шума из ничего», «Сон в летнюю ночь» и других он ярко выразил чувство утверждения радости жизни, любви, борьбы с судьбой. Все его творчество проникнуто уважением к человеку независимо от его происхождения. В своих комедиях Шекспир изобразил мысли, чувства и переживания людей, освободившихся от религиозного, мистического мировоззрения средневековья.
     В трагедиях «Гамлет», «Король Лир», «Отелло», «Кориолан» и других Шекспир, исходя из сложной и противоречивой обстановки в Англии того времени, показал столкновение гуманистических идеалов человека с этикой и моралью грядущего капиталистического общества: эгоизмом, жаждой обогащения, силой денег, предпочтение личных интересов общественным, ханжеством и лицемерием.
В своих исторических пьесах «Генрих VI», «Ричард III», «Король Джон», «Генрих V» Шекспир показывает прошлое Англии и глубоко анализирует политическую борьбу того времени, ее движущие силы. Шекспир – убежденный сторонник твердой королевской власти, абсолютизма. Шекспир – решительный враг феодальной анархии, узкой олигархической политики феодально-аристократической верхушки.

 

 

 

 

     Наиболее ярко особенности английского Возрождения проявились в сценическом искусстве. В XVI веке театр в Англии был местом, где собирались представители всего населения. Его посещали аристократы и джентльмены, купцы и чиновники. В театр заходили крестьяне, приезжавшие в город на рынок, ремесленники, матросы и портовые рабочие. Все зрители обычно бурно реагировали на пьесу, игру актеров, отдельные реплики. Спектакль шел то под одобрительные возгласы публики, то под крики возмущения, то в глубоком молчании.
     Во второй половине XVI века в Лондоне появился целый ряд театров, как публичных, так и частных. Большой популярностью пользовался театр «Глобус», где Шекспир был драматургом и пайщиком. Он находился на окраине Лондона, около Темзы, и представлял собой огромный сарай без крыши, где могло помещаться до 2000 зрителей. Представления шли только днем, так как искусственного освещения не было. В партере находились самые дешевые места, вокруг партера были крытые ложи в 2-3 яруса для состоятельной публики. Знаменитая шекспировская сцена представляла собой помост, поднятый над уровнем партера, занавеса не было, бутафория была примитивной.
     В репертуаре театра было обилие постановок из истории Англии, особенно средневековой (драмы Кристофера Марло), а также драмы или трагедия, в которых зрители видели конфликты, взятые из окружающей жизни.
     Среди поэтов-драматургов младшего поколения выделялся Бен Джонсон (1573-1637). Бен Джонсон, автор многих комедий, в противоположность Шекспиру, более резко отразил в своем творчестве антифеодальные и антиабсолютистские настроения нараставшей буржуазной оппозиции конца XVI начала XVII веков. Его изображение праздного придворного общества, разоряющихся дворян-кутил, взяточничества, произвола королевских судей и чиновников носит яркий политико-сатирический характер и является непосредственной подготовкой публицистики эпохи английской буржуазной революции середины XVII века.
     Конец эпохи Возрождения ознаменовался выступлением крупнейшего английского философа Френсиса Бэкона.
     Но не все роды и виды искусства одинаково расцветали. В архитектура главенствовал так называемый стиль Тюдоров, который представлял собой не более чем первый шаг к освобождению от средневековой готики. Ее элементы сохраняются вплоть до крупнейшего зодчего – Айниго Джонса (1573-1651). Лучшее произведение Айниго Джонса – проект королевского дворца Уайтхолл, осуществленный лишь незначительно (павильон Банкетинг хауз), соединяет стиль высокого Ренессанса с архитектурными формами, имеющими свои национальные корни в Англии.

 

 

 

 

 

     Что касается живописи, то при Елизавете в Англии работало значительное число живописцев так называемого второго дивизиона, по большей части фламандцев. Для создания королевских портретов были разработаны соответствующие строгие правила и ограничения. Портреты королевы должны были писаться только с образцов, которые делались только мастерами по выбору самой Елизаветы. Существовал строгий канон написания придворных портретов, который затем распространился на весь аристократический портрет. Композиция таких портретов была статична, на лицах отсутствовали эмоции, они были как будто безжизненны, пристальное внимание уделялось только деталям костюма.
     Портретная миниатюра была в этом отношении более свободна для проявления творческой фантазии. Искусство портретной миниатюры процветало в Англии. Ведущими английскими миниатюристами были Хиллиард и Оливер.
     Хиллиард создавал сложные миниатюры, на которых изображались фигуры в полный рост. Оливер работал в той же технике, что и Хиллиард, но его миниатюрам была присуща большая пластичность. Он использовал светотени, экспериментировал с ультрамариновым фоном.
     В английской музыке ведущими являлись камерные произведения – мадригалы, а также церковные хоры.

