Модели дворянского поведения (представление о чести и службе во второй половине 18 века).

Жуковская Д.

     История русского дворянства в последнее время вызывает повышенный интерес у историков, так как это было правящее сословие в России, игравшее решающую роль в политической, экономической и духовной жизни страны.
     Русские писатели XVIII века А. Кантемир, М. Ломоносов, А. Сумароков, В. Капнист, Д. Фонвизин, Г. Державин, А. Радищев, Н. Карамзин внесли свой вклад в формирование поведенческой культуры общества, освещая быт и нравы русского народа, вскрывая негативные явления русской действительности, знакомя с особенностями жизни других стран, тем самым содействуя распространению в обществе новых социокультурных традиций.

 

 

 

 

 

 

 

 

     Изучению дворянского сословия, и, в частности, моделей поведения его представителей посвятили свои работы такие исследователи как Д. Бегичев, Н.Д. Бутовский, В. Дурасов, В.Т. Золотницкий, Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, Т. Де Ла-Шетарди, Э. Ле Нобль, С.М. Соловьев, А.П. Сумароков, Дж. Товров, И.И. Фельбигер и многие другие. Понятие дворянства в историческом и психологическом аспектах представляет собой обширную область для исследований.
     Важным для понимания нравственных принципов дворянства являются представления о чести, доблести, патриотизме, достоинстве, верности. Литература того времени закрепляла государственный подход к вопросу о защите дворянской чести. Например, в книге «Истинная политика знатных и благородных особ», переведенной с французского языка писателем В. Тредиаковским, порицалось участие в поединке: дворянин «теряет все свое добро, принужден он уйти из государства... разлучиться от всех своих любезных. Он отдает на щастие свою жизнь, которую может потерять в бою, буде не осилит, или на плахе, буде хотя и одолеет... погубляет он свою душу» [29, с. 55].
     В 1783 году впервые была опубликована книга австрийского педагога И. Фельбигера «О должностях человека и гражданина», переведенная с немецкого языка и отредактированная при участии императрицы. Состоящая из многочисленных правил поведения и советов по ведению хозяйства, она стала своего рода энциклопедией нравов и жизненных установок, много раз переиздавалась и использовалась как учебное пособие для народных училищ. Она призывала молодых дворян бояться подлости, т.е. неблаговидных поступков и непристойных дел, которые приводят к потере чести.
     Источниковой базой исследования послужили исторические тексты, касающиеся морального облика представителей высшего сословия, такие как «Благоразумный гражданин, или Напутствие человеку вступающему в должность общежития», «Детские забавы, или собрание кратких повестей, разговоров и нравоучений, служащих к увеселению и наставлению детей», «Добрыя мысли, или Последния наставления отца к сыну, исполненныя различными разсуждениями», «Истинная политика знатных и благородных особ», «Наука счастливым быть» и многие другие. Также в работе использовались такие исторические исследования, как: В.Т.Золотницкий «Общество разновидных лиц, или Разсуждения о действиях и нравах человеческих», Б. Грасиан-и-Моралес «Грациан придворный человек», Э. Ле Нобль «Светская школа, или Отеческое наставление сыну об обхождении в свете», Т. де Ла-Шетарди «Наставление знатному молодому человеку, или Воображение о светском человеке», а также произведения многих других авторов современности и прошлых веков, полный перечень их произведений, использовавшихся при написании данной статьи, представлен в списке литературы.
     В вопросе о дуэли наибольший вклад в современное освещение этого вопроса внес Я. Гордин. Его перу принадлежит замечательная серия книг о золотом времени русской культуры – «Былой Петербург». В серию входят книги «Екатерининский век», «Пушкинский век», «Дуэли и дуэлянты», «Великосветские обеды», «Век Достоевского», «Век модерна». По богатству собранного материала, полноте охвата это издание можно смело назвать энциклопедией русской дворянской жизни XVIII - ХХ веков.

 

Дворянское сословие как основной объект культурного эксперимента и носитель новаций

       В XVIII век Россия вошла растревоженная преобразовательной деятельностью Петра I. В этот период налаживаются постоянные дипломатические связи с Францией, и с обеих сторон наблюдается стремление узнать как можно больше друг о друге. Во Франции накапливаются сведения о географическом положении, истории, социальном строе, государственном устройстве Московии, как тогда называли Россию в Западной Европе. 

 

 

 

 

 

 

     В XVIII веке начинаются частые групповые поездки молодых людей за границу для обучения. И если в освоении точных наук и технических знаний предпочтение чаще всего отдавалось Англии, Голландии и Германии, то в литературе, искусстве, в науках об общественном развитии первенство отдавалось Франции. В рассматриваемый период именно Франция становится для России источником идей и вдохновляющего опыта. На сцене общественной жизни России появляются крупнейшие мыслители, ученые, писатели, художники, архитекторы, артисты.
     Большую роль в установлении контактов между двумя странами сыграла поездка русского царя во Францию и шестинедельное пребывание его в Париже летом 1717 года, следствием чего послужили значительные реформы в России.
     Во время правления Петра I начинается образование из прежних служилых и тяглых классов нескольких сословий или состояний. При первоначальном образовании дворянского сословия Петром, оно получило наименование «царедворцев», потом «шляхетства», по примеру Польши и Литвы. Наименовать его «дворянством» в то время нельзя было потому, что в Московском государстве «дворянами» именовался низший чин служилых людей и такое название для боярина было оскорблением.
     Окончательная организация сословий дана жалованною грамотою Екатерины II 1785 г., содержание которой основано на петициях самих дворян, заявленных ими при воцарении имп. Анны и в законодательных комиссиях Елисаветинской и Екатерининской [34, 47].
     Рассуждая о том, что есть дворянское сословие, авторы многих наказов определяли его как группу людей, занимающих высшее положение в обществе, отличающихся от других людей и пользующихся рядом преимуществ по сравнению с ними. Дворянство называли «высшим классом», «сословием, занимающим особое положение в государстве», «самой непоколебимой опорой трона», а звание дворянина – «честью», «выдающейся прерогативой», «драгоценным преимуществом». «Термин «дворяне» (люди из двора великого князя) известен по источникам со второй половины XII в. Он обозначал людей, находившихся на полном материальном обеспечении князей и выполнявших при них военную, административную, судебную и другие службы» [93].
     В качестве отличающих дворян признаков перечислялись сословные дворянские привилегии, которые именовались «прерогативами ранга, чести и достоинства», «прерогативами, связанными с достоинством дворянства», «привилегиями превосходства и чести» и т.д.
     Личные права дворян включали право на дворянское достоинство, право на защиту чести, личности и жизни, освобождение от телесных наказаний, от обязательной государственной службы и др.
     Имущественными правами дворянства являлись следующие: полное и неограниченное право собственности, на приобретение, использование и наследование любого вида имущества. Устанавливалось исключительное право дворян покупать деревни и владеть землей и крестьянами, дворяне имели право открывать промышленные предприятия в своих имениях, торговать продукцией своих угодий оптом, приобретать дома в городах и вести морскую торговлю.
     Идеал дворянина в России складывался на протяжении многих лет, и не существовало единого и твердого понятия относительно личностных качеств русского дворянина. «Столбовые» дворяне, - происходившие из боярских родов, естественно утверждали, что истинное дворянство славно уже самим своим происхождением, родом и богатством. Служилое дворянство, происходившее из разных сословий, отличалось тем, что добивалось высоких титулов своим служением государю и отчизне Оно считало, что важнейшим признаком благородного человека являются только его заслуги.
     Дворянство, как сословие «слуг государя и Отечества», явилось основным объектом реформ Петра I вследствие активизации отношений с Европой. «Жизнь человеческая кратка, а для утверждения новых обычаев требуется долговременность. Петр ограничил свое преобразование дворянством» [34, с. 502].
     Главным содержанием реформ в области культуры и быта было становление и развитие светской национальной культуры, светского просвещения, серьезные изменения в быту и нравах, осуществляемых в плане европеизации. «Сею целию было не только новое величие России, но и совершенное присвоение обычаев европейских» [34, с. 501].
     В 1708 г. Петр I ввел новый гражданский шрифт, пришедший на смену старому кирилловскому полууставу. Для печатания светской учебной, научной, политической литературы и законодательных актов были созданы новые типографии в Москве и Петербурге. Развитие книгопечатания сопровождалось началом организованной книготорговли, а также созданием и развитием сети библиотек. С 1702 г. систематически выходила первая русская газета «Ведомости».
     С развитием промышленности и торговли были связаны изучение и освоение территории и недр страны, что нашло свое выражение в организации ряда крупных экспедиций.
     В это время появились крупные технические новшества и изобретения, особенно в развитии горного дела и металлургии, а также в военной области.
     Созданная Петром I Кунсткамера положила начало сбору коллекций исторических и мемориальных предметов и редкостей, оружия, материалов по естественным наукам и т. д. Одновременно стали собирать древние письменные источники, снимать копии летописей, грамот, указов и других актов. Это было началом музейного дела в России.

 

 

 

 

 

 

 

     Логическим итогом всех мероприятий в области развития науки и просвещения было основание в 1724 г. Академии наук в Петербурге.
     С первой четверти XVIII века осуществлялся переход к градостроительству и регулярной планировке городов. Облик города стали определять уже не культовая архитектура, а дворцы и особняки, дома правительственных учреждений и аристократии.
     В живописи на смену иконописи приходит светский портрет. Происходят попытки создания русского театра, в это же время были написаны первые драматургические произведения.
     Изменилась и мода. Старая привычная долгополая одежда с длинными рукавами запрещалась и заменялась новой. Камзолы, галстуки и жабо, широкополые шляпы, чулки, башмаки, парики быстро вытесняли в городах старую русскую одежду. По свидетельствам историков, Петр объяснял это так: «Длинное платье мешало проворству рук и ног стрельцов; они не могли ни работать хорошо ружьем, ни маршировать. Для того-то велел я Лефорту пообрезать сперва зипуны и зарукавья, а потом сделать новые мундиры по европейскому обычаю. Старая одежда больше похожа на татарскую, чем на сродную нам легкую славянскую; не годится являться на службу в спальном платье» [39, с. 312].
     Запрещалось ношение бороды, что вызвало недовольство, особенно податных сословий. Вводились особый «бородовой налог» и обязательный медный знак о его уплате. А также налоги: гербовый налог, на длинные рукава, на дубовые гробы, на окна.
Русское дворянство испытало притягательную силу французской культуры, и это проявилось в участившихся путешествиях во Францию, в ориентацию на французскую систему воспитания и образования, в усвоении манер и общего характера поведения французского дворянства, в следовании французской моде в одежде, в интересе к французской литературе и в изучении французского языка. Историки пишут: «Высшие классы общества, стоявшие ближе к преобразователю, были глубже захвачены реформой и могли лучше понять ее смысл. …Многообразными нитями эти классы успели связаться с западно-европейским миром, откуда шли преобразовательные возбуждения» [39, с. 334].

 

 

 

 

 

 

 

 

     Реализация новой цели дворянского воспитания в России в 30-е годы XVIII столетия была взята уже под жесткий государственный контроль.
     Новые государственные учебные заведения, прежде всего кадетские корпуса и институты благородных девиц отличались хорошей организацией и определенностью подходов к педагогической реализации цели. 
     Следует отметить, что учебные заведения были закрытым. Родители кадетов Шляхетного сухопутного корпуса, отдавая своих пяти-шестилетних сыновей для обучения, подписывали специальное «объявление», в котором заявляли, что передают своего ребенка для воспитания и обучения на пятнадцатилетний срок и не станут требовать их возвращения или кратковременного отпуска. Эти пятнадцать лет обучения должны были пройти для кадетов в полном отрыве от общества.
     В 12-15 лет кадетам предписывалось «делать прилежно опыты склонностям питомцам, дабы узнать, кто к которому званию способнее, к воинскому ли или гражданскому»; в 15-18 лет преподавателям надлежало «подавать примеры чести и тех мыслей, кои к добродетели ведут...» и разделить кадетов на тех, «кто в воинское и в гражданское звание идет», предоставив им возможность изменить свое решение в любой момент; а в 18-21 год - помочь зрело осуществить выбор места службы Отечеству.
     С одной стороны воспитание в подобном учебном заведении было ориентировано на подготовку «слуги Отечества», но с другой стороны это была и подготовка самостоятельного, деятельного человека, с достаточно широким образованием, готового принимать продуманные и зрелые решения в ситуации своего жизненного выбора, человека, соответствующего требованиям времени.
По окончании училища всем выпускникам по их желанию, вне зависимости от того, в военном они звании или гражданском, предлагалось провести три года в дальнем путешествии. Из этой поездки каждый бывший воспитанник был обязан сообщать Совету корпуса о своих успехах, мыслях и впечатлениях.
     Также в 1779 году при Московском университете был открыт Благородный пансион - закрытое мужское учебное заведение, объединявшее гимназические и университетские классы. Здесь сословные ценности служения и верности государству, новый идеал аристократа находились на первом плане.
      Новым для России в этот период было изменение отношения к образованию женщин. Институты и пансионы для благородных девиц получили к концу XVIII века значительное распространение и пользовались популярностью.
      Благородная скромность в поведении, благоразумие, доброта, трудолюбие и домовитость, знание иностранных языков, любовь к книге и прочие «светские добродетели» составляли образ идеальной дворянки.
      Все содержание образования в женских пансионах и институтах было ориентировано на воспитание этих качеств. Начала наук, включая иностранные языки, начатки математики и естествознания, архитектуры, ознакомление с геральдикой, рукоделие, закон божий и правила «светского обхождения и учтивости» были призваны обеспечить девушкам необходимый для общения в своем социальном кругу необходимый интеллектуальный уровень. Закрытые женские учебные заведения имели жесткий внутренний распорядок и режим. Воспитанницы находились под постоянным наблюдением надзирательниц и воспитательниц, на которых возлагалась обязанность быть «ежечасным примером» для них.

