Девять снимков одного персонажа
«Смотрят все, но видят немногие, в этом весь секрет», — поется в детской песенке.
Видеть глазами художника — значит выделять отдельное во множественном и тем самым подчеркивать значительное.
Фотографическое изображение не только документирует объект, но и комментирует его всей совокупностью технических средств.
Художественный фотопортрет, как знаем, — не механический слепок живой натуры. Объектив мыслящего мастера способен запечатлеть облик человека в такой жизненной ситуации, что внешние индивидуальные черты будут выражать собой внутренние свойства личности.
В каждом отдельном случае творческую задачу решают, разумеется, по-разному. Иногда, например, фотографируют скрытно, надеясь схватить неуловимое движение лица. Или же, напротив, прибегают к подготовленной съемке, предполагающей режиссуру и заманчивую свободу распоряжаться источниками света.
Как бы там ни было, но истинный фотохудожник проявляет себя в самостоятельном видении натуры.
Светотональные контрасты и переходы, ритмика линий и пятен, фактурные свойства предмета, перспектива — все эти неотъемлемые признаки фотоизображения получают у мастера свое, только ему присущее, пластическое выражение. В том нас убеждает внимательное сравнение снимков.
Несколько фотографов снимали одновременно, в тех же условиях и той же техникой один и тот же персонаж. Можно не сомневаться, что каждый готовый кадр будет чем-то отличаться от другого. Это «чем-то» — отношение исполнителя к объекту.
При съемке один автор сосредоточил внимание на выражении глаз, другой — на движении губ, третий — на повороте головы. Уже в видоискателе они видели человека по-разному — согласно собственным представлениям о нем. Сколько портретных снимков, столько и портретных образов.
В 1964 году страна отмечала девяностолетие народного художника СССР, лауреата Ленинской премии Сергея Тимофеевича Конёнкова. Выдающийся русский скульптор за свою многолетнюю активную творческую деятельность удостоен высокого звания — Героя Социалистического Труда.
Крестьянский сын из глухой смоленской деревни, отдавший весь свой самобытный талант служению народу, даже внешним складом облика воплощает в себе его лучшие качества — трудолюбие, богатырскую силу, духовную красоту. Кажется, нет художника, который не пытался бы изобразить эту колоритную фигуру.
Характерное лицо Коненкова знакомо нам по многим картинам, рисункам, а то и дружеским шаржам. Известен его превосходный живописный портрет работы П. Д. Корина (1947). И особенно широко известны многочисленные фотографии.
Перед нами девять фотопортретов С. Т. Конёнкова. Все они сделаны приблизительно в один период, но разными фотографами. Снимки неравноценны по художественным достоинствам, и выбор их довольно случаен. Думается, однако, что это не мешает говорить об изобразительных возможностях портретной фотографии.
Начнем с композиции — основы изобразительного решения сюжета. Уже беглое сопоставление снимков убеждает в ее разнообразии. Во всех случаях взят индивидуальный портрет, но вид изображения варьируется от крупнопланового, головного, до поколенного и фигурного. Соответственно изменяется и расположение объекта: он показан в разных поворотах — полный фас и три четверти с приближением к профилю, с наклоном головы вниз и, наоборот, поднятой кверху. В композицию некоторых кадров удачно введены руки. Для образа скульптора руки — важнейший элемент характеристики.
Выбор точки съемки, а значит, и планов также различен. Примененные объективы по-своему предопределили рисунок, а освещение и последующая лабораторная обработка — тональность отпечатка. В итоге перед нами девять ничем не схожих фотографий.
Формальный анализ самого светописного рисунка заставил бы говорить о многом: о преобладании высокой и низкой шкалы тонов, о роли фона нейтрального и предметного, о правомерности использования резко направленного света, о целесообразности подсветки.
А. Штеренберг. С. Т. Конёнков
Но нас больше интересует авторская интерпретация портретного образа. Насколько использованные приемы способствуют его раскрытию? Мы знаем, что совершенство произведения — в единстве формы и содержания. Тогда оно сделано, по выражению Л. Толстого, «так мастерски, что не видать мастерства» (из письма Репину о картине «Иван Грозный...»).
Какой же из девяти фотопортретов самый лучший?
Вряд ли кто ответит вполне безошибочно. И автор снимка, и зритель, и сам прототип никогда не сойдутся в оценке. Каждый руководствуется своими представлениями и требованиями.