 

 

 

                                                 Личность Елизаветы

 

 

     Елизавета вошла в историю под именем «королевы-девственницы». Ее упорное нежелание выходить замуж – это одна из загадок ее царствования. Прежде всего это было основано на том, что у королевы не было детей. Одни из исследователей считали, что королева страдала бесплодием. В своих выводах они основывались на том, что сводная сестра Елизаветы Мария Тюдор также страдала бесплодием, а сама Елизавета была уверена, что в их роду есть некая наследственная болезнь. Однако, свидетельства современников, основанные на показаниях самых разных лиц, близких к королеве – медиков, прачек, служанок, говорят о том, что королева была способна к деторождению. Однако, при этом единственный факт, который был известен – это то, что Елизавета никогда не страдала нарушением цикла. Совершенно очевидно, что этот факт не говорит о том, что Елизавета могла иметь детей. В Европе в начале ХХ века была распространена радикальная версия, что Елизавета была королевой-девственницей в буквальном смысле, т.е. некоторые физиологические особенности ее организма не позволяли ей вступать в близкие отношения. Эта версия также не нашла никакого подтверждения, также не было известно, в чем заключались эти «физиологические особенности». Эта версия основывалась помимо всего прочего на знаменитом письме Марии Стюарт к Елизавете, в котором Мария Стюарт называет ее не такой как все женщины, неспособной к браку. 
     Однако, приведенные выше точки зрения на безбрачие королевы страдают излишним романтизмом. Быть может, объяснение гораздо проще и убедительнее: ее нежелание выйти замуж — ни что иное, как продуманный политический ход. Елизавета любила повторять, что она «замужем за Англией»; на самом деле так называемые «брачные игры» при дворе превратились стараниями королевы чуть ли не в основное ее оружие. Сватовство иностранных принцев держало в постоянном напряжении противоборствующие страны, ибо замужество Елизаветы (если бы оно состоялось) способно было нарушить политическое равновесие в Европе и создать совершенно иной расклад сил. Королева этим пользовалась. Не собираясь выходить замуж, она, тем не менее, чуть ли не постоянно находилась в состоянии «обручения» с тем или иным претендентом: так, например, сватовство французского герцога Алансонского длилось не много, не мало — 10 лет (с 1572 по 1582 год!); в зависимости от политической ситуации во Франции и Испании Елизавета то приближала, то отдаляла претендента, заставив Екатерину Медичи (регентшу во Франции) и Филиппа II (короля испанского) изрядно поволноваться, ибо возможный брак английской королевы и французского принца изрядно подорвал бы возможность мирного сосуществования между Валуа и Габсбургами.
     Не выходить замуж было выгодно и с другой точки зрения. Королева-девственница имела неограниченную возможность очаровывать личным обаянием своих советников и придворных. Мужчины, влюбленные в нее, делались покорнее и превращались в более надежных помощников. Впрочем, на сей счет Елизавета особо не обольщалась: любя лесть, она, тем не менее, знала всему истинную цену; одной «влюбленности» здесь было недостаточно, и в сердцах придворных так же, как у и иностранных принцев, жила надежда на брак с сиятельной повелительницей. В разные годы эту надежду лелеяли такие знатные английские вельможи, как Пикеринг, Арундел; Лестер. Всячески распаляя желания в умах и сердцах мужчин, Елизавета ни разу не думала о браке серьезно. Слишком близко сталкиваясь с чудовищным, неразмышляющим мужским самолюбием и тщеславием, она не могла не презирать мужчин. В своем раболепии перед ней они доходили до абсурда (так, например, один провинциальный дворянин, некто Каргли, добровольно согласился на роль шута при дворе) — но только в том случае, если надеялись на милости с ее стороны. Стоило ей чуть ослабить вожжи — и мужчины мгновенно забывали о своей неземной любви (ее фаворит, граф Роберт Лестер, когда Елизавета тяжело заболела оспой, с нетерпением ждал ее смерти в сопровождении нескольких тысяч вооруженных приспешников, надеясь захватить власть). Чтобы добиться своей цели, окружающие ее мужчины не считались ни с чем: у них не было ни твердых политических убеждений, ни моральных принципов. Тот же Лестер в самом начале 1560-х гг., когда его надежды заполучить Елизавету в жены начали стремительно таять, заключил за монаршей спиной неблаговидную сделку с Филиппом II: если последний поддержит его брак с королевой, Лестер берет обязательство отстаивать испанские интересы в Англии и править страной в соответствии именно с этими интересами. Это попахивало государственной изменой; разумеется, королеве стали известны его дерзкие планы, и Лестер не был наказан лишь потому, что в нем еще нуждались. Однако после этого инцидента он мог забыть о возможности брака с Елизаветой. Она больше не доверяла ему, впрочем, его самолюбие так и не позволило ему признать эту очевидность.