 

 

Худ. Н. Неврев. Воспитанница. 1867 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва 

 

     Целью женского дворянского образования не была подготовка к какой-либо службе, а воспитание идеальной жены дворянина. 
     Освоение дворянством культурных «новшеств» этого периода сопровождалось широким распространением галломании, презрительного отношения к русскому языку и русской культуре.
     Июльские события 1789 года во Франции имели особые последствия для России. Во-первых, они пробудили к активной деятельности А.Н. Радищева и Н.И. Новикова. Во-вторых, в Россию хлынул поток эмигрантов-роялистов. Их общение с русским дворянством привело к тому, что знание французского языка стало непременным требованием для представителей великосветского общества.
     Для дворянства общение на французском языке включало весь спектр оценок, именно оно соотносило восприятие других культурных практик с содержанием собственной культурной жизни и включало инокультурные элементы в поведенческие и языковые практики русского дворянства. В перенимании французских эталонов поведения, этикетных норм отражались представления дворянства о французском образе жизни, французском характере.
     Для образованного столичного дворянства было характерно употребление французского языка при разговоре о литературе, описании культурных явлений. В качестве этикетной функции французский язык часто использовался авторами источников в письмах к женщинам, разговорах о женщинах и упоминаниях женщин. Женские письма написаны преимущественно на французском языке, что также связано с этикетными нормами этого периода. Разговор о чувствах непременно велся на французском языке, а использование другого языка рассматривалось как дурной тон. 
     «…Россия текла путем, предписанным ей рукою Петра, более и более удаляясь от своих древних нравов и сообразуясь с европейскими. Замечались успехи светского вкуса. …В одежде, в экипажах, в услуге вельможи наши мерялись с Парижем, Лондоном, Веною» [34, с. 507].
     Изменения в быту и культуре подчеркивали выделение дворянства в привилегированное сословие. Достижения культуры стали одной из дворянских сословных привилегий, что и определило дворянство как основной объект носителя культурных новаций рассматриваемого периода.

 

 

           Нравственные основы поведения российского дворянина

 

 

     Как упоминалось, ко времени формирования и развития российского этикета Франция была ведущей страной классического абсолютизма, не только выработавшей его основы, но и влиявшей на все монархические государства Европы. Россия не могла не воспринять этого влияния.
     В России, как и в других абсолютистских государствах, придворная церемония стала тонким инструментом выражения благоволения власти, а придворная поведенческая рациональность, необходимая для укрепления своего статуса, - средством доступа к власти.
     Поведенческая структура русского общества XVIII века претерпела серьезные изменения, отражавшие особенности времени. Появились новые нравственные позиции, среди них самоуважение, основанное на внутреннем достоинстве и чести, обходительность, благодарность, благопристойность, уважение к женщине. «Имей сердце, имей душу и будешь человек во всякое время. … Главная цель всех знаний человеческих - благонравие» - писал В.О. Ключевский, цитируя Д.И. Фонвизина. [37, с. 341.]
     Подобные нравственные позиции еще не имели широкого распространения, но уже были заявлены как необходимые составляющие поведенческой культуры. В то же время в основном сохранились нравственные истоки поведения, выработанные прежними веками, такие, как почитание Бога, уважение, скромность, почтение к возрасту, родовитости, социальному положению.
     Развитие поведенческой структуры русского общества шло по двум направлениям: совершенствовался этикет в государственной и общественной сферах, а также создавался бытовой этикет, охватывавший все стороны частной жизни.
     Формировавшийся в России этикет играл в развитии российского государства немаловажную роль. Этикетные правила отражали потребности общества в продуманном и учтивом поведении его членов, имевшем в своей основе нравственную оценку и эстетическую красоту совершавшихся поступков и действий.
     Поведение стали рассматривать в теснейшей связи с нравственными позициями, как внешнее проявление внутреннего содержания личности.  Перед дворянином ставились задачи самопознания, т.е. исследования своих достоинств и недостатков, самосовершенствования в соответствии с требованиями совести, создания своей личности.
     «Насколько человек глубок, настолько он личность. Всегда и во всем - внутри должно быть больше, чем снаружи»; «Никогда не терять уважения к себе. И наедине не будь в споре с собою. Да будет твоя совесть мерилом твоей правоты и строгость собственного приговора важнее чужих мнений» [15, с. 14-15].
     Давая практические советы по самосовершенствованию, нравоучительная литература рекомендовала «властвовать собой», сдерживать эмоции, как можно меньше говорить о себе с другими, так как хвалить себя «суета, а хулить нискость и порок» [16, с. 99].
     Став личностью, человек мог строить отношения с другими, не умаляя их значимости, как писал об этом Н. Карамзин: «С чувством своего достоинства, но без всякой надменности, свойственной только низким душам» [33, с. 115.].
     Общество вырабатывало два важных правила общения: уверенность в себе, основанную на личном достоинстве, и уважение к другим людям, проявлявшееся в учтивости, благопристойности, добродетельности и благоразумии.
     Поведение человека строго регламентировалось в зависимости от родовитости, имущественного состояния, чина и возраста, но ряд поведенческих принципов был обязателен для всех и каждого: «Будь благочестив, добросердечен, воздержан, добронравен и учтив» [22, с. 11].
     Учтивость понималась как «главная черта культуры» [16, с. 28], такое поведение, в котором отражается стремление нравиться окружающим, благопристойность. Проявляясь в словах и поступках, она включала в себя вежливое обращение со всеми, почтение к вышестоящим, стыдливость и честность. Ключевский пишет: «…не славная фамилия и не высокий род приводят к шляхетству, но благочестные поступки и добродетели, украшающие шляхтича, коих три: приветливость, смирение и учтивость» [39, с. 348].
     Литература того времени просто и доходчиво внушала основные принципы учтивости: отсутствие грубых манер, неестественности в одежде, словах и поступках, а также желание всем угодить и быть приятными в общении [46, с. 306].
     Следовало к каждому относиться по его достоинству, но ко всем учтиво: без притворства демонстрировать вышестоящим свое почтение и послушание, нижестоящим - благосклонное к ним расположение [31, с. 107-108].
     Еще формировались такие нравственные и эстетические принципы общения, как обходительность и услужливость, благодеяние и благодарность, откровенность и искренность, красота манер, движений и поступков.
     Жизнь часто велась по двойному стандарту. Автор книги «Добрыя мысли...» наставлял молодых людей: «Притворство есть такая болезнь, которая различным образом выходит наружу. Иногда оказывается она в платье, иногда в лице и во взглядах; а часто в поступках и положении тела, по большей же части в словах и разговорах всякий род притворства поставляет человека на известную степень насмеяния, но притворство в выражениях делает его презрительным и противным [22, с. 78-80].
     На самом деле, исходя из личных интересов самоутверждения, человек, принадлежавший к высшему сословию, обязан был притворяться, пробивая себе дорогу с помощью императорских фаворитов, сильных благодетелей - губернаторов и их чиновников, демонстрируя им свои любовь и уважение.
     Очевидно, именно в силу широкого распространения лжи и притворства, источники полны рекомендаций по их искоренению, а также советов о необходимости проявления в общении честности, благодарности, откровенности и искренности: «Говорить так, а делать иначе не прилично разумному человеку», «со временем правда познается, и тогда вместо почтения получишь их презрение... Никогда не лги; сей порок люди не прощают, и не верят тому человеку, который в оном обличен, хотя бы он и правду говорил» [86].
     Считалось уделом подлых людей, т.е. представителей низших слоев общества, оставлять благодеяние без ответной благодарности или тщеславиться своими добрыми делами [46, с. 99-100]. Вопрос о благодарности приобретал для русского человека религиозное значение: считалось, что неблагодарный перед людьми «тем самым неблагодарен уже и перед Богом...». Но благодарность рассматривалась и с чисто практической стороны, ибо она «умножает в наших меценатах благодеяния, а в приятелях любовь и доброе сердце» [27, с. 49-50].
     Формирование дворянского общества требовало осознания таких понятий, как свет и светское обхождение. Нравоучительные источники XVIII века рассматривали эти понятия наряду с нравственными и поведенческими принципами. «Что имянуется обычаями света, состоит... - писал член Французской академии Ф. Монкриф, - в точности, с которою употребляются знание жить, учтивство, стремление или воздержность, вольные поступки или почтение, веселой или степенной вид, отказ, или угождение, наконец, все изъявления должностей, или почтения, составляющая обхождение сообщества...» [55, с. 98].
     Неумение вести светский образ жизни ставило человека в сложное положение, вносило в его поведение неуверенность и робость, которые особенно сильно проявлялись, когда провинциал, не владевший навыками светского общения, приезжал в столицу и становился посмешищем в глазах столичной знати. Но к концу века уже не было большой разницы в поведении столичного и провинциального дворянина. Сглаживанию различий способствовало честолюбие.
     «Каждая деталь, способствовавшая утонченности этикета, церемонии, вкуса, одежды, манер и даже простого общения, была инструментом в борьбе за статус и власть», - писал Элиас [78, с. 142].
     Искусству обхождения придавалось важное значение, так как от владения им зависело сохранение чести и достоинства. Среди различных тайн этого искусства, таких, как учтивость, почтение, умеренность в проявлении чувств, огромную роль играло умение «метать и отражать тайные стрелы», чтобы проверять намерения своих друзей и врагов.
     Рекомендовалось также исследовать людские сердца, «к каждому подбирать отмычку», чтобы получить любовь и доверие, «распознать счастливцев и злосчастных»: с первыми дружить, вторых, навлекающих несчастье, избегать. В проявлении дружеских чувств следовало соблюдать меру, так как излишество считалось большим недостатком, особенно в общении [16, с. 10-12].
     С развитием светской жизни манеры осознавались как высшая ценность, без которой разум, справедливость, красота не имеют силы. «Худой манир не только все портит, но и самую правду с разумом, безобразными творит. А добрый манир ко всему пристроен. Он услаждает отказ, и всякую горесть в правде... украшает жизнь человеческую... По корке манира познавается плод вещи. Кого довольно не знаем, о том по виду лица, и стану тела его разсуждаем. Манир, как первая часть достоинства, ослепляет очи смотрящих на себя; имеющий его щастлив, а лишенный весьма безщастен. Правда сильна, ум самовластен, правосудие велико и важно, ежелиж добраго маниру не имеют, то все безобразны» [15, с.10-11].
     Приятные манеры проявлялись прежде всего в реальном поведении человека: движениях, походке, умении красиво сидеть и стоять, держать руки, наклонять голову. Дворянин обязан был своими манерами подчеркивать достоинство, ходить не спеша, без лишних движений тела, ноги не волочить и не ступать ими сильно, на лестнице не переступать через ступени; сидеть прямо, не наваливаясь на стену, на стол локтями не опираться, ногами не болтать [32, с. 9-11, 22].
     В дополнение к этим правилам человек, соблюдавший «добрый манир», должен был помнить, что нельзя: сидеть или ходить, когда другие стоят; занимать чужое место; без поклона входить в помещение или проходить мимо кого-либо. При разговоре лучше держаться на расстоянии, которое не позволит обрызгать слюной собеседника. Не плевать «от себя далеко, или на стену и на окно: пристойнее плевать в платок»; во время зевка закрывать рот рукой или платком, слегка отвернувшись от присутствующих [70, с. 24-25; 86, с. 26].
     В любых ситуациях следовало помнить, что «выражения лица, ухваток, голоса, суть второй язык, имеющий свой слог и образ их произношения... природу... хорошее, или худое воспитание» [55, с. 32].
     Настойчиво укреплялась мысль о том, что дурное поведение непристойно, неблагонравно и что каждый может себя исправить, стремясь к совершенству. Хорошие манеры предполагали также умение выйти из затруднительного положения, сохранив свое достоинство. Во все времена происходило столкновение между справедливостью и несправедливостью, человек оказывался в состоянии обиды, нередко незаслуженной, но теперь проблемы взаимоотношений пытались решать цивилизованными способами — с позиций воспитанного и разумного человека. Рекомендовалось избегать гнева, ненависти, мести, ибо они разрушают саму личность. Осознание того, что при мщении человек проявляет свои слабости и пороки, тогда как при прощении врагов показывает силу и величие, заставляло придерживаться следующей позиции: «лучше того мщения нет, как неприятеля своего простить» [60, с. 109].
     Обходительное общение предполагало избегать неприязни других к себе. Нравственные установки того времени сводились к тому, что обиды целесообразнее прощать: «Злом за зло платить... безразсудных людей поступок», «Отсрочивать прощение оскорбившим весьма опасно... кто малым чем досадил, тот... умножает гнев и подкрепляет себя сообщниками на тяжчайшее поражение», «Обиды от сильных людей принимай яко должныя; ибо не можно тебе на них жаловаться...» [77, с. 5].
     Активное участие в общественной жизни требовало от дворянина знаний поведенческих правил и обычаев общества, понимания различий интересов и взглядов, умения выбрать свой стиль поведения: «Как одно платье не всякаго возраста и пола человеку надевать можно; или как сапог не на всякую годится ногу; так поведения примеры и подражание, не ко всем делам, обстоятельствам и лицам без разбору должно приспособлять» [4, с. 4].
     Внимательно читая нравоучительную литературу, дворянин находил в ней подтверждение своим рассуждениям: «...надлежит нам примечать обычаи, поступки и свойство нашего века... чтобы лучше знать, как поступать с людьми и обращаться в делах... чтоб уведать, каким способом можно жить в согласии со всеми и исполнить свои намерения» [31, с. 70].
     Франция, по высказыванию журнала «Магазин общеполезных знаний и изобретений...», «...во всем, относившемся до этикета и церемониала, была нашим образцом» [50, с. 389].
     Поведение дворянина в свете определялось набором светских умений. Начитанность, владение шпагой, умение вести разговор и пр.  являлись не только дворянскими привилегиями, но и необходимыми требованиями, предъявляемыми к каждому члену великосветского общества. «Усовершенствованный младый шляхтич, желающий прямым придворным стать, должен быть обучен наипаче языкам, конной езде, танцеванию, шпажной битве, красноглаголив и в книгах начитан, уметь добрый разговор вести, намерения своего никому не объявлять, дабы не упредил его другой, должен быть отважен, неробок: кто при дворе стыдлив бывает, тот с порожними руками от двора отходит» [39, с. 348].
     Соответственно, и в основу российских поведенческих принципов и нравственных норм XVIII века были положены установки, предложенные французским этикетом.