Большинство снимков сделаны, как принято говорить, в низком тональном ключе, а объект заснят на темном нейтральном фоне. Исключение — работа И. Тункеля, решенная в светлой тональности. Опытному фотохудожнику, безусловно, известно, что это более отвечает изображениям молодых лиц (преимущественно женских и детских). Возможно, автор намеренно прибегнул к мягкой, светлой гамме, чтобы подчеркнуть немеркнущую творческую молодость прославленного мастера резца. Но и тогда подобная трактовка представляется нам спорной.
Противоположный пример — излишне темные по светотени фотографии (работы Л. Сытина и В. Черединцева). К тому же вторая построена по традиционному образцу павильонных портретов. Размещенные фигуры, поза, положение рук, освещение — все канонично. Композиция в замкнутом треугольнике, основанная на равновесии пятен, неизбежно привносит статичность. Не удивительно, что портрет фотографичен в плохом смысле слова — ему недостает того движения и емкости, за которым угадывался бы характер модели. Снимок портит также чрезмерная ретушь.
Работа Л. Сытина в этом отношении несколько удачнее. Хотя бы потому, что снимающемуся дана в руки книга, которую он перелистывает. Видимо, этим автор хотел отвлечь его от позирования. Но в образе утеряна персонификация и портретное сходство. Перед зрителем — просто убеленный сединой старец. Он напоминает скорее какого-то проповедника, чем земного, неукротимого трудолюбца, каким мы знали Конёнкова.
Не отличается глубиной индивидуальной характеристики и портрет работы такого опытного мастера, как Г. Петрусов. Здесь опять напрашивается сравнение с лицом библейского пророка. Общий пластический рисунок вскинутой головы очень приятен, объемная форма лица гармонично обобщена, свет «положен« на него продуманно, и тем не менее внутренняя сущность незаурядной личности сполна не раскрыта. Ее заслонило изящество технического выполнения. Акцентируя внимание на внешней красоте облика, автор сгладил даже возрастные признаки. Дело не в том, что мы не видим морщин, а в том, что не чувствуем духовного богатства много познавшего на своем веку человека. Портрет получился ниже возможностей автора.
В общественном сознании колоритная фигура Конёнкова давно сложилась в образ великана русского искусства. Его большая жизнь — сочетание интеллектуальной силы, постоянного творческого беспокойства и нелегкого физического труда. К сожалению, не всем художникам удалось показать типичные черты незаурядной личности.
Старый фотомастер А. П. Штеренберг подошел к этому, пожалуй, ближе всех. Его Конёнков — не только вдохновенный художник, но и мыслящий человек. Он запечатлен в глубоком раздумье. Опущенные глаза скрывают напряженную работу мысли. В этой задумчивости — мудрость талантливого самородка, огромный жизненный опыт, волевая целеустремленность.
Формальное решение портрета не подавляет идейного содержания. Все, что позволил себе автор,— это осветить лицо так, чтобы подчеркнуть его характерные черты. Возражение может вызвать только рука, приставленная к виску и получившаяся слишком субтильной для физически сильного человека.
Руки ваятеля в труде показывает и другой фотомастер — А. Гаранин. Репортажный снимок свободен от внешней красивости и самодовлеющей манерности. Мы видим Конёнкова за работой — он заканчивает маленькую фигуру. Выразителен его взгляд с прищуром глаз под нависшими бровями. В суровой межбровной складке, в послушных движениях пальцев чувствуется сосредоточенность, творческое напряжение. Портрет убеждает, что выдающийся скульптор был именно таким в повседневной жизни — неутомимый, деятельный, вдохновенный. Для Гаранина, успешно работающего во многих жанрах, свойственно публицистическое отношение к теме. И в приводимой работе он также проявил острую наблюдательность.
А. Гаранин. С. Т. Конёнков
Сохранить достоверность изображения и одновременно создать обобщенный образ — труднейшая задача. Но именно ее поставил себе другой известный профессионал — Борис Игнатович. Творчеству этого мастера ведома тайна претворения явлений жизни в явления искусства. Вкус, культура, опыт и на этот раз помогли ему создать фотопортрет высокого художественного качества.
Облик Конёнкова жизненно правдив и в то же время поэтически обобщен. В нем найдено единство характерных индивидуальных черт и типических качеств современника. Образ отражает духовную сущность многогранной личности — ум, волю, благородное мужество.
В открытом прямом взгляде пронзительных глаз ощущается не только чувство собственного достоинства, но и та сдержанная твердость, которая свойственна людям, нашедшим свое место в жизни. Эти глаза, светящиеся энергией, смотрят на мир пытливо и зорко — их не застудил холодок старческого равнодушия.
Перед нами тот Конёнков, которого мы знаем по его чудесным творениям и частым публицистическим выступлениям в печати.