 

 

 

 

 

     Единственным мужчиной при дворе, который пользовался настоящим и неизменным уважением королевы, был Уильям Сесил. Имея прекрасную крепкую семью, он никогда не ухаживал за Елизаветой и не старался понравиться ей как мужчина. Он был достаточно смел, чтобы не соглашаться с ней, и достаточно умен, чтобы делать вид, что соглашается. Его твердые политические убеждения позволяли держаться постоянной четкой позиции. Он был надежен и предан. Он был богат, рачителен и честен, и все попытки врагов королевы подкупить его деньгами бесславно проваливались. Кто знает, быть может, королева совершенно искренне считала, что только этот человек мог бы стать ей достойным мужем. Впрочем, и тут необходимо сделать оговорку: несмотря на свою искреннюю симпатию к Сесилу, платила ему Елизавета унизительно мало. Он жаловался в письмах к друзьям, что государственного пособия ему едва хватает на содержание конюшен, и он вынужден проживать свои родовые поместья и залезать в долги. За 20 лет службы Елизавете он не получил того, что получил за четыре года от короля Эдуарда (щедрость, увы, не входила в список добродетелей королевы).
     Безмужие королевы отвечало и главной ее цели: сохранению собственной жизни, ибо вопреки национальным интересам, Елизавете вовсе не нужен был наследник. Отсутствие названного приемника не позволяло интриговать в пользу конкретного человека и не создавало прецедентов для заговоров против Елизаветы. Отсутствие наследника было ее личной гарантией, патентом на власть. Но это было также и неразрешимой проблемой для государства. Королева часто болела, иной раз настолько тяжело, что ее подданных охватывало состояние, близкое к панике. Одновременно с этим обстановка в государстве начинала сильно смахивать на предвоенную: многочисленные фракции и партии намеревались крепко схватиться за власть.
     Надо сказать, что минусы положения «королевы-девственницы» едва ли не перевешивали плюсы. Личная заинтересованность приближенных в особой благосклонности королевы создавала при дворе нездоровую, нервную атмосферу постоянного соперничества, всеобщей ненависти и чудовищных склок. Все интриговали и подсиживали друг друга. Благодаря тому, что с каждым мужчиной у королевы были «личные отношения», фракционные конфликты, стычки и вражда при дворе не прекращались ни на день, что, разумеется крайне дестабилизировало общую политическую обстановку в государстве. Эмоциональный уровень общения монарха и подчиненных приводил к тому, что при дворе постоянно вспыхивали мелкие и крупные заговоры, что, конечно, подрывало личную безопасность королевы. Однако она была заложницей собственного (и абсолютного) недоверия к мужчинам, что не позволяло ей остановить свой выбор на одном из них и тем самым положить конец опасным интригам. Она предпочитала иметь лучше строптивых влюбленных подданных, чем строптивых не влюбленных.
     Едва ли не самый существенный недостаток ее декларированного девства состоял в отсутствии понимания со стороны народа. В самом деле, вычурные и надуманные идеалы, которые избрала для себя Елизавета-женщина, подошли бы католической монашке, но уж никак не первой невесте Англии. В глазах простых людей королева была не только королевой, правительницей, но и женщиной, причем женщиной, абсолютно непостижимой с точки зрения здравого смысла: отказывающейся выходить замуж и рожать детей. Народ по своему разумению пытался разгадать эту загадку: о Елизавете ходило множество самых разных, зачастую нелицеприятных слухов. Ее безмужие объяснялось двояко: она либо «распутница», либо с ней «что-то не в порядке». Первая версия в особенности подрывала авторитет королевы у простых людей и порождала активное неуважение и нездоровые фантазии: королеве приписывалось неуемное сластолюбие и множество незаконнорожденных детей. Второе утверждение тоже было весьма нелестным для престижа короны: самые фантастические слухи о физическом уродстве Елизаветы берут истоки именно оттуда. Наконец, само понятие «Virgin Queen» заводило иные горячие головы слишком уж в запредельные дебри: в 1587 году к изумленному Сесилу был доставлен выловленный тайными агентами прямо на лондонских улицах некто Эммануэль Плантагенет — «сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия».
     Елизавета вполне отдавала себе отчет, что ее положение королевы-девственницы приносит Англии слишком много проблем, самой очевидной из которых была абсолютно неразрешимая проблема наследника. Однако она не делала ровным счетом ничего, чтобы изменить положение вещей.
     Вопреки утвердившимся мнениям, Елизавета не была мудрым и сильным государственным деятелем, проводившим разумную политическую линию согласно интересам своей страны. Скорее, она была крайне непоследовательным и нерешительным монархом, стремящимся выжить. У нее не существовало хоть сколько-нибудь стройной концепции государственной власти, в соответствии с которой она могла бы отстраивать свое правление. Принимая то или иное решение, она отказывалась руководствоваться не только национальными интересами, но иногда и здравым смыслом, ибо, будучи королевой, всегда оставалась крайне неуравновешенной истеричной женщиной с многочисленными личными причудами. Ее многолетнее царствование продержалось во многом благодаря мужеству, упорству и талантам государственного секретаря Уильяма Сесила; королева, пользуясь правом «ultimo ratio Regis», скорее мешала, чем помогала Сесилу проводить четкую осмысленную политику, вытекающую из национальных интересов Англии. Как только Сесила не стало, мгновенно вся видимая мощь Елизаветинской державы рассыпалась, как карточный домик: оказалось, что ни одна проблема в государстве не решена окончательно.
     Все свое царствование Елизавета в общем-то и не пыталась решать никаких проблем: она предпочитала пережидать их, потому что никогда не заботилась о том, что, собственно, произойдет с Англией после ее смерти. Англия интересовала ее гораздо меньше, чем собственное благополучие: Елизавета была обыкновенной эгоисткой, пусть и облаченной властью.