 

             Государственное воздействие на поведение дворянства

 

 

     XVIII век - время формирования дворянского этикета, ставшего эталоном поведения русского общества на протяжении двух столетий, а также явившегося одним из истоков современной поведенческой культуры. 
     Дворянство в своем развитии прошло ряд ступеней: от осознания себя единой общественной силой до установления своего полного господства. И на каждом из этих этапов существовали свои правила поведения.
     Со времен Петра I укреплялась четкая и строжайшая организация дворян в интересах государства. Началом этого процесса послужило учреждение «Табели о рангах» [66, с. 486-493] в которой были определены принципы деления социальных слоев, поддерживавших власть.
     Дворянство различалось по родовитости как потомственное и личное, по месту жительства как столичное и провинциальное, а также по богатству, служебному рангу, национальности, близости ко двору и императору. В зависимости от положения на социальной лестнице существовали те или иные особенности поведения, но были единые нормы и правила. Они насаждались централизованно и закреплялись на дворцовых приемах и ассамблеях, представлявших собой не столько вид развлечений, сколько форму государственной службы.
     В рамках политики «просвещенного абсолютизма» Екатерина II стремилась усилить политические и нравственные позиции дворянства, являвшегося социальной основой ее власти. Правила «добронравия» были закреплены в принятом в 1782 году «Уставе благочиния».
Вся нравственная литература того времени укрепляла чувство гордости дворян за свою принадлежность к этому званию, призывая вместе с тем терпимо относиться к новым представителям элиты. В книге француза Э. Ле Нобля «Светская школа или отеческое наставление сыну о обхождении в свете» русский дворянин читал: «Весьма щастлив тот человек, кто в дворянстве родился, но понеже сие не от нас зависит, благородному отнюдь не должно худородных презирать. Природное шляхетство насаждает в дворянах... великодушие... и любление чести» [46, с. 22].
     Понятие чести считалось важным для русского дворянина. Государство формировало представления о чести через законодательные акты, включая такие, как «Манифест о даровании вольности и свободы всему Российскому Дворянству» 1762 года и «Грамота на права, вольности и преимущества благороднаго Российскаго Дворянства» 1785 года [66, т. 15, с. 344-355; т. 22, с. 344-414].
     Манифест от 18 февраля 1762 г. о вольности дворянской, отменившей введенную Петром I обязательную службу для дворянства, стал одним из центральных событий истории привилегированного сословия в ХVIII в. Однако, как утверждает В.О. Ключевский «Дворянская вольность по указу 1762 г. многими понята была как увольнение сословия от всех специальных сословных обязанностей с сохранением всех сословных прав» [37, с. 353].
     Но, хотя манифест о вольности был провозглашен общедворянской привилегией, однако степень его практического применения во многом определялась имущественным положением дворянина и фактически ограничивала возможности его использования неимущими и малоимущими представителями господствующего класса. Свыше 20% отставных военных тогда перешло в статскую службу. Желание абсолютного большинства продолжать службу было обусловлено их имущественным положением.
     Таким образом, на протяжении первых семи лет после обнародования манифеста о вольности дворянской прочно входит в практику дворянской службы и становится неотъемлемой частью сословной психологии дворянства. Он вызвал с одной стороны, массовое увольнение дворян из воинской службы, а с другой- стихийный приток части отставных в управленческий аппарат, обеспечив его надежными проводниками дворянской политики.
     В «Жалованной грамоте» 1785 года перечислялись основные привилегии дворянского сословия: кроме свободы от обязательной службы дворянин освобождался от податей, рекрутской повинности, телесных наказаний, передавал дворянство жене и детям, полноправно владел имением и всем, что в нем находилось (т. е. и крестьянами), мог торговать, заводить фабрики и заводы.
     Приближенность к высшей государственной власти резко выделяла дворянина из среды сословия. Князь П. Голицын, побивший в строю палкой офицера П. Шепелева, отказался принять вызов на дуэль даже тогда, когда получил от обиженного пощечину, по причине его недостаточно высокого происхождения.
     Фиксируя это событие в своем дневнике, французский дипломат М. Корберон отметил: князь Голицын «не понял своих обязанностей по отношению к Шепелеву, хотя и стоявшему ниже его по рождению, но все же офицеру». Сравнив русского князя с принцем Конде, оскорбившем офицера, но не отказавшем тому в удовлетворении, Корберон пришел к выводу, что «страшное общественное неравенство, обусловленное образом правления в России, душит идею чести» [41, с. 26] и формирует иной подход к ее пониманию.

 

 

 

 

 

 

 

     Государство стремилось разрушить дуэльный кодекс чести, рассматривая жизнь дворянина как свою собственность, которой никто не вправе распоряжаться, кроме императора. Петр I в «Воинском уставе» 1716 года запретил дуэли между дворянами.
     Обиженный должен был отказаться от мщения и искать сатисфакции в суде, который приговаривал в зависимости от содеянного к различным наказаниям: за словесную обиду к нескольким месяцам ареста, устному извинению и лишению на время ареста жалованья; за удар рукой - к заключению на три месяца, лишению жалованья на полгода, вымаливанию прощения, стоя на коленях; за удар палкой - к лишению жалованья на год или потере чина [66, т. 5, с. 260-262].
     В 1787 году Екатерина II провозгласила «Манифест о поединках», по которому запрещалось «в собственном деле сделаться судьею», «в собственном или чужом деле вынуть орудие или употребить оное», «вызвать кого на драку, или так прозванный поединок» и «выходить на драку или поединок» [66, т. 22, с. 841]. На практике дворяне нарушали эти государственные установления, видя в дуэли средство защиты оскорбленного достоинства.
     Литература того времени закрепляла государственный подход к вопросу о защите дворянской чести. Например, в книге «Истинная политика знатных и благородных особ», переведенной с французского языка писателем В. Тредиаковским, порицалось участие в поединке: дворянин «теряет все свое добро, принужден он уйти из государства... разлучиться от всех своих любезных. Он отдает на щастие свою жизнь, которую может потерять в бою, буде не осилит, или на плахе, буде хотя и одолеет... погубляет он свою душу» [31, с. 55].
     В 1783 году впервые была опубликована книга австрийского педагога И. Фельбигера «О должностях человека и гражданина», переведенная с немецкого языка и отредактированная при участии императрицы. Состоящая из многочисленных правил поведения и советов по ведению хозяйства, она стала своего рода энциклопедией нравов и жизненных установок, много раз переиздавалась и использовалась как учебное пособие для народных училищ. Она призывала молодых дворян бояться подлости, т.е. неблаговидных поступков и непристойных дел, которые приводят к потере чести.
     Декларировалось, что дворянское происхождение несовместимо с подлостью и дает преимущества перед другими сословиями, например право занимать высокие должности в государстве, быть приближенным к монарху [88, с. 52,53].
     Однако власть все более ограничивала допуск других слоев населения в привилегированное сословие. Процесс приема в дворянское сословие был длительным и обстоятельным — претенденту надлежало представить значительное количество бумаг, подтверждающих его право на дворянство. Все они тщательно и долго рассматривались, проверялись и перепроверялись во всех инстанциях — в уездном, потом в губернском собраниях, а потом в соответствующем департаменте в столице, представлявшем готовившийся указ на подпись императору. Дворянское звание можно было обрести через пожалование чина или ордена. Таким образом, появился ряд законов о необходимости предъявлять подтверждение о дворянском достоинстве при повышении офицерского звания или награждении чинами 8-го класса [66, т. 17, с. 631; т. 19, с. 1020; т. 20, с. 526; т. 23, с. 236] и сложилась государственная система наград.
     Вводились отличительные наградные знаки орденов Святого Андрея Первозванного, Святой Екатерины, Святого Александра Невского, Святого Великомученика и победоносца Георгия, Святого Равноапостольного Князя Владимира и др., награждение которыми давало дворянину ряд привилегий и повышало его статус на службе и при дворе.

 

 

 

 

 

 

 

 

     В России существовали серьезные отличия столичного дворянства от провинциального. Высшее петербургское общество было блестящим и разнообразным. Аристократические семьи встречались в светских салонах, тон в которых задавали дипломаты и французские эмигранты. Постепенно эти встречи приобретали все более свободный характер. Говорили по-французски, как было принято при всех европейских дворах и в высшем свете.
     В России французский язык распространился при Елизавете Петровне, Екатерина II в указе об учреждении народных училищ предоставила его изучение домашнему воспитанию [66, т. 21, с. 1012], тем самым ограничив число лиц, говорящих по-французски. 
     Французские гувернантки обучали детей не только языку, но и утонченным манерам, без которых дворянин не мог считать себя принадлежащим к светскому обществу. 
     Характеризуя жизнь провинциального дворянства, следует отметить, что в начале царствования Екатерины II оно придерживалось патриархальных традиций, предпочитая жить в своих поместьях, мало общаясь с соседями, встречаясь с ними только в бесконечных тяжбах за свои владения. Немногие имели самое элементарное образование. Сенат в своем наказе Комиссии 1767 года отстаивал необходимость создания сети просветительных учреждений, ссылаясь на то, что люди в провинции пребывают в невежестве из-за нехватки учебных заведений и недостаточного уровня педагогических кадров [9].
     Только принятый в 1762 году Петром III «Манифест о даровании вольности и свободы всему Российскому Дворянству» предоставил дворянскому сословию возможность выходить в отставку, возвращаться в свои владения и заниматься хозяйственной деятельностью, что улучшило материальные условия жизни дворян и социальный состав провинции.
     Появились возможности для обучения детей дворянского сословия. На местах открывались народные училища. В семьи брали учителей из студентов Московского университета. Отдельные дворяне посылали своих детей учиться в другие города.
     В 1762 году при Артиллерийском и Инженерном корпусе было создано училище для дворянских детей, в 1764 году при Воскресенском монастыре в Петербурге началось обучение 200 благородных девиц. [66, т. 19, с. 573].
     С 1773 года стали принимать в воспитательные учреждения детей сверх определенного числа, на собственном содержании, а на следующий год был объявлен Сенатский указ о содержании 1 тыс. неимущих дворянских детей в гарнизонных школах за казенный счет и определении их затем на военную службу [66, т. 16, с. 94, 742; т. 19, с. 573, 765, 923].
     Таким образом, государство через правовые акты пыталось формировать образованное дворянское общество.
     Результат государственной деятельности проявился к концу века: менялся облик и быт провинциального дворянства, в среде которого появлялись образованные люди.
     На праздники, по воспоминаниям А. Болотова, семьями ездили в Петербург и Москву, чтобы закупить в столице модные платья, экипажи, книги. Появилось стремление к светским обычаям и роскоши, которая, по мнению Элиаса, была необходимым потверждением власти и общественной силы, проявлением особого рода «дворянской рациональности», увеличивавшей шансы в борьбе за дальнейшее возвышение [78, с. 141]. 
     К концу XVIII века провинциальные дворяне стали жить не только проблемами своего дома, но и занимались общественными делами, собирались вместе для обсуждения и решения вопросов развития губернии и страны. Получило начало местное самоуправление, присутственные места заполнялись заседателями из дворян. Если в Петербурге центром светской жизни был царский двор и императрица, то во главе местного дворянского общества стоял губернатор. В его доме давались балы, концерты, ставились любительские спектакли. В конце 1780-х годов в провинциальную моду вошли визиты: в праздничные дни для поздравлений и поклонов ездили к городским предводителям и знакомым.
     В провинцию, освободившись от государственной службы, возвращались из столицы образованные люди, имевшие в своих домах библиотеки, знавшие иностранные языки, европейскую литературу и философию.
     Овладение «изящными манерами» стало условием присутствия на светских приемах и продвижения по службе. Это создало рынок для книг, из которых брались образцы поведения в обществе. Открывались казенные и частные типографии, книги печатались на языке оригинала (немецкий, французский, английский) или в переводе. Появились первые литературные переводчики, которые не только излагали содержание, но приспосабливали его к русской действительности. Они обязательно подписывали свой труд и посвящали его высокопоставленному лицу
     Стремление к общественному признанию и успеху заставляло дворян вести себя согласно правилам учтивости.
     Положение дворянина обязывало придерживаться приятных манер, привлекающих к себе людей, соблюдать чистоту и опрятность внешнего вида, избегать невежливого обращения и ненужных советов, не проявлять гордость, понимаемую в те времена как высокомерие и тщеславие, уметь поддержать разговор. Множились книги, знакомящие читателя со всеми составляющими этикета: придворного, речевого, танцевального, эпистолярного [15, 58].
     Таким образом, государство активно влияло на формирование и развитие поведенческой культуры дворянства через распространение чинов, введение орденской системы наград, организацию сети воспитательно-образовательных учреждений, но главным образом - через законодательные акты. Постепенно строжайшая регламентация дворянской жизни заменялась новыми принципами взаимоотношений власти и господствовавшего дворянского сословия: первая гарантировала второму на вечные времена «вольность и свободу», неприкосновенность «чести, жизни и имения» [66, т. 22, с. 347, 348].
     Укрепляя свое господство, дворянство нуждалось в поведенческом порядке, защищавшем и отражавшем его интересы, поэтому сознательно и энергично через государственные органы, нравоучительную литературу и лучших представителей дворянского сословия шло формирование и развитие дворянского этикета.