Работа Б. Игнатовича глубиной психологической характеристики напоминает ранее названный коринский портрет. Но живописец больше подчеркнул «одержимость» творческим горением, граничащую с духовным аскетизмом.
Как во всяком головном портрете, фотомастер не мог показать обстановку и действие. Все внимание сосредоточено на выражении лица. Оптический рисунок кадра подробен, но не навязчив. Его цельность помогает лучше воспринять идею образа. Даже высветленная полоска фона (справа) здесь органична. Уравновесив ею левую половину кадра, мастер одновременно выделил абрис головы с теневой стороны. Все это свидетельствует о высоком профессионализме, воспитанном навыками репортажа.
Ольга Игнатович — автор еще одной фотографии Конёнкова. Более поздняя по времени работа (1962) решена как сюжетная композиция. Скульптор в часы досуга играет на самодельном инструменте типа гуслей. Музыка — вторая страсть Сергея Тимофеевича.
Мы выбрали этот снимок для сопоставления с очень схожим по замыслу фотопортретом, выполненным Дм. Бальтерманцем. Что общее в них?
Дм. Бальтерманц. С. Т. Конёнков
Прежде всего антураж. Конёнков показан в домашней обстановке среди своих произведений. Его характеристику раскрывают не только поза и жесты, но и окружающие атрибуты. Несмотря на изобилие деталей, фигура скульптора остается зрительным центром кадра.
Но что отличает обе эти работы?
Прежде всего отбор изобразительных компонентов. При некоторой пестроте фотография Ольги Игнатович смотрится лучше — взгляд спокойно следует от главного к второстепенному, от фигуры к предметам второго плана.
Нам кажется, что приводимые снимки ставят перед фотолюбителями важный вопрос о допустимых пределах детализации и обобщения.
Фотопортрет работы Дм. Бальтерманца очень экспрессивен, а по композиции смел и оригинален. Некоторых смущает резкость и разбросанность светописного рисунка. Может, автор хотел сказать им о нестареющем, бурном темпераменте художника-гражданина? Не будем домысливать.
При всех условиях зритель не остается равнодушным. Недаром снимок вызвал самые разноречивые оценки. Одни видят его недостаток в избытке подробностей, заслоняющих образ, другие, напротив, считают, что аксессуары вводят нас в атмосферу творческой жизни выдающегося человека. Мнения разделились.
Когда работу Дм. Бальтерманца впервые опубликовал журнал «Советское фото» (1963, № 3), читатель В. П. Власов из г. Выборга в «Открытом письме» редакции дал такой отзыв:
«...Фронтальное решение фигуры, да к тому же при искусственном освещении, лишает фигуру объемности, а следовательно, плоско; черты лица мелкие, а характерное в лице дробится, не акцентируется... Знаменитый скульптор не действует, не мыслит, только держится и опирается на что-то, не имеющее формы. Наличие большого количества окружающих предметов неясного назначения характеризует собой обстановку скорей старьевщика, чем скульптора, достойного лучшей доли... Композиция, скорей, служит примером, как не надо делать портреты скульптора».
Оставим на совести автора разносный тон и обратимся к прямо противоположному суждению. Примечательно, что оно принадлежит не записному критику, а рядовому рабочему Е. Литошу из Донецкой области:
«Особенно мне нравится портрет С. Конёнкова работы Дм. Бальтерманца, — пишет он. — Скульптор выглядит каким-то добрым чародеем. Лично я его не знаю. Но мне кажется, что, обратись человек к нему за помощью, за советом, он ни в чем бы и никогда не отказал. Делать добро людям, заботиться о том, чтобы они были лучше,— в этом заключается, мне кажется, весь внутренний огонь его жизни. Много создали за долгие годы его сильные руки. Но и на склоне лет они не опускаются. Правая рука чуть протянулась вперед, готовая что-то делать, творить.
Обилие скульптурных работ в мастерской ваятеля не отвлекает внимания от героя снимка, а, напротив, усиливает, помогает постигнуть его дела, думы, мечты и планы. Этот портрет — свидетельство большого мастерства Дм. Бальтерманца»
...Мы разобрали девять снимков, сделанных с одного человека. Можно, конечно, увеличить их число. Но это принципиально ничего не изменит. Мы только хотели показать, какими разными, несхожими, а подчас своеобразными бывают портретные изображения.
Фотография — искусство собственных выразительных средств. Уже сам их выбор, обращение к определенным приемам съемки, характеризует творческий диапазон фотохудожника, его культуру мировоззрение. И если он самостоятелен, свободен от подражания, ему скорее удается создать глубокий и правдивый образ своего современника.