 

 

                                      Королева фей

 

 

     Елизавете посвящали свои произведения многие художники и поэты того времени. Одним из самых известных посвящений королеве считается произведение Эдмунда Спенсера «Королева фей» (в русском переводе «Королева духов»).
Эдмунд Спенсер родился  в Лондоне, в дворянской семье, получил образование в Кембридже. В 1569 году Спенсер выпустил свои первые, юношеские произведения - переводы из Петрарки и Дюбеллэ. В 1579 году окончил курс университета,. Спенсер получил с течением времени доступ ко двору, где начал пользоваться покровительством королевы Елизаветы, но никак не мог сделаться настоящим придворным. Спенсер продолжал писать стихи и поэму,  приобрел постепенно широкую популярность своими произведениями, при всем том постоянно нуждался и тщетно старался занять более прочное место в административном мире, улучшить свое материальное положение. Только к концу жизни получил от королевы пенсию в 50 фунтов стерлингов за свою поэму "Королева фей"; последние годы провел, главным образом, в своем живописном ирландском поместье Килькольмане, которое было ему подарено лордом Греем, вице-королем Ирландии, и которое он принужден был покинуть после возмущения крестьян, сжегших его дом, завладевших его поместьем и убивших его ребенка; умер через три месяца после этого в Лондоне, почти бедняком, и похоронен в Вестминстерском аббатстве. Современники высоко ценили поэзию Спенсера, называя его князем поэтом, высоко отзывался о Спенсере Джон Мильтон, а также Джон Драйден. Спенсер оказал влияние на поэзию английского романтизма, ему подражали Роберт Бернс и Джеймс Томсон. Чарльз Лэм называл его поэтом поэтов. Его творчество оказало влияние на творчество Перси Биши Шелли, Джона Китса и Джорджа Гордона Байрона.

 

 

 

 

 

 