 

  Влияние представлений о дворянском достоинстве на поведение дворянского сословия

 

 

     История России неразрывно связана с яркой дворянской культурой. Среди ее характерных особенностей были свойственные дворянству идеалы православной монархии, служения Родине, защиты Отечества.
     Понятие о дворянском достоинстве в XVIII веке формировались вместе с правилами новообразованного высшего сословия, опоры государя. Ориентируясь на Европейский свет, используя кодекс средневековых рыцарей и руководствуясь опытом доблестного русского офицерства прошлых лет, дворянин формулировал для себя определенные правила, выполнение каковых позволило бы ему именоваться честным, благородным человеком, дворянином, достойным своего звания и положения.
     В общем смысле слова понятие «достоинство» воплощало в себе следующее: неукоснительное соблюдение дворянином профессионального долга (служба государству) и нравственных норм общения; достойные уважения и гордости моральные качества, принципы человека.
     Основой менталитета дворянства являлся цивилизованный патриотизм, его составными частями были религиозность, жертвенность, чувство собственного достоинства, долг, честь. Недаром к числу дворянских принципов относятся следующие: «Береги честь смолоду», «Все можно терять, кроме чести».
     Понятия «дворянство» и «благородство» долгое время были нерасторжимыми. Одно из самых распространенных выражений «noblesse oblige», то есть «благородство обязывает», понималось таким образом, что принадлежность к дворянству заставляет поступать определенным образом. Не случайно Н.М.Карамзин называл дворянство «душой и благородным образом всего народа».
     Дворянство выделялось среди других сословий русского общества своей отчётливой ориентацией на некий умозрительный идеал. Аристократ, рыцарь - это человек внутренне свободный, не раб, не лакей. Русское дворянство выстраивало идеальную модель поведения благородного человека, недостижимую в быту, но необходимую как эталон. Эта цель в той или иной степени проявляется в различных сферах дворянской культуры — от литературы до быта.
     Подлинным пособием для дворянина стало так называемое «Юности честное зерцало» (1717 г.). Это сочинение неизвестного автора формирует новый стереотип поведения светского человека, избегающего дурных компаний, мотовства, пьянства, грубости придерживающегося европейских манер.
     Основная мораль данного произведения: молодость - подготовка к службе, а счастье - следствие прилежной службы. Дворянскую честь следует беречь, но защищать ее не шпагой, а жалобой в судебные инстанции, ибо дворянин должен проливать кровь, только защищая Отечество. «Счастье» русского дворянина XVIII столетия складывается из столкновения многообразных, часто взаимоисключающих  упорядоченностей  социальной  жизни» [49, с. 138].
     Благородный человек, дворянин никогда не мог бы поступиться собственным достоинством, представление о котором постепенно сложилось в светском обществе того времени. Поступки, считавшиеся недостойными дворянина, благородного рыцаря, могли быть разнообразны. Ю. М. Лотман пишет: «Человека, растратившего казенные суммы или подделавшего завещание,  отказавшегося от дуэли или проявившего трусость на поле боя, не приняли бы в порядочном обществе» [49, с. 156].
     Однако не только мнение общества играло роль в формировании такого понятия как «достоинство» в сознании дворянина. Прежде всего, человеку было необходимо уважение к себе, важно было не упасть в своих собственных глазах. Таковым было воспитание дворянина с малых лет.
     Условия, в которых жили и воспитывались будущие офицеры, не могли не сказаться на уровне их подготовки и – в определенном смысле – мировоззрении.
     Общим, например, для кадетских корпусов было соблюдение определенного кодекса чести, исключавшего публичное проявление слабости и доносительство. Понятие личного достоинства, осознание себя дворянином приходило к кадетам с возрастом, но особенное развитие получило в привилегированных учебных заведениях.
     Разумеется, не всегда и не все дворяне следовали этим правилам, некоторые позволяли себе распущенность, праздность, лень, увиливание от считавшейся доблестным делом службы государству, а также необдуманные поступки и порывы: «10 января 1718 года князь Михаил Прозоровский, сговорившись с монахом из  монастыря  святого  Павла на Афоне,  бежал в Корфу. Убегая,  он оставил письмо: "Мои государи, предражайшие братия и други! Понуждающая мя ревность моя до вас и не оставляет усердия сердца моего любви вашей и  приятности,  сущия являемыя  многия в прешедшую довольную бытность мою завсегда с вами  конечно  удостойте  забвению сице, ныне Господу моему тако Своими праведными судьбами изволившу устроити  о  моем  недостоинстве». [61, с. 18.]
     Понятие достоинства также тесно связано с понятием честолюбия у большинства представителей высшего общества XVIII века: «Честолюбие  XVIII  века  стремилось  передать истории личную славу,  точно так же, как владельцы огромных богатств в эти десятилетия стремились все растратить при жизни» [49, с. 322].
     В офицерских кругах честолюбие справедливо рассматривалась как одно из самых важных качеств. «Нигде жажда славы и истинное честолюбие, а не тщеславие, так не важно, как в офицерском кадре. Служба военная в денежном отношении, безусловно, невыгодна и вознаграждает лишь того, кто увлечен военной славой и для кого роль руководителя кажется заманчивой и соединена с ореолом величия», - отмечал один из них [14, с. 21]. Честолюбие считалось естественным для достойного представителя оплота верховной власти.

 

 

 

 

 

 

     Действительно, в основе дворянской идеологии всегда лежало выполнение воинского долга перед Отечеством. Патриотизм, неразрывно связанный в России с преданностью престолу и вере предков, был краеугольным камнем офицерской психологии. Триединая формула «За Веру, Царя и Отечество» определяла все воспитание будущих офицеров и служила в дальнейшем «символом веры» офицера на протяжении всей его жизни. Поведение его и отношение к окружающей действительности поэтому неизбежно обусловливалось тем, что всякое явление или идея рассматривались дворянином сквозь призму понятий о достоинстве и долге.
     Дворянин воспитывался в представлениях о благородстве и почетности своей миссии, в осознании своей высокой роли в жизни страны. Звание офицера служило в данном случае методом закрепления подобных представлений в сознании дворянства: «Офицерское сословие есть благороднейшее в свете, так как его члены не должны стремиться ни к выгоде, ни к приобретению богатства или других земных благ, но должны оставаться верны своему высокому, святому призванию, руководясь во всем требованиями истинной чести и сосредоточивая все мысли и чувства на самоотверженной преданности своим высшим военачальникам и отечеству» [59].
     В свете этого первостепенное значение имела присяга, ведущая происхождение из предшествующих столетий. По присяге еще 1651 г., офицер подтверждал «крестным целованием», что он «Царю прямити и добра хотети во всем правду, никакого лиха ему, Государю, не мыслить, с немецкими и иными людьми биться, не щадя головы своей до смерти, из полков и из посылок без указу не отъезжать и воевод не оставлять, по свойству и дружбе ни по ком не покрывать».
     Нарушение офицером присяги расценивалось как бесчестье и не могло быть терпимо в том обществе, в котором они вращались, какими бы соображениями нарушивший присягу человек ни руководствовался. 
     Офицер любых убеждений считал себя в принципе связанным присягой, и отступить от нее для него было столь же немыслимо и позорно, как, например, проявить трусость на поле боя. 
     В гражданских кругах офицерство и военная служба издавна были окружены почетом и уважением. Подавляющее большинство образованного общества так или иначе было связано с офицерством - очень многие сами служили офицерами, а практически все остальные имели офицеров среди членов своей семьи, что и определило основные принципы достойного поведения, а также критерии достоинства дворянина.
     Официально утвердилось понимание, что «дворянское название есть следствие изтекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем, обращая самою службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание благородное».
     Естественно, дворянин должен был представлять собой образец честности и порядочности. В то время, когда в общественном сознании знатность происхождения почиталась наивысшей ценностью, более родовитый человек изначально обладал большим авторитетом уже в силу своего происхождения и мог его разрушить только отрицательными личными качествами.
     Благородный рыцарь, дворянин, должен был также быть скромен и сдержан, чтобы быть достойным своего звания: «Старинное дворянство, предки которого в течение целых столетий жили не для своей наживы, самоотверженно служили не своим интересам, а государству и приносили не однажды жертвы на благо отечества, - такое дворянство вправе гордиться своим незапятнанным гербом, но не может возвышать себя и смотреть свысока на своих сограждан, кто бы они ни были. Точно так же и ты имеешь право на гордость, если принадлежишь к высшему сословию и хранишь свою честь как драгоценное достояние, но ты не можешь высокомерно относиться к другим людям, считая себя выше их только потому, что они не офицеры» [59, с. 17].
     Каждый дворянин воспитывался с мыслью, что недостойное поведение отдельных представителей высшего сословия накладывало тень на все сословие, где каждый должен являть собой образец для подражания, а не порочить это высокое звание и общество.
     Неразрывно с понятием дворянского достоинства связано понятие чести: «Обладать честью, во все времена, было признано необходимостью для офицерского кадра. При всех остальных хороших служебных качествах офицер не может быть терпим, если он неразборчив в добывании средств к жизни и марает мундир. Кто не может возвыситься до истинного понимания чести, тот пусть лучше откажется от звания офицера, необходимейшему и первому требованию которого он не удовлетворяет» [14, с. 21]. 
     Понятие офицерской чести включало неприкосновенность личности офицера. Ничто, кроме оружия, не могло касаться его. На страже неприкосновенности его личности стояли и закон, и моральные нормы. Дворянин не мог подвергаться каким бы то ни было наказаниям, затрагивающим его достоинство как человека. Телесные наказания, арест и заключение под стражу и прочее не допускались.
     Более того, в военных рядах, офицер, подвергшийся оскорблению действием, т. е. побоям, должен был уходить со службы, поскольку считалось, что пребывание среди офицерского корпуса публично униженных людей наносит ущерб офицерскому званию, как таковому.
     Важнейшим явлением, включающим в себя понятие достоинства, были, конечно, дуэли.
     Дуэли, как хорошо известно, жестоко преследовались. Тем не менее вопросы чести и достоинства считались в офицерской среде настолько значимыми, что запретами пренебрегали. В морально-психологическом аспекте сама возможность поплатиться жизнью за нанесенное оскорбление играла огромную роль в деле поддержания чувства собственного достоинства и уважения его в других.
     Таковы были принятые нормы поведения в дворянской  среде, соответствующие  представлениям   о  благородстве и  достоинстве  ее носителей.

 

 

Понятие чести и службы как основных составляющих модели поведения дворянина 18 в. Метафора рыцарства

 

 