     «Королева фей» считается лучшим произведением Эдмунда Спенсера. В этой поэме Спенсер обнаружил богатую фантазию, изящное поэтическое миросозерцание, понимание природы, умение писать красивым, звучным и колоритным языком. Он очень искусно воспользовался старыми преданиями о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, английской народной мифологией, а также мифологическими образами древнего мира; у него выступают Диана, Венера, Купидон, Морфей, нимфы, сатиры, великаны, карлики, колдуны, феи, эльфы. Рыцарские идеалы и традиции, в то время уже отошедшие в область предания, но еще не забытые литературой, несомненно, пользовались симпатиями Спенсера; старое рыцарство, со всем, что в нем было благородного, возвышенного, поэтического или утонченного, оживает в его поэме. Несколько расхолаживает современного читателя аллегорический характер, приданный "Королеве фей", где выступают олицетворения добродетелей - умеренности, целомудрия, справедливости, - и пороков, где под борьбой главного героя с враждебными ему силами разумеется борьба Англии с интригами католицизма.
     Спенсер написал только 6 книг из предполагаемых 12. Каждая из написанных книг посвящена той или иной рыцарской добродетели. Так первая книга поэмы заключает в себе легенду о Рыцаре Алого Креста или о Святости; во второй книге описывается легенда о сэре Гюйоне или об Умеренности; третья книга - легенда о Бритомарте или о Целомудрии; четвёртая книга - легенда о Кэмбеле и Теламонде или о Дружбе; пятая книга - легенда об Артегэле или о Справедливости; шестая книга - легенда о сэре Калидоре или о Вежестве. На первый взгляд, может показаться, что построение поэмы абстрактно, схематично и мало чем отличается от заурядных средневековых аллегорий. Но стоит погрузиться в поэму, и такое предубеждение немедленно рассеется. Аллегория усугубляется чарующей пестротой, загадочной многосмысленностью. Аллегория не указывает ни на что внешнее, будучи аллегорией аллегории, что в свою очередь образует аллегорию и так далее без конца. Трудно себе представить, как могло бы закончиться подобное произведение, не производимое, а производящее самого себя как бы при невольном участии автора. Автор - строитель и одновременно пленник лабиринта, из которого читатель не может найти выхода, вынужденный объяснять подобную чарующую безысходность смертью автора, хотя автор, быть может, не умер, а только слишком углубился в свой лабиринт, как предок Лермонтова Томас Лирмонт ушёл в страну фей вслед за белым оленем. Кстати, поэму Спенсера можно назвать в переводе и "Королева фей", но fairys по-английски обоего пола, это именно духи.
     Особенности  своей  поэмы  Спенсер  счел  нужным  объяснить  в   особом вступлении. Это - знаменитое его письмо к сэру Вальтеру Ролею,  нечто  вроде письма Данте Алигиери к Кану Гранде  делла  Скала  по  поводу  "Божественной Комедии".  Спенсер  говорит  об  аллегорическом  характере  своей  поэмы   и объясняет ее композиционную разбросанность. Письмо предпослано  первым  трем книгам  поэмы,  каждая  из  которых   как   бы   совершенно   самостоятельно рассказывает о судьбе трех разных героев. Спенсер  поясняет,  что  различные сюжетные линии будут сведены воедино лишь в двенадцатой книге поэмы.  Только там будет рассказано, почему героем первой песни  является  рыцарь  Красного Креста,  героем  второй  -  сэр  Гюйон,  героиней  третьей   -   воительница Бритомартис. Именно в двенадцатой книге должен  был  найти  изображение  тот праздник в королевстве фей, который  длится  двенадцать  дней  и  в  котором каждый  день  должен  быть  ознаменован   началом   какого-нибудь   славного рыцарского  приключения.  В  том,  что  Спенсер  не  захотел   начать   свое произведение рассказов о событии, которое естественно открывает собою  серию приключений   его   героев,   сказалась   аристократическая    изысканность, свойственная его искусству.  Быть  может,  поэт  подражал  в  этом  Ариосто, который тоже избегал простого логического хода рассказа.
     Английская действительность отразилась  в  поэме  Спенсера лишь очень односторонне. Кажется, что Спенсер любит не  столько  современную ему Англию, сколько Англию  далекого  прошлого,  Англию  рыцарской  старины, Англию его любимца Чосера и, быть может, еще более далекую.  В  ренессансной Англии Спенсер видит только одну сторону. Он словно не  может  выпустить  из круга своего воображения всю ту праздничную пышность,  которую  ренессансная культура вызвала в Англии, начиная от Генриха VIII: придворные представления балы, феерии и "маски", фантастические приемы в честь короля или королевы, устраиваемые большими вельможами в своих замках, всенародные празднества, на которые тратились без счета огромные денежные суммы и  казною,  и  любимцами царствующих особ. Вот эта внешняя декоративная сторона ренессансной культурывладела воображением Спенсера.
     В те годы, когда Спенсер работал над первыми  книгами  "Королевы  фей", Марло писал свой драмы. В год напечатания первых трех  книг  поэмы  Спенсера поставил свою первую пьесу Шекспир. Но зритель, которому показывали творения своего гения Марло и Шекспир, был  непохож  на  того  читателя,  к  которому обращался Спенсер: Марло и Шекспир писали  для  народа,  Спенсер  писал  для избранных аристократических читателей.
     Спенсер - гуманист, но он не стремится к борьбе  и  не  ищет  у  народа
отклика своим идеалам.  Его  гуманистический  идеал  человека,  гармонически развитого, сочетающего в себе чистоту, бескорыстие и умеренность с рыцарскою доблестью, красотой  и  мужеством,  прекрасен,  но  абстрактно-бесплотен;  и проблемная сторона его поэмы отступает перед игрой его фантазии.
     Поэтический культ красоты полновластно царит в его творчестве, свободно изливаясь в звучных  строфах.  В  этом  отношении  Спенсер  почти  не  имеет соперников среди английских поэтов.
     В своем произведении Спенсер переосмысливает легенду о короле Артуре.