     Важнейшими понятиями при описании идеала дворянина в середине XVIII века являлись «честь», «благородство», «служение». Честь и благородство трактовалось обычно как личностные свойства, производные от совести, как основа, из которой складывается внешнее отношение к человеку - его репутация.
     Служение, так же трактовалось как производное от чувства любви к отчизне и готовности к самопожертвованию для ее блага, как чувство долга.  
     В учебной книге, изданной в 1783 году по указанию Екатерины II, «О должностях человека и гражданина» имеется понятие «любочестие», которое определяется как «склонность чести достойным себя учинить и старание делать то, что истинная честь приобретается... Не надлежит нам ... честь едину намерением дел наших поставлять: исполнение должностей наших да будет самое их намерение» [88].
     «Честь» и «служение», таким образом, представляются единым, неразрывным стремлением личности, в какой-то мере целью его жизни в идеале, при чем сама по себе «честь» не возводится в самоцель, всячески подчеркивается ее вторичность, качество свойства человека, которое необходимо приобрести через искреннее и верное служение монарху, Родине и российскому народу. «…дворянину бесчестно ничего не делать, «когда есть ему столько дела, есть люди, которым помогать, есть отечество, которому служить» - писал В.О. Ключевский, вновь обращаясь к словам Д.И. Фонвизина [37, с.363]. Все это определяет сознание, которое, конечно, обращается к рыцарской модели, к метафоре рыцарства.
     «Совесть - сердечный караульщик, который, однако ж, часто спит», - написал старинный русский автор. «Честь» и «совесть» еще в XVIII веке были в России понятием общим для всех сословий. В Европе же со времен Средневековья честь - это качество знатных людей.
Российская знать стала в европейском смысле «благородной» только в середине XVIII века, в период европеизации. В изданной для офицеров книге «Наставление к самодисциплине и самовоспитанию» (имеющей подзаголовок «Собрание писем старого офицера своему сыну») отмечено следующее: «Истинная честь есть добрая слава, которой мы пользуемся, общее доверие к нашей правдивости и справедливости, к нашей чистосердечной любви к людям; поэтому ты не должен равнодушно относиться к чести, так как равнодушие к ней унижает тебя и исключает из общества достойных уважения людей» [59, с. 82].
     Понятие чести тесно связано с понятием службы, так как именно здесь, в служении государству, благородный человек мог с пользой проявить все свои лучшие качества.
     Психология служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века. Именно через службу сознавал он себя частью сословия. Петр I всячески стимулировал это чувство - и личным примером,  и рядом законодательных актов. 
     Вершиной их явилась Табель о  рангах, вырабатывавшаяся  в  течение  ряда лет при постоянном и активном участии Петра I и опубликованная в январе 1722 года.  Но и сама Табель о рангах была реализацией более общего принципа новой петровской  государственности  - принципа «регулярности».
     Ценности духовные, благодарность от государя за службу считались высшей наградой для честного и благородного человека, дворянина. Однако периодически в систему орденов врывались не  условные,  а  материальные  ценности. Так,  орденская звезда с  бриллиантами имела значение особой степени отличия.
     Традиция ношения ордена как символа принадлежности к специфическому объединению (в данном случае – к дворянскому сословию) имеет свои корни в средневековой европейской практике таких объединений. Западноевропейские средневековые ордена в  честь  какого-либо  святого объединяли своих членов служением рыцарским идеалам данного ордена.  Во главе ордена  стоял рыцарь-магистр. Со времени укрепления в Западной Европе абсолютизма это, как правило,  был глава  государства.
     Членство ордена мыслилось как некое религиозное, нравственное или политическое служение.  Внешними атрибутами членства  в  ордене  были особый костюм,  знак ордена и звезда, носившиеся на одежде в специально установленных местах, а также орденское оружие.          
     Однако средневековый орден как форма рыцарской организации противоречил юридическим нормам абсолютизма, и королевский абсолютизм в Европе практически свел ордена к знакам государственных наград.
     Первоначально предполагалось,  что,  по  образцу рыцарских орденов, ордена в России также будут представлять собой братство рыцарей - носителей данного ордена.
     Однако по мере того,  как в России  XVIII  века  ордена складывались в систему, они получали новый смысл, подобный новоевропейскому - становились  знаками  наград.
     Манифест Петра III избавил дворян от телесных наказаний, отменил строгое принуждение к военной и государственной службе. С тех пор идея свободного, рыцарского служения распространилась в России.
     Со временем царская власть начала именовать рыцарями своих преданных сторонников, а народ - тех, кто с властью боролся. От старых времен осталась пословица: «Чести к коже не пришьешь». Все это определяет сознание, которое, конечно, обращается к рыцарской модели, к метафоре рыцарства.
     Метафора рыцарства напрямую и широко использовалась при формировании нового сословия дворян. Их мировоззрение должно быть идеально патриотическим и христиански ориентированным, а поведение доблестным, что и составляло основу образа рыцаря в веках.
     Рыцарство - это слой профессиональных конных воинов. Собственно, именно «конник» означает и французское «шевалье», и испанское «кабальеро», и немецкое «риттер». Слой профессиональных конных воинов формируется, начиная с VIII века в Западной Европе.
     Вообще словом «рыцарство» обозначают некую категорию людей, обладающих определенным кодексом поведения и, определенным кодексом чести. И слово «honneur», переведенное в светском смысле абсолютно точно как «честь», является ключевым в определении рыцарства.
     Рыцарство - это институт, который идеализирован в литературе и в средневековом воображении. Образ рыцаря создавала церковь, она наделяла рыцаря нравственными качествами и всевозможными добродетелями. Позже этот образ и был взят за основу дворянского кодекса чести.
     Благородство и честь, присущие рыцарству мы обнаруживаем в рыцарских романах, в героическом эпосе. Там предстает христианизованный образ рыцарей, которые отвечают принципам церковной морали. И даже существовал такой неписаный кодекс рыцарской чести, который включал в себя защиту Родины, защиту церкви, защиту вдов и сирот.
     Рыцари и монахи следовали строгому своду правил и ограничений. Такие действа, как принесение рыцарской присяги, посвящение священника в сан, пострижение, были публичными. Свобода этих людей, составлявших высшие слои общества, не означала своеволия. Они добровольно связывали себя обязательством исполнять закон, следовать его духу и букве, в отличие от простолюдинов - те жили не по закону, а по воле хозяина. По образцу монашеских, были созданы рыцарские ордена. Их расцвет относится к эпохе крестовых походов.
     Знаменитые духовные рыцарские ордена: тамплиеры, иоанниты, тевтонский орден, испанские ордена, Сантьяго, -  это были, действительно монахи. Первоначально во второй половине XII и даже начале XIII веков рыцари просто использовали классический традиционный бенедиктинский устав со всеми обязательствами, кроме дополнительного четвертого обязательства - сражаться с неверными. Не обязательно, что они это соблюдали, но предполагалось совместное проживание, отсутствие индивидуальной собственности, послушание. Имела еще определенную важную роль форма военной дисциплины. И в этом смысле, они были, безусловно, монахами. Но это не исключает и лихих рубак-епископов, которые лучше себя чувствовали на поле брани, чем где-нибудь в исповедальне или во время литургии.

 

 

 

 

 

 

 

     В XII веке берет свое начало то, что в будущем будет историками названо рыцарской идеологией. То есть, появляются целые пласты культуры рыцарской, культуры феодальной. Рыцарь - это тот, кто физически силен, рыцарь - это тот, кто в совершенстве владеет конем и оружием. И эти представления не зависят от эпохи. Если вспомнить рыцарский роман позднего Средневековья «Смерть Артура», там рыцарь обязательно является носителем вот этих воинских качеств.
     Второй элемент, который неразрывно связан с понятием рыцарства - это верность, - верность своему сеньору и, разумеется, верность своему слову.
     Историческая эволюция рыцарства, превращение его в социальную элиту самым непосредственным образом связано с представлением об особой рыцарской чести.
     С конца 40-х начала 50-х годов XVIII века на русское дворянство начинает проецироваться модель западной аристократии. Гуковский, крупный историк литературы XVIII века, писал о сумароковских социальных идеях как о рыцарской утопии. А идея независимого объединения, наследственного и блюдущего честь - эта идея появляется уже в середине XVIII века, не при Петре I, а в послепетровское время. 
     У этого объединенного дворянского самосознания начинается своя длительная история, оно стимулируется создающимися при Екатерине институциями, предводителями дворянства по губерниям, выборами.
     Образ рыцаря накладывал глубокий отпечаток на представителей дворянства, особенно на  те поколения, которые воспитывались в данной, уже к тому моменту воспринятой, традиции следования настоящего дворянина постулатам о чести, достоинстве, службе и патриотизме. Верность слову, чувство долга, ответственность, вера и любовь к государю создавали идеальный пласт, сословие людей для опоры монархии. Истинный дворянин не пойдет на предательство, подлость, не побежит с поля боя, не дрогнет перед лицом опасности. В мирное время он всегда на страже покоя государства и с достоинством несет свое звание.
     Обидные слова, ложь, предательство, подлог, подкуп и пр. унижают и оскорбляют дворянина. Рыцарь в таких случаях вызывает противника на поединок. Практика дуэлей в России довольно быстро была прекращена, т.к. государю невыгодно было терять своих людей на подобных разбирательствах. Тем не менее, примеры дуэлей как нельзя лучше иллюстрируют, что означает «честь» для русского офицера и дворянина и какую цену он готов заплатить, чтобы она была незапятнанна.
     Русский человек во все времена мечтал  о создании гармоничного и справедливого государства, общества, построенного на законах чести, что и послужило отправной точкой в перенимании рыцарского мировоззрения в среде дворянства XVIII века.

 

 

                     Понятие и феномен дуэли 18 в. и ее истоки

 

 

                                     
     Особое место в жизни общества XVIII века занимали дуэли, являвшиеся прерогативой дворянства и преимущественно военных чинов.
     Дуэль в России как крайняя форма отстаивания своего достоинства, как максимальное проявление человека в сфере духа, всегда привлекала внимание и историков, и исследователей нравственной истории нашей страны. О дуэлях писали П. Щеголев и Ю. Лотман, А. Гессен и С. Бонди, и многие другие исследователи в области истории и литературы. Настоящую энциклопедию  дуэли  представляет собой повесть А. Бестужева «Испытание» (1830). Автор осуждает дуэль с просветительских  традиций и одновременно с почти документальной подробностью описывает весь ритуал подготовки к ней. Сегодня одним из крупнейших специалистов в этом вопросе является Я. Гордин.
     Дуэль - один из элементов рыцарства, когда люди выходят лицом к лицу, отстаивая свою честь. Идеал, который создает себе дворянская культура,  подразумевает полное изгнание страха  и  утверждение чести как основного законодателя поведения. В этом смысле значение приобретают занятия, демонстрирующие бесстрашие.  Так,  например, если «регулярное государство» Петра I еще рассматривает поведение  дворянина  на  войне как служение государственной пользе, а храбрость его - лишь как средство для достижения этой цели,  то с позиций чести храбрость превращается в самоцель. С этих позиций переживает известную реставрацию средневековая рыцарская этика. С подобной точки зрения поведение рыцаря не измеряется поражением или победой,  а имеет самодовлеющую ценность. 
     Многие русские замечательные люди выходили не раз на дуэль, два великих русских поэта на дуэли погибли, хотя, например, у Пушкина была не одна дуэль.                                                
     В общем смысле дуэлью называется происходящий по определенным правилам  парный бой,  имеющий целью восстановление чести и достоинства человека, снятие с обиженного позорного  пятна,  нанесенного  оскорблением.  Таким образом, роль дуэли - социально-знаковая.
     Дуэльный поединок представляет собой определенную  процедуру  по восстановлению  чести  и не может быть понята вне самой специфики понятия «честь» в общей системе этики русского европеизированного дворянского общества. Естественно, что с позиции, в принципе отвергавшей это понятие, дуэль теряла смысл, превращаясь в ритуализированное убийство.
     После татарского нашествия слово «честь» из языка русской культуры ушло и вернулось, как об этом сказано выше, только с появлением русского дворянства в петровский период, когда дворянин отстаивал свою честь. Известны эпизоды, когда человек менее обеспеченный, менее знатный, мог вызвать на дуэль человека знатного, и тот не смел отказать. Даже особы царской фамилии оказались причастными к дуэльным перипетиям. Известны вызовы великому князю Константину и даже самому Николаю I.
     Дуэль - предрассудок, но честь, которая вынуждена обращаться к ее помощи, - не предрассудок. Именно благодаря своей двойственности дуэль подразумевала наличие строгого и тщательно исполняемого ритуала. 
     Только  пунктуальное следование установленному порядку отличало поединок от убийства.  Но  необходимость точного соблюдения правил вступала в противоречие с отсутствием в России строго  кодифицированной  дуэльной системы. 
     Никаких дуэльных кодексов в русской печати, в условиях официального запрета,  появиться не могло,  не было и юридического органа,  который мог бы принять на себя полномочия упорядочения правил поединка.  Конечно, можно  было бы пользоваться французскими кодексами, но излагаемые там правила не совсем совпадали с русской дуэльной традицией. Строгость в соблюдении правил достигалась обращением к авторитету знатоков, живых носителей традиции и арбитров в вопросах чести.
     Дуэль начиналась с вызова.  Ему,  как правило, предшествовало  столкновение, в результате которого какая-либо сторона считала себя оскорбленной и в качестве таковой требовала удовлетворения (сатисфакции). С этого момента противники уже не должны были вступать ни в какие общения:  это брали на себя их представители-секунданты.
     Выбрав себе секунданта, оскорбленный обсуждал с ним тяжесть нанесенной ему обиды,  от чего зависел и  характер  будущей дуэли  - от формального обмена выстрелами до гибели одного или обоих участников.  После этого секундант направлял противнику письменный вызов (картель).
     Роль секундантов сводилась к следующему: как посредники между противниками, они прежде всего обязаны были приложить максимальные усилия к примирению. На обязанности секундантов лежало изыскивать все возможности, не нанося ущерба интересам чести и особенно следя за соблюдением прав своего доверителя,  для  мирного решения конфликта. 
     Даже на поле боя секунданты обязаны были предпринять последнюю попытку к примирению. Кроме того, секунданты  вырабатывают  условия дуэли. В этом случае негласные правила предписывают им стараться,  чтобы раздраженные противники не избирали более кровавых форм поединка, чем это требует минимум строгих правил чести.
     Если примирение оказывалось невозможным, секунданты составляли письменные условия и тщательно следили за строгим исполнением всей процедуры.                       
     Несмотря на то, что дуэльная практика в XVIII веке была еще не настолько систематизирована, как во времена Пушкина, в качестве яркой иллюстрации здесь можно привести список условий, подписанных секундантами на его дуэли с Дантесом:                                              
«1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов  друг  от друга и
пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.
2. Вооруженные  пистолетами  противники  по  данному знаку,  идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьеры, могут стрелять.                     
3. Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место,  для того,  чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.                             
4. Когда обе стороны сделают по выстрелу,  то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы  в первый  раз:  противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.  
5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.    
6. Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своей  честью строгое соблюдение изложенных здесь условий» [92, с. 191.] 