     Ко времени правления Елизаветы легенда о короле Артуре прошла большой путь развития и была очень популярна не только на Британских островах, но и на континенте. Формирование центрального образа этой легенды включает в себя несколько этапов: ранний псевдоисторический; этап, когда Артур представал как великий герой рыцарских романов; этап, когда началась деградация образа, и этап, когда Т. Мэлори был создан роман "Смерть Артура", который лег в основу "Артурианы" последующих эпох. Для того чтобы разобраться в том, какую роль артуровский миф играл в культуре елизаветинской Англии, необходимо кратко напомнить об этих этапах.
     Подлинным отцом легенды о короле Артуре следует, однако, считать, Гальфрида Монмутского (XII в.), написавшего по-латыни «Историю бриттов». Гальфрид создал историю 99 британских королей, начиная с легендарного Брута. Примерно пятая часть его труда посвящена Артуру. Здесь он изображен уже не только как воин, но и как король, окруженный верными рыцарями, типично средневековый монарх, покоривший многие народы, потомок императора Константина. Гальфрид, с «Истории» которого начинается героико-романный этап в развитии образа короля Артура, описывает его двор как средоточие рыцарской культуры и цивилизации.
     Как и многие его современники. Спенсер не обходит вниманием претензии Тюдоров как наследников досаксонской королевской династии. В 10-й песни II книги, передавая содержание двух томов, прочитанных принцем Артуром и рыцарем Гийоном во время их пребывания в замке дамы Альмы, и в 3-й песни III книги  поэмы он пересказывает сведения, почерпнутые им из «Истории бриттов» Гальфрида и ее продолжений, написанных такими елизаветинскими хронистами, как Хардинг, Графтон, Шоу и Холиншед. Направленность этих отрывков - апологетическая по отношению к Тюдорам и их правам на трон - выражает дух времени.
      Любопытно, как переосмысливает Спенсер образ самого Артура. В предисловии к «Королеве фей», адресованном У. Рэли, поэт объяснял, почему он обратился не к биографии своего патрона, а к артуровскому материалу: «Я выбрал историю короля Артура как наиболее подходящую вследствие великолепия его личности, прославленной более ранними трудами многих мужей, а также вследствие того, что она наиболее удалена от зависти и подозрительности нашего времени». Артур Спенсера – это не правитель, а воплощение всевозможных добродетелей.
     Спенсер не случайно делает своим героем не Артура-короля, а Артура-принца. Это позволяет поэту отвести ему подчиненное положение как в сюжете, так и в системе персонажей. «Королева фей» принадлежит к жанру видения. Юный Артур видит во сне чудесное королевство фей, где правит царственная Глориана, и отправляется на его поиски. Само видение Артура в поэме не изображено, о нем рассказывается в авторском предисловии.
     На протяжении всего повествования принц Артур выполняет одну и ту же роль. Когда герой того или иного эпизода, из которых, совершенно в духе рыцарских романов, состоит поэма, в ходе своих странствий попадает в безвыходное положение, Артур приходит к нему на помощь и спасает его. Так, в VIII песни I книги принц выручает из беды Рыцаря Красного Креста, который томится в плену у великана Оргоглио и ведьмы Дуэссы. А в песни VIII книги II спасает Гийона из рук разбойников, совершая позднее аналогичный подвиг и по отношению к Тимиасу. Подвиги Артура стандартны для рыцарской литературы, он побеждает великанов и разбойников, спасает прекрасных дам, отвоевывает для них замки и помогает воссоединиться с возлюбленными.
     Таким образом, на событийном уровне Артура нельзя назвать протагонистом поэмы: он, как правило, выполняет функции своего рода "бога из машины", восстанавливая попранную справедливость. Поскольку его образ лишен национального и политического пафоса, Артура вряд ли можно считать и главным героем идейного пласта произведения.
     Поэма, созданная во славу королевы Елизаветы, воспевает именно ее и ее царствование. Достаточно сказать, что само имя короля Артура возникает только в конце I книги, в то время как с Глорианой, той самой великой королевой страны фей, читатель встречается уже в третьей строфе. По утверждению Спенсера, Глориана есть воплощение Славы вообще.
     «Королева фей» содержит множество намеков на елизаветинскую эпоху и прямых упоминаний современных автору событий. Так, история Тимиаса и Бельфебы в VII и VIII песнях IV книги основана на одном из эпизодов во взаимоотношениях Елизаветы и ее фаворита У. Рэли. Разгневанная тайной женитьбой своего приближенного, королева изгнала его из придворного общества и заточила в Тауэр, однако затем была вынуждена простить. Обилие аллегоризированного исторического материала можно обнаружить в V книге: это и суд над Марией Стюарт (песнь IX), и проблема испанского владычества над Нидерландами (песни X-XI), и «еретичество» Генриха Наваррского (песнь XII). В XI песни IV книги Спенсер советует англичанам прислушаться к голосу У. Рэли, который постоянно призывал их колонизовать южную Африку.
      Можно предположить, что артуровская легенда привлекала елизаветинцев и содержащейся в ней мифологемой расцвета перед закатом, победы перед неминуемым поражением. Предощущение трагического будущего, как показывает, например, раннее, наиболее оптимистическое, творчество Шекспира, не было чуждо людям елизаветинского века - периода блестящего взлета английской ренессансной культуры, за которым последовали времена, для нее далеко не столь благоприятные.
     Королева Елизавета в поэме Спенсера выведена в нескольких образах: Глорианы (королевы фей):
Он странствовал по воле Глорианы,
Он Королеву Духов звал своей;
Он в дальние наведывался страны,
А сам в душе стремился только к ней,
И взгляд её был для него ценней
Всех благ земных; и что ему препона,
Преодолеть которую трудней,
Чем пасть в бою без трепета и стона;
Он был готов сразить свирепого дракона.
(Книга I. Песнь I)