 

 

 

 

                                              

 

 

 

     По другим правилам, после того, как один из участников дуэли выстрелил, второй мог продолжать движение, а также потребовать противника к барьеру.  Этим пользовались бретеры.
     Если говорить об оружии, которое дозволялось для поединков, здесь можно назвать шпаги, сабли и пистолеты. Причем обеими сторонами должно было применяться однотипное оружие: с равной длиной клинков или единого пистолетного калибра с разницей в длине ствола не более 3 см. Сабли или шпаги могли использоваться в поединке самостоятельно или как оружие первого этапа, после чего следовал переход к пистолетам.
     Обычный механизм дуэльного пистолета требует двойного нажима на спусковой крючок, что предохраняет от случайного выстрела.  Шнеллером называлось устройство, отменяющее  предварительный нажим. В результате усиливалась скорострельность, но зато резко повышалась возможность случайных выстрелов.
     Однако довольно часто дуэльные правила либо нарушались либо вовсе не соблюдались. Характерным для российской действительности было еще и то, что в подавляющем большинстве случаев целью дуэли было отмщенье кровью за нанесенное оскорбление. 
     Следует отметить, что, вопреки правилам дуэли, на поединок нередко собиралась публика как на зрелище. Требование отсутствия посторонних свидетелей имело серьезные основания,  поскольку последние могли подталкивать участников зрелища, приобретавшего театральный характер, на более кровавые действия, чем этого требовали правила чести.                        
     Следует  учитывать,  что неписаные правила русской дуэли конца XVIII - начала XIX века были значительно более суровыми, чем, например, во Франции,  а с характером узаконенной актом 13 мая 1894 года поздней русской дуэли  вообще не могли идти ни в какое сравнение.
     В то время как обычное расстояние между барьерами в начале XIX века было 10-12 шагов, а нередки были случаи, когда противников разделяло лишь 6 шагов, за период между 20 мая 1894 г. и 20 мая 1910 г. из 322 имевших место поединков ни одного не проводилось с дистанцией менее 12 шагов и лишь один - с дистанцией в 12 шагов.
     Надо учитывать также еще одно существенное обстоятельство.  Дуэль с ее строгим ритуалом, представляющая целостное  театрализованное  действо – жертвоприношение ради чести,  обладает  жестким  сценарием. Как  всякий строгий  ритуал,  она  лишает участников индивидуальной воли. Остановить или изменить что-либо в дуэли отдельный  участник не властен.
     Эта способность дуэли,  втягивая  людей,  лишать  их собственной  воли  и  превращать  в игрушки имеет весьма устрашающее значение [96, с. 145-180.].                                        
     Одно из правил дуэли:  «Стрелять  в  воздух имеет право только противник,  стреляющий вторым.  Противник, выстреливший первым в воздух, если его противник не ответив на выстрел или также выстрелил в воздух, считается уклонившимся от дуэли...» [23, с. 104]. Правило это связано с тем, что выстрел в воздух первого из противников морально обязывает второго к великодушию, узурпируя его право самому определять свое поведение чести.
     Дуэль – это поединок не столько с соперником, оскорбителем, но и во многом с судьбой, с роком.  XVIII век возродил эпоху, когда понятия чести, честного слова, достоинства были дороже человеку всех других ценностей.
     Однако довольно часто поводом становились случайное слово, взгляд, неуместная улыбка: «Бывало хоть чуть-чуть кто-либо кого по нечаянности зацепит шпагою или шляпою,  повредит ли на голове один волосочик, погнет ли на плече сукно, так милости просим в  поле...  Хворающий  зубами даст ли ответ вполголоса, насморк имеющий скажет ли что-нибудь в нос... ни на что не смотрят!..  Того и гляди, что по эфес шпага!.. Также глух ли кто, близорук ли, но когда, Боже сохрани, он не ответствовал или недовидел поклона... статошное ли дело!  Тотчас шпаги в руки,  шляпы на голову,  да и пошла трескотня да рубка!» [81, с. 46.].
     И почти все поединки - на жесточайших условиях, которые европейским дуэльным Кодексом прямо запрещались как чрезмерно опасные.      
     Опасность, сближение лицом к лицу со смертью становятся очищающими средствами, снимающими с человека оскорбление. Сам  оскорбленный должен решить (правильное  решение  свидетельствует о степени его владения законами чести): является ли бесчестие настолько незначительным,  что для его снятия достаточно демонстрации бесстрашия - показа  готовности к  бою (примирение возможно после вызова и его принятия - принимая вызов, оскорбитель тем самым показывает, что считает противника равным себе и, следовательно, реабилитирует его честь) или знакового изображения боя (примирение  происходит после обмена выстрелами или ударами шпаги без каких-либо кровавых  намерений с какой-либо стороны).
     Если оскорбление было более серьезным, таким, которое должно быть смыто кровью,  дуэль  может  закончиться первым ранением (чьим - не играет роли, поскольку честь восстанавливается не нанесением ущерба  оскорбителю или местью ему,  а фактом пролития крови,  в том числе и своей собственной). Наконец, оскорбленный может квалифицировать оскорбление как смертельное, требующее для своего снятия гибели одного  из  участников  ссоры.  
     Таким образом,  в дуэли, с одной стороны, могла выступать на первый план узко сословная идея защиты корпоративной чести, а с другой - общечеловеческая, несмотря на архаические формы, идея защиты человеческого достоинства. 
     Русская дуэль представляет собой феномен российского общества, т.к. она не похожа на аналогичные способы разрешения конфликтов, возникших на почве оскорбленной чести в европейской среде аристократов.
     Россия получила дуэли из Европы, но поначалу, когда первые русские ученики петровских времен поехали в Европу и увидели там дуэли, они были поражены. И наставник этих молодых людей доносил Петру, что в Европе шпагами пыряются, и наши у них научились, но наши норовят в спину ударить.
     Русская дуэль, как признают все исследователи, в принципе была значительно более бескомпромиссной, жесткой, кровавой, чем европейская. Русский безудержный характер дает себя знать и в дворянской среде, представители которого так и не смогли перенять европейскую сдержанность и холодность рассуждений: если уж драться - так «до результата», если барьер - то не на 25 - 30 шагах, как во Франции, а на трех или восьми.  
     Яков Гордин объясняет такое стремление к максимальной категоричности поединков особенностями общественного сознания русского дворянина. При безусловной власти самодержца над душой, жизнью мыслящего человека оставалась единственная зона, над которой не властен был император - честь дворянина. И право самому решать вопросы чести, достоинства отстаивалось с предельной яростью. Любой намек, любое подозрение в трусости, нечестности, нарушении честного слова с неизбежностью вело к дуэли.
     Любая дуэль была в России уголовным преступлением. Каждая дуэль становилась в дальнейшем предметом судебного разбирательства. 
Суд, следуя букве закона, приговаривал дуэлянтов  к смертной казни, которая, однако, в дальнейшем для офицеров чаще всего заменялась разжалованием в  солдаты  с правом  выслуги  (перевод  на  Кавказ давал возможность быстрого получения снова офицерского  звания).
     Участие в дуэли в качестве секунданта также влекло за собой неизбежное наказание со стороны государства. Это создавало известные трудности при выборе секундантов: как лицо, в руки которого передаются жизнь и честь, секундант, оптимально, должен был быть близким другом.  Но этому противоречило нежелание вовлекать друга в неприятную историю, ломая ему карьеру.
     Со своей стороны, секундант также оказывался в трудном положении. Интересы дружбы и чести требовали принять приглашение  участвовать в дуэли как лестный знак доверия, а службы и карьеры - видеть в этом опасную угрозу испортить продвижение или даже вызвать личную неприязнь злопамятного государя.                  
     Русский дворянин XVIII - начала XIX века жил и действовал  под  влиянием  двух противоположных регуляторов общественного поведения.  Как верноподданный, слуга государства, он подчинялся приказу. Психологическим стимулом подчинения был страх перед карой, настигающей ослушника. Но в то же время, как дворянин, человек сословия, которое одновременно было и социально господствующей корпорацией, и культурной элитой, он подчинялся законам чести. 
     В  «Патенте о поединках и нечинении ссор», составлявшем 49-ю главу петровского «Устава воинского» (1716),  предписывалось:  «Ежели случится, что двое на назначенное место выдут, и один против другаго шпаги обнажат, то Мы повелеваем таковых,  хотя никто из оных уязвлен или умерщвлен не будет,  без всякой милости, такожде и секундантов или свидетелей, на которых докажут, смертию казнить и оных пожитки отписать. Ежели же биться начнут, и в том бою убиты и ранены будут,  то как живые,  так и мертвые повешаны да будут». К. А. Софроненко считает, что «Патент» направлен «против старой феодальной знати» [63, с. 459-460]. В том же духе высказывался и Н. Л. Бродский, который  считал,  что  «дуэль - порожденный феодально-рыцарским обществом обычай кровавой расправы-мести, сохранялся в дворянской среде» [10, с. 239].
     Однако дуэль в России не была пережитком, поскольку ничего аналогичного в быту русской «старой феодальной знати» не существовало. На то, что поединок представляет собой нововведение, недвусмысленно  указывала  Екатерина II: «Предубеждения,  не от предков полученные, но перенятые или наносные, чуждые».
     Екатерина II также смотрела на дуэль как на преступление против государственных интересов и в своем Манифесте «О поединках» 1778 г. наказывала дуэлянтов хотя и не смертной казнью, но разжалованием в рядовые и заключением в крепость, что тоже являлось весьма суровым наказанием.
     Но, несмотря на суровые карательные меры, искоренить поединки в России не удалось и позже ни одному правителю. Закон о дуэлях 20 мая 1894 г., утвержденный императором Александром III, заложил в сознание офицеров чувство превосходства их как людей особого рода, которым разрешается то, что запрещено другим Уставом о предупреждении и пресечении преступлений. Дуэли между офицерами и гражданскими лицами были разрешены в 1897 году. А В. Дурасовым был разработан Дуэльный кодекс, первое издание которого увидело свет в 1908 году.
     На причины отрицательного отношения самодержавной власти к обычаю дуэли указал еще Монтескье: «Честь не может быть принципом деспотических государств: там все люди равны и потому не могут превозноситься друг над другом; там все люди рабы и потому не могут превозноситься ни над чем... Может ли деспот потерпеть ее в своем государстве?  Она полагает свою славу в презрении к жизни,  а вся сила деспота только в том,  что  он может лишать жизни. Как она сама могла бы стерпеть деспота?» [56, кн. 1, гл. VIII].                                              
     Естественно, что в официальной  литературе дуэли преследовались как проявление свободолюбия,  «возродившееся зло самонадеянности и вольнодумства века сего». Фонвизин писал о дуэли, как о деле «противу совести»: «…стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках. Ибо шпаги и кулаки суть одно» [89, с.191].
     Условная этика дуэли существовала параллельно с общечеловеческими нормами нравственности, не смешиваясь и не отменяя их. Это приводило к тому,  что победитель на поединке,  с одной стороны,  был  окружен  ореолом общественного интереса, а другой стороны, все дуэльные обычаи не могли заставить его забыть, что он убийца. 

 

 

Представления о военной и гражданской службе как основной источник моделей поведения дворянства

 

 

 