     Бельбефы:

На битву дама издали смотрела;
Приблизившись, она произнесла:
"Сражались вы, достойный рыцарь, смело;
Вам по плечу великие дела,
И будет вам сопутствовать хвала,
Как тем, кто под звездой рождён счастливой;
Вы дали первый бой исчадью зла.
И победили в битве справедливой;
Желаю вам дружить с победой горделивой"
(Книга I. Песнь I)

 

     Бритомартис:

 

Так выросла прелестная девица
Всех совершенств любезный образец;
Достойному сулила чаровница
Любви недосягаемый венец;
Двор духов посетила, наконец;
Для дам звездою стала путеводной
И множество чувствительных сердец
Затронула красою благородной,
И доблесть жаждала награды превосходной.
(Книга III. Песня VII)

 

     Граф Лейстер (Роберт Дадли) в поэме предстает в образе короля Артура:

 

Артура дева призвала.
Повержен великан,
Дуэсса же посрамлена;
Разоблачён обман.
О горе! Сколько обстоятельств тесных
В погибельные гонят нас врата
И праведник без помощи небесных
Сил пал бы, но спасает правота
И с ней любовь, пока она чиста;
Был приведён к плачевному итогу
Гордыней Рыцарь Алого Креста,
Но вот любовь пускается в дорогу
И Принца славного приводит на подмогу
(Книга I. Песнь VIII)

 

     Мария Стюарт – колдуньи колдуньи Дуэссы:

 

Дуэсса же, глазам своим не веря,
Узрела в предстоящем грозный знак;
Она в сердцах науськивала зверя,
И свирепел неукротимый враг;
Зверь возомнил, что перед ним слабак;
Но дьявольской противился гордыне
Отнюдь не самый худший из рубак;
О доблестном он пёкся господине
И был в бою подобен истинной твердыне.
(Книга I. Песнь VIII)

 

     Среди других персонажей можно отметить следущих: Филипп Испанский – Герионео, герцог Анжуйский – Брагадоккио, сэр Вальтер Ролей – Тимиас, лорд Грей – Артегал, адмирал Говард – Маринель, Елизавета выводится также в образе Марсиллы.
     Спенсероведы единодушно отмечают, что поэт вдохновлялся поэмой Ариосто «Неистовый Роланд». Однако, не уступая своему предшественнику по живости образов, Спенсер явно превосходит его серьезностью намерений.
Поэт с удовольствием описывает и «лес, Где все еще звучали птичьи хоры, Бросая вызов бешенству небес», и змееженщину, «чье существо — разврат»:

 

Лежала на земле средь комьев грязных,
Чудовищный вытягивая хвост,
Клубившийся в извивах безобразных;
Вокруг нее кишмя кишел подрост:
Змееныши; они, как на помост,
На тулово влезали, где угодье —
Для них сосцы, отравно-сладкий грозд…

 

     Хотя поэма и не окончена, можно представить, каким должен быть финал: король Артур странствует со своими рыцарями в поисках королевы Глорианы, некогда явившейся ему во сне, — находит ее и вступает с нею в брак. Сюжет, безусловно, «идейно крепкий», поскольку — как было очевидно для современников — подразумевается священный союз девственной королевы Елизаветы и Британии; преемственность традиции. Каждая положительная героиня поэмы — не только воплощение очередной добродетели, но — конкретнее — добродетели именно королевы английской.
     Многие фантасты использовали образ Глорианы-Елизаветы . Едва ли не самый известный роман Майкла Муркока  так и называется — «Глориана» (1978): в нем поэма Спенсера скрещена с «Горменгастом» Мервина Пика. Задолго до него куда более значительный английский писатель перенес королеву Елизавету в мир фей: в цикле Редьярда Киплинга «Награды и феи» (1910) древний и мудрый дух Пак знакомит современных детей с людьми, обитавшими в Англии с древнейших времен — и вот является дама, «закутанная в плащ, скрывавший все, кроме туфель на высоких красных каблуках. Лицо ее было полуприкрыто черной шелковой бахромчатой маской». Дама рассказывает о той, кого нынешние школьники непочтительно зовут «королевой Бесс», о ее мудрости, жестокости, сожалениях и Империи. Рассказывает в третьем лице, но читатель понимает, кто перед ним. Кто называет себя Глорианой.
     Спенсера, конечно, не растащили на мелкие кусочки, как Шекспира, — но тот же Шекспир воспользовался именно той версией предания о короле Лире, которая изложена в «Королеве фей». А пророчество Мерлина о грядущем возрождении Британии  явно перекликается с пророчеством о Возвращении некоего Короля на престол Гондора.
     Исследователи, которые занимаются историей фэнтези, называют «Королеву фей» первым истинно фэнтезийным произведением английской литературы. Однако, вероятнее суждение о том, что Спенсер завершает традицию рыцарского романа.
     Спенсер едва ли не первым поставил (и решил!) проблему языка фэнтезийного романа. Поэма написана хорошим елизаветинским английским - именно с конца XVI века английский язык и становится «современным», — однако с некоторыми изменениями. Спенсер насытил свои строки архаизмами, зачастую искаженными, стилизованными неологизмами, а кроме того, по сути, изобрел собственную орфографию, также стилизованную под старину.
     Спенсер остался единственным -  в том смысле, что последователей у него практически не нашлось. Шекспир не писал эпических поэм, а «Нимфидия» (1627) Майкла Драйтона  изображает совсем иных эльфов — скорее, выходцев из дворцовых залов, чем из Волшебной Страны.

     Нет в британской истории и, пожалуй, в мировой литературе исторического персонажа более излюбленного, чем королева Елизавета I Английская. Историков привлекает героика и пафос 45-летнего царствования, поэтов и драматургов — невероятные перипетии сложной неординарной судьбы.
     Елизавета стала литературной героиней еще при жизни, когда поэты Английского Возрождения (Ф.Сидни, Э.Спенсер, К.Марло) посвящали ей бесконечные баллады, стихотворные циклы и поэмы, награждая вычурными пышными именами: Глориана, Элайза, Бельфеба, Королева Фей… Ее литературная история бесконечна. Елизавета вдохновляла Шекспира, Вальтера Скотта, Шиллера, Гюго, Генриха Манна, Цвейга, Брукнера, Викторию Холт, Питера Акройда (и это только из числа крупных, маститых литераторов).
     Королева привлекла жадное внимание историков спустя короткое время после своей смерти, когда на фоне бездарного правления Стюартов (королей Иакова I и Карла I) ее долгое царствование неожиданно стало казаться золотым веком. Исторические исследования правления Елизаветы и ее эпохи насчитывают много сотен томов.
     Мнения историков и литераторов о королеве диаметрально противоположны. Литераторы, начиная, пожалуй, с Шиллера, упорно видят в ней отрицательную героиню, в писательской субъективности и романтизме не способные простить Елизавете казнь королевы Марии Стюарт. На взгляд же многих историков — это один из самых мужественных и абсолютно оправданных ее поступков.
     Чуть ли не четырехвековая историографическая традиция предписывает говорить о Елизавете с неизменным восхищением, и на то есть свои причины. Авторы первых панегириков в адрес Елизаветы — Фулк Гревилл и Уильям Кадмен написали историю ее царствования в первые десятилетия 17-го века. Их труды, однако, носили не только исторический характер. Королева была обряжена в одежды, которые сама бы узнала с трудом; ее новый образ был всего лишь инструментом политики, своеобразной палкой, которой били царствующих преемников — незадачливых королей-шотландцев, сначала Иакова, а потом — Карла. Именно к 1620-м годам, когда короли Стюарты оказались настоящим разочарованием, Елизавету решили сделать — в укор им и в назидание их наследникам! — образцом всех монарших добродетелей.
     В XIX веке имперским историкам Великобритании тоже требовался идеальный персонаж, который мог бы вызывать чувство национальной гордости и свидетельствовать о величии и справедливости монаршей власти — тут-то и пригодился миф о великой королеве, созданный в XVII-м веке.
     Историографическая традиция превозносить Елизавету и ее правление до последнего времени была незыблемой. В истории каждой страны существует миф о некоем идеальном государственном деятеле, олицетворяющем Нацию. В античной Греции это был Перикл, в США — Авраам Линкольн, в России — Петр I, в Англии — Елизавета. Лишь недавно британские историки стали задаваться вопросом, насколько панегирики в адрес выдающегося правления королевы-девственницы соответствуют действительности. Сделанные ими выводы (например, в работах К. Хейга и К.Эриксон) производят удручающее впечатление.

 

 

 

 

 

Автор: Васильева Софья