     Как уже упоминалось, самосознание дворянина XVIII века основывалось на психологии служилого сословия. Прежде всего через службу сознавал он себя частью высшего света.
     Петр I, в свою очередь, стимулировал это чувство как личным примером,  так и рядом законодательных актов.
     В 1705 г. была введена рекрутская повинность: с определенного числа дворов податных сословий в армию должен был поставляться рекрут. Рекруты пожизненно зачислялись в сословия солдат. Дворяне начинали служить с чина рядового в гвардейских полках. Так была создана регулярная армия, обладавшая высокими боевыми качествами.  К концу правления Петра Россия обладала сильнейшей в Европе армией  численностью до 250 тыс. человек и вторым в мире военным флотом (более 1000 кораблей). Этот факт повысил самосознание дворянства как высшей касты, опоры государства и защитников отечества.
     Однако оборотной стороной военных реформ стала набиравшая темпы милитаризация имперской государственной машины. Заняв в государстве весьма почетное место, армия стала выполнять не только военные, но и полицейские функции. Полковник следил за сбором подушных денег и средств на нужды своего полка, а также должен был искоренять «разбой», в том числе пресекать крестьянские волнения. Распространилась практика участия профессиональных военных в государственном управлении. Военные, особенно гвардейцы, часто использовались в качестве эмиссаров царя, причем наделялись чрезвычайными полномочиями, что не могло не иметь последствиями определенной степени произвола.
     Образование Сената в 1711 г. стало следующим шагом в организации нового аппарата управления. Сенат создавался как высший орган управления, сосредоточивший в своих руках административно-управленческие, судебные и законосовещательные функции. В Сенате вводился принцип коллегиальности: без общего согласия решение в силу не вступало. Впервые в государственном учреждении, как и в армии, вводилась личная присяга [69, сс.184 - 187].
     Понимание служения государству не на военном, а на гражданском поприще было новым для дворянства, однако многие уже понимали, что могут принести пользу отечеству именно здесь, сообразно своим способностям.
     Реформа административной системы была продолжена на рубеже 10-20-х гг. XVIII в. В ее основе лежали принципы камерализма - учения о бюрократическом управлении, который предполагал: функциональный принцип управления, коллегиальность, четкую регламентацию обязанностей чиновников, специализацию канцелярского труда, единообразные штаты и жалованье.
     В 1718 г. был принят «Реестр коллегиям». Вместо 44 приказов учреждались коллегии. Их число составляло 10-11. В 1720 г. был учрежден Генеральный регламент коллегий, согласно которому каждая коллегия состояла из  президента, вице-президента, 4-5 советников и 4 асессоров.
     Помимо четырех коллегий, ведавших иностранными, военными и судебными делами (Иностранная, Военная, Адмиралтейская, Юстиц- коллегия), группа коллегий занималась финансами (доходами - Камер- коллегия, расходами - Штатс-контор-коллегия, контроль за сбором и расходованием средств - Ревизион-коллегия), торговлей (Коммерц - коллегия), металлургией и легкой промышленностью (Берг-мануфактур-коллегия, позже разделенная на две).
     В 1722 г. был создан важнейший контрольный орган - прокуратура. Неофициально главой Сената стал генерал-прокурор П.И. Ягужинский. Явный государственный надзор был дополнен тайным надзором путем введения системы фискалов, которые осуществляли негласное наблюдение за деятельностью администрации на всех уровнях. Петр освободил фискалов от ответственности за ложный донос. Феномен доносительства прочно утвердился в государственной системе и в обществе.
     Особой коллегией стал Священный Синод, созданный в 1721 г. Должность патриарха была упразднена. Во главе Синода был поставлен государственный чиновник - обер-прокурор. Церковь фактически превратилась в составную часть государственного аппарата.
Генеральный регламент, другие указы Петра I закрепляли идею о службе русского дворянства как важнейшую форму исполнения обязанностей перед государем и государством. В 1714 г. был принят указ о единонаследии, по которому дворянское поместье уравнивалось в правах с вотчиной. Он способствовал завершению процесса консолидации сословий феодалов в единый класс-сословие, обладавшее определенными привилегиями.
     Главным документом в этой сфере явилась Табель о  рангах, вырабатывавшаяся в течение ряда лет при постоянном и активном участии Петра I и опубликованная в январе 1722 года.
     Но и сама Табель о рангах была реализацией более общего принципа новой  петровской  государственности  - принципа «регулярности». [49]
     Прежде всего здесь регламентация коснулась государственной службы. Правда, чины и должности, которые существовали в допетровской России (боярин,  стольник и др.), не отменялись.  Они продолжали существовать, но эти чины перестали жаловать,  и постепенно, когда старики вымерли, с ними исчезли и их чины. Вместо них введена была новая служебная иерархия. Оформление ее длилось долго.
     1 февраля  1721  года Петр подписал проект указа,  однако он еще не вступил в силу, а был роздан государственным деятелям  на  обсуждение. Сделано было много замечаний и предложений (Петр ни с одним из них не  согласился, но это была его любимая форма демократизма: он все давал обсуждать, но потом все делал по-своему). Далее решался вопрос о принятии указа о Табели.  Для этого создана была специальная комиссия, и только в 1722 году этот закон вступил в силу.
     Основная, первая  мысль законодателя относительно сути документа была в целом вполне трезвой: люди должны занимать должности по своим способностям  и по своему реальному вкладу в государственное дело. Табель о рангах и устанавливала зависимость общественного положения  человека от его места в служебной иерархии. Последнее же в идеале должно было соответствовать  заслугам  перед  царем и отечеством. 
     Показательна правка, которой Петр подверг пункт третий Табели. Здесь утверждалась зависимость «почестей» от служебного ранга: «Кто выше своего ранга будет себе почести требовать, или сам место возмет,  выше данного ему ранга; тому за каждый случай платить штрафу, 2 месяца жалования». Составлявший ранний вариант закона А. И. Остерман направил этот пункт против «ссоролюбцев», то есть представителей старой знати, которые и в новых условиях могли попытаться «местничать», т.е. затевать ссоры о местах и почестях.
     Однако Петра  уже  больше волновало другое:  возможность того, что неслужившие или нерадивые в службе  родовитые  люди будут оспаривать преимущества у тех,  кто завоевал свой ранг усердной службой. Он вычеркнул «ссоролюбцев» и переформулировал требование  соответствия  почета и чина так:  «Дабы тем охоту подать к службе,  и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать» [63, с. 185.].                    
     Большим злом в государственной структуре допетровской Руси было назначение в службу по роду. Табель о рангах отменила распределение мест по крови, по знатности, приводившее к тому,  что почти  каждое  решение оказывалось сложной, запутанной историей. Оно порождало множество распрей, шумных дел, судебных разбирательств: имеет  ли право данный сын занимать данное место,  если его отец занимал такое-то место, и т. д. Прямо накануне сражений  очень часто  возникали  непримиримые местнические споры из-за права по роду занять более высокое место, чем соперник. Начинался счет отцами, дедами, родом - и это, конечно, стало для деловой государственности  огромной  помехой.
     Первоначальной идеей Петра и было стремление привести в соответствие должность и оказываемый почет, а должности распределять в зависимости от личных заслуг перед государством и способностей,  а не от знатности рода. Хотя, уже с самого начала делалась существенная оговорка: это не распространялось на членов царской семьи,  которые всегда получали в службе превосходство.          
     Табель о  рангах делила все виды службы на воинскую, статскую (гражданскую) и придворную. Первая, в свою очередь, делилась на  сухопутную и морскую (особо была выделена гвардия). Все чины были разделены на 14 классов,  из которых первые пять составляли генералитет (V класс сухопутных воинских чинов составляли бригадиры; этот чин был впоследствии упразднен). Классы VI-VIII составляли штаб-офицерские, а IX-XIV - обер-офицерские чины.     
     Табель о рангах ставила военную службу в привилегированное положение. Это выражалось, в частности, в том, что все 14 классов в воинской службе давали право наследственного дворянства, в статской же службе такое право давалось лишь начиная с VIII класса.  Это означало, что  самый  низший  обер-офицерский  чин в военной службе уже давал потомственное дворянство, между тем как в статской для этого надо было дослужиться до коллежского асессора или надворного  советника.
     Об  этом говорил  15-й  пункт Табели:  «Воинским чинам,  которые дослужатся до Обер-офицерства не из  Дворян; то когда кто получит вышеописанной чин, оной суть Дворянин, и его дети, которые родятся в Обер-офицерстве; а ежели не будет в то время детей, а есть прежде,  и отец будет бить челом, тогда Дворянство давать и тем, только одному сыну,  о котором отец будет просить. Прочие же чины, как гражданские, так и придворные, которые в Рангах не из Дворян, оных дети не суть Дворяне».             
     Из этого положения в дальнейшем проистекло различие между наследственными (так  называемыми  «столбовыми») дворянами  и дворянами личными. К последним относились статские и придворные чины XIV- IX рангов.
     Впоследствии личное дворянство давали также ордена (дворянин «по кресту») и академические звания. Личный дворянин пользовался  рядом сословных прав дворянства: он был освобожден от телесных наказаний,  подушного  оклада,  рекрутской повинности. Однако он не мог передать этих прав своим детям, не имел права владеть крестьянами, участвовать в дворянских собраниях и занимать дворянские выборные должности.                                     
     Впоследствии, уже при Николае I,  положение менялось  в сторону все большего превращения дворянства в замкнутую касту. Уровень чина, при котором недворянин получал дворянство, все время повышался.
     Предпочтение, даваемое воинской службе, отразилось в полном заглавии закона: «Табель о  рангах всех чинов,  воинских,  статских и придворных,  которые в котором классе чины; и которые в одном классе,  те имеют по старшинству времени вступления в чин между собою,  однакож воинские выше  протчих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был».
     Характерно и другое: назначив воинские чины I класса (генерал-фельдмаршал  в сухопутных и генерал-адмирал в морских войсках),  Петр оставил пустыми места  I  класса  в статской и придворной службе. Лишь указание Сената, что это поставит русских дипломатов при сношениях с  иностранными дворами в неравное положение, убедило его в необходимости I класса и для  статской  службы  (им стал канцлер).
     Придворная же служба так и осталась без высшего ранга. Военная служба считалась преимущественно дворянской службой - статская не считалась «благородной». Ее называли «подьяческой»,  в ней всегда было больше разночинцев, и ею принято было гнушаться. Исключение составляла дипломатическая  служба,  также  считавшаяся «благородной».
     Однако нельзя отрицать подъем в государственном регулировании, произошедший вследствие гражданской службы дворян. Н.М. Карамзин пишет: «В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого, что им более занимались как нужнейшим для утверждения государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются с учреждениями других государств, которые несколько веков просвещаются» [33, с. 331]
      Власть государства покоилась на двух фигурах: офицере и чиновнике, однако социокультурный облик этих двух кариатид был различным. 
     Чиновник - человек,  само название которого производится от слова «чин». «Чин» в  древне русском языке означает «порядок». И хотя чин,  вопреки замыслам Петра,  очень скоро разошелся с реальной должностью человека, превратившись в почти мистическую бюрократическую фикцию, фикция эта имела в то же время и совершенно практический смысл.
     Чиновник - человек жалованья,  его благосостояние непосредственно  зависит  от государства. Он привязан к административной машине и не может без нее существовать. Связь эта грубо напоминает о себе первого числа каждого месяца, когда по всей территории Российской Империи чиновникам должны были выплачивать жалованье. И чиновник, зависящий от жалованья и чина,  оказался в России наиболее надежным слугой государства.
     Тем не менее, существующие виды государственной службы, будь то военная или гражданская служба поставили представителей дворянства XVIII века в условия жесткой иерархии внутри каждого типа.  Так или иначе, поведение, жизненный выбор, карьера представителей высшего сословия диктовалась государством. И, поскольку типы служения отечеству широко разнились, представления о дворянской доблести и нормах соответствия высокому званию так же не были сходными.
     Воспитанный в военном духе боевой офицер в своих словах и поступках вряд ли будет напоминать чиновника, полностью зависимого от государственной машины, служебного устава и жалованья. Вырабатывается несколько новых типов дворянского поведения, каждый из которых несет на себе отпечаток профессии, служебной принадлежности.
     Если для офицера по-прежнему важны рыцарские проявления на службе и в быту, отстаивание своей чести и достоинства не на жизнь, а на смерть в любых условиях, то для гражданского служащего гораздо важнее будут дипломатические навыки общения с любой категорией людей, умение получать важную информацию, способность достигать политических и мелких личных целей. 
     Государственная служба дворян была бессрочной - до болезни или смерти, вышли указы Петра I об обязательном обучении дворян грамоте (те дворяне, которые уклонялись от обучения, теряли право жениться).
     Поступая в полки, они отрывались от местности, были регулярным войском, служили без перерывов, с редкими отпусками домой, и не могли укрываться легко от службы.
     Каждый дворянин был приписан к полку или государственному учреждению, где он проходил службу. Дворянство предпочитало военное поприще, которое считалось престижнее и обеспечивало более быструю карьеру.
     В XVIII веке в России было организовано несколько кадетских корпусов. Наибольшую известность получили Шляхетский сухопутный, Морской и Пажеский корпуса. Очевидно, что эти учебные заведения ориентировались на подготовку дворян к дальнейшей реализации своих усилий - служению по одному из этих направлений.
     Если на Западе служба был привилегией, то в России - обязанностью. В связи с этим в литературе высказывается мнение, что едва ли можно полностью зависимое от государства дворянство считать господствующим классом. 
     Скорее, это был привилегированный класс-сословие военных и гражданских слуг самодержавия, преимущества которых существовали до тех пор, пока они несли службу. «Эмансипация» дворянства произошла позже - в 30-60-е гг. XVIII в.
     В 1736 г. срок дворянской службы фиксируется в двадцать пять лет, начало службы сдвигается с пятнадцати на двадцать лет, один из братьев помещика вовсе освобождался от службы.
     В царствование Петра III 18 февраля 1762 г. был издан Указ о вольности дворянской, освободивший дворян от обязательной службы  [49].

 

 

                                     Воспитание дворянских детей в XVIII веке

 

 

     В современной обстановки деградации нравственности российского населения, потери понятий о доблести, чести и достоинстве среди защитников отечества, коррупции и стяжательстве в сферах государственного управления, чрезвычайно остро встает вопрос о воспитании нового поколения, питающего любовь к отчизне, гордого за свою нацию и способного построить государство, равное по мощи и величию России прошлых веков, великой империи.
     Прежде, чем рассмотреть возможности воспитания детей современного общества в духе дворянских принципов, рассмотрим, как работала педагогическая система в XVIII веке.
     Первым и главным средством воспитания в России XVIII века было чтение. Во второй половине XVIII века наиболее читаемыми были произведения русских писателей: Сумарокова, Хераскова, Ломоносова, Державина и Карамзина. Также очень любили «Робинзона Крузо» Дефо в пересказе Кампе, «Открытие Америки» Кампе, «Тысяча и одна ночь», «Поучительные повести из библейской истории», журналы «Детское чтение для сердца и разума», «Детская библиотека» Кампе (9 изданий с 1887 по 1846), «Детский собеседник» Беркеня и др. Все эти книги обладали не только интересным сюжетом, но и дидактическим подтекстом, моралью, что давало возможность детям размышлять о честных и нравственных поступках, возможности выбора верного пути в жизни, ответственности за этот выбор.
     Большое внимание в те времена уделялось христианскому воспитанию. Настоящий дворянин должен быть христианином, его идеалы должны соответствовать идеалам церкви, что прослеживается еще в средневековом рыцарском кодексе. Поэтому Библия так же, как и в более раннее время оставалась постоянным и обязательным чтением. По ней, как правило, начинали обучение чтению. Читали «Жития святых», особенно это стало доступно во второй половине века, после того како они были собраны и отредактированы Д.Ростовским. 
     Говоря о детском образовании и воспитании в России в конце XVIII в., мы, безусловно, имеем в виду дворянскую среду и дворянскую культуру. Русское дворянство отличалось от западноевропейского тем, что психологически принадлежность к дворянству определялась поведением индивида — прежде всего — несением службы обществу и образованием.
     В строго иерархической феодальной среде русского общества ребенка, прежде всего, старались подготовить к его будущей роли в обществе. Подготовить дворянина к его будущей роли значило сделать его образованным человеком. Поэтому учение и чтение книг имели очень большое значение.
     Считалось, что у ребенка с 6-7 лет появляется разум. С этого времени к нему относились как к маленькому взрослому — к нему предъявлялись те же требования в поведении. Думали также, что ребенок имел ту же психологию, что и взрослый, который, правда, нуждался в развитии. Это означало, что и разговоры и чтение взрослых были только полезны ребенку. 
     Лишь к концу XVIII века некоторые педагоги начали смотреть на детство как на особый период в жизни человека, со специфическими запросами и потребностями, отличавшимися от запросов и интересов взрослых. В частности это отношение выразилось в появлении литературы для детей, являющейся отраслью педагогики.
     Литературу, предназначенную для детей в XVIII в., не всегда можно с полным правом назвать детской литературой — в ней были заложены недетские мысли, часто язык был очень тяжел, сюжет развивался медленно, т.е. не учитывалась психология детского восприятия. Первая детская книга в Западной Европе появилась в 1697 г. («Сказки» Перро). О детской литературе в России можно говорить лишь с 60-х годов XVIII в., хотя первой книгой для детей можно назвать «Юности честное зерцало» (1717). Она состоит из букваря, собрания правил поведения и нравоучительных повестей. До 60-х годов были выпущены «Первое учение отрокам» (1720), «Мнения Цицироновы... для наставления юношеству» (1652) — всего до 1760 г. было издано 6 русских и 5 переводных книг предназначавшихся для детей. С 1760 г. до конца века издано 53 русских и 147 переводных книг для детей. С 60-х до середины 70-х гг. появляются книги для детей. Это русские и переводные, нравоучительные и художественные книги.
     Перелом в русской культуре — появление широкого круга читателей, подлинного интереса к просвещению и литературе — связан с деятельностью Н.И.Новикова и его единомышленников. В 1772 году Новиков создает «Общество, старающееся о напечатании книг», задачей которого было воспитание народа. Сначала он издает журналы в Петербурге, а в 1779 году арендует типографию Московского университета.
     Но Новиков не только издает книги, а еще и организует сеть книжных магазинов в стране и открывает первую бесплатную читальню в Москве, таким образом создавая читателя. В Москве он издает 38 детских книг, что составляло половину всех детских изданий того периода.
     Главной заслугой Новикова и его друзей было появление первого и непревзойденного впоследствии детского журнала «Детское чтение для сердца и разума» (1785-1790, 20 ч.). Журнал собирает лучших русских писателей и педагогов — Боброва, Карамзина, А.Петрова, Подшивалова, Прокоповича-Антонского. Благодаря периодическому изданию авторы имели обратную связь с читателями и могли чутко реагировать на запросы детей. «Детское чтение» знакомило и с лучшими зарубежными авторами: Кампе, Вейсом, Беснером, Беркеньем, Жанлис, Бонетом, Томасом и др.
     После Французской революции в России наступила реакция. В детской литературе появляется тенденция позабавить детей, дать им интересное развлечение. Но деятельность Новикова не осталась бесследной: появился большой круг читателей, а детская литература берет на себя задачу распространения среди детей идей Просвещения — о ценности личности, ответственности человека за его поступки, рационализме, достоинстве, важности предназначения и т.п.
     Поскольку считалось, что «Рассудок необходимо должен быть всегдашним руководителем нашим» — то книга воспринималась как практическое руководство к поведению в различных жизненных ситуациях. Так поступали и дети и взрослые, именно поэтому дополнительных педагогических приемов для воспитания молодого поколения не требовалось. Понять и осознать основные схемы поведения в обществе и найти причину тех или иных поступков людей ребенку помогала сама атмосфера того времени, а в книгах всему этому давалось глубокое и подробное объяснение.
     В одной детской книге отец наставляет сына, как надо читать книги: «когда ты найдешь в них, что-либо важное, или к твоей пользе служащее, то замечай все то со вниманием, дабы твердо оно в памяти твоей и твоем сердце впечатлилось, и дабы мог ты потому распорядить жизнь твою и твои действия».
     В XVIII веке к ребенку относились как во взрослому не только в том смысле, что предъявляли к нему те же требования, что и ко взрослому, но и так же как и взрослого его уважали и серьезно относились к нему и его поступкам.
     В этом смысле очень показательна образовательная деятельность Благородного пансиона при Московском университете. Этот пансион был основан в 70-х годах XVIII века при Московском университете известным писателем и поэтом М.М.Херасковым, близким кругу просветителя Н.И.Новикова. Славился Пансион преподаванием в нем словесности. Детей обучали пяти иностранным языкам, но при этом известный педагог Прокопович-Антонский А.А., возглавивший Пансион в 1791 году, особое значение придавал изучению родного языка. «На первый взгляд это не представляет никакой трудности, - писал он в своем «Рассуждении о воспитании», - тем не менее, «знать его основательно, знать со всеми тонкостями, чувствовать всю силу его, красоту, важность; уметь говорить и писать на нем красиво, сильно и выразительно по приличию материи, времени и места; все это составляет труд, едва преодолимый». Таким образом формировалась любовь к великому русскому языку, а также закладывались навыки умелого общения в высшем свете.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Во многих мемуарах XVIII в. показано, как важны были книги для детей того времени. Игрушки были редки и дороги. Занятия детей в свободное время были ограничены. Поэтому, если ребенок научался грамоте, чтение часто становилось его страстью. Книги доставались у друзей и знакомых их читали и перечитывали. В выборе книг для самостоятельного чтения дети были свободны, если же встречались попытки со стороны взрослых руководить их чтением, то это выражалось не в рекомендациях, а в запретах тех или иных книг. Но запрет часто не был строгим. Из этого следует предположить, что педагогическое влияние книги на сознание ребенка не было регламентированным, упорядоченным или хотя бы систематизированным. Обучение происходило на уровне хобби, что в современной методике обучения считается преимуществом.
     Однако чисто детская литература являлась лишь составной частью (10-14%) детского чтения, как правило, это были произведения, ориентированные на восприятие взрослых. Таким образом у детей XVIII века изначально формировалось мировоззрение взрослого, полноправного члена дворянского сословия.
     В детской литературе того времени можно выделить несколько типов книг. 1. Нравоучительные рассуждения, часто в виде бесед старших с младшими. 2. Рассуждения дополненные примерами в виде сказок или повестей. 3. Короткие повести и рассказы на различные моральные темы, соединенные в сборники. 4. Нравоучительные сказки. 5. Басни. 6. Энциклопедии. 7. Научно-популярные книги.  Все эти книги обладали высокой степенью дидактичности, нравоучительный характер отмечался во всех произведениях не только для детей, но и для взрослых, ибо считалось, что дворянин должен стремиться к совершенству, к некому идеалу представителя своего сословия.

 

     Дворянский быт конца XVIII - начала XIX века строился  как  набор  альтернативных  возможностей («служба – отставка»,  «жизнь в столице - жизнь в поместье»,  «Петербург – Москва»,  «служба военная - служба статская», «гвардия – армия» и пр.),  каждая из которых подразумевала определенный тип поведения. 
     Один и тот же человек вел себя в Петербурге не так,  как в Москве, в полку не так,  как в поместье,  в дамском обществе не так, как в мужском,  на походе не так,  как в казарме,  а на  балу иначе, чем «в час пирушки холостой». Дворянский образ жизни подразумевал постоянную возможность выбора.
     Для дворянина «недворянское» поведение  отсекалось  нормами чести, обычая, государственной дисциплины и сословных привычек. Нерушимость этих норм была не автоматической, но в  каждом  отдельном  случае представляла собой акт сознательного выбора и свободного проявления воли.
     Однако  «дворянское  поведение» как система не только допускало,  но и предполагало определенные  выпадения  из нормы.
     Система воспитания и быта вносила в дворянскую жизнь целый пласт поведения, настолько скованного «приличиями» и системой  «театрализованного» жеста,  что порождала противоположное стремление - порыв к свободе,  к отказу от условных  ограничений.  В результате возникала потребность в своеобразных отдушинах - прорывы в мир цыган,  влечение к людям  искусства и т.  д.,  вплоть до узаконенных форм выхода за границы «приличия»:  загул и пьянство как «истинно  гусарское»  поведение,  доступные любовные приключения и, вообще,  тяготение к «грязному» в быту.  При этом,  чем строже организован быт (например, столичный гвардейский быт во времена Константина  Павловича),  тем  привлекательнее  самые  крайние  формы бытового бунта.

 

 

                        Литература

 

1. Алексеева Н. М. Игры на уроках истории // Преподавание истории в школе. 1994. № 4.
2. Бегичев Д.  Семейство Холмских.  Некоторые  черты нравов  и  образа жизни,  семейной и одинокой,  русских дворян. М., 1841.
3. Беспалько В. П. Слагаемые педагогических технологий. М.: Владос, 1998.
4. Благоразумный гражданин, или Напутствие человеку вступающему в должность общежития. СПб., 1789.
5. Блок А.  А.  Собр. соч. в 8-ми т. М.; Л., 1960.
6. Блондель А. Л. Взгляд на обязанности и дух военного звания. Спб., 1836.
7. Болотов А.Т. Записки Андрея Тимофеевича Болотова 1737-1796. Тула, 1988.
8. Борзова Л. П. Игры на уроках истории. М.: Владос-пресс, 2001.
9. Бочкарев В.Н. Культурные запросы русскаго общества начала царствования Екатерины II по материалам законодательной комиссии 1767 г. Петроград, 1915.
10. Бродский Н. Л. «Евгений Онегин». Роман А. С. Пушкина. М., 1950.
11. Бутовский Н.Д. Очерки современного офицерского быта. Спб., 1899.
12. Бутовский Н. Д. Сборник последних статей Спб., 1910.
13. Воскресенский Н.  А. Законодательные акты Петра I. М.; Л., 1945, Т. 1.
14. Галкин М. Новый путь современного офицера. М. 1906.
15. Грасиан-и-Моралес Б. Грациан придворный человек. СПб., 1742.
16. Грасиан-и-Моралес Б. Карманный оракул: Критикон. М, 1981.
17. Дайри Н. Г. Как подготовить урок истории. М., 1969.
18. Даль В. И. Записки. - Русская старина, 1907, Т. 10.
19. Дашкова Е.Р. Воспоминания княгини Е.Р. Дашковой. Лейпциг, 1876.
20.  Детские забавы, или собрание кратких повестей, разговоров и нравоучений, служащих к увеселению и наставлению детей. М., 1792.
21.  Длугач Р.В. Дети и книги// Материалы по истории детской литературы (1750-1845). Под ред. А.К.Покровской и н.В.Чехова, в.1, М., 1927.
22. Добрыя мысли, или Последния наставления отца к сыну, исполненныя различными разсуждениями, М., 1789.
23. Дурасов В. Дуэльный кодекс. 1908.
24. Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история от Екатерины Великой до Александра II. М..,1994.
25. Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
26. Занько С. Ф., Тюников Ю. С., Тюнникова С. М. Игра и учение. Теория, практика и перспективы игрового общения. В 2 т. М., 1992.
27. Золотницкий В.Т. Общество разновидных лиц, или Разсуждения о действиях и нравах человеческих. СПб., 1766.
28. Иванова А. Ф. нетрадиционные формы работы на уроках // Преподавание истории в школе. 1994. № 8.
29. Игры на уроках истории. Из опыта работы учителей // Преподавание истории в школе. 1989. № 4.
30. Исаев И.А. История государства и права России. Полный курс лекций.М.,1994.
31. Истинная политика знатных и благородных особ. СПб., 1787.
32. Каменский Я.А. Правила благопристойности, для преподавания обучающемуся юношеству. СПб., 1792.
33. Карамзин Н.М. Избранные сочинения. Т. 2. М.-Л., 1964.
34. Карамзин Н.М. История государства Российского: XII томов в 4-х книгах. Книга 4. Т. XII. – М.: Рипол Классик. – 1997.
35. Карамзин Н. М. Соч. в 3-х т. СПб., 1848, Т. 3.
36. Ключевский В.О. Боярская дума древней Руси. М., 1888.
37. Ключевский В.О. Исторические портреты. – М.: Правда, 1991.
38. Ключевский В.О. Курс русской истории. Т.5. М.,1988.
39. Ключевский В.О. Литературные портреты. – М.: Современник, 1991.
40. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М.,1983.
41. Корберон М.Д. Бурре. Интимный дневник шевалье де Корберона. СПб., 1907.
42. Короткова М. В. Методика проведения игр и дискуссий на уроках истории. М.: Владос-пресс, 2001.
43. Корсаков  Д.  А.  Из жизни русских деятелей XVIII века. Казань, 1891.
44. Краснобаев Б.И. Очерки истории русской культуры XVIII века. М.,1987.
45. Ла-Шетарди Т. де. Наставление знатному молодому человеку, или Воображение о светском человеке. СПб., 1778.
46. Ле Нобль Э. Светская школа, или Отеческое наставление сыну об обхождении в свете. В 2 т. СПб., 1761.
47. Ломоносов М.  В.  Полн.  собр. соч. в 10-ти т. М.; Л., 1959.
48. Лопухина А.  В.  Воспоминания.  1758-1828.  СПб., 1914.
49. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). – СПб., 1994.
50. Магазин общеполезных знаний и изобретений с присовокуплением модного журнала, раскрашенных рисунков и музыкальных нот. Ч. 2. СПб., 1795.
51. Маркевич А.И. История Местничества в Московском государстве в XV - XVIIвв. Одесса, 1888.
52. Международные связи России в 17 - 18 в.в. / Сборник ст. - М.: Наука, 1966.
53. Микулин И. Пособие для ведения дел чести в офицерской среде. СПб., 1912.
54. Миненко Н.А. Российская империя во второй половине XVIII в. // История России с древнейших времен до второй половины XIX века.Курс лекций /Под ред.проф.Б.В.Личмана. Екатеринбург: Урал. гос. техн. ун-т. 1995, с.212-233.
55. Монкриф Ф. Опыт о надобности и средствах нравиться. М., 1788.
56. Монтескье Ш.  Дух законов. СПб., 1900, кн. 1, гл. VIII.
57. Мышлаевский М. 3. Офицерский вопрос в XVII веке Спб .1899.
58. Наставление, как сочинять и писать всякия письма к разным особам, с приобщением примеров из разных авторов. М., 1769.
59. Наставление к самодисциплине и самовоспитанию. Собрание писем старого офицера к своему сыну. Вып. 1. М., 1900.
60. Наука счастливым быть. СПб., 1775.
61. Неплюев И. И. Записки. СПб., 1893
62. Павлов-Сильванский Н. Государевы служилые  люди.  Происхождение русского дворянства.  СПб.,1898.
63. Памятники русского права.  Вып. 8. Законодательные акты Петра I. М., 1961.
64. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. Петрозаводск, 1996.
65. Политическая история России. Хрестоматия / Сост.В.И.Коваленко и др.       М.,1996.
66. Полное собрание законов Российской Империи. СПб., 1830.
67. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951.
68. Поспелов Г. Н. Проблемы литературного стиля. М., 1970.
69. Постников С.П. История России с древнейших времен до второй половины XIX века. Курс лекций / Под ред. проф. Б.В.Личмана Екатеринбург: Урал.гос.тех. ун-т.1995.
70. Правила учтивости. СПб., 1779.
71. Прокопович-Антонский А.А. Рассуждения о воспитании. М., 1809.
72. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16-ти т. [М.; Л.], 1937-1949.
73. Пушкин  в  воспоминаниях современников.  В 2-х т. М., 1974.
74. Российское законодательство Х-XX веков. В 9-ти Т. М., 1987.
75. Россия - Франция. Век Просвещения. Русско-французские культурные связи в 18 столетии. - Л., 1987. 
76. Семенова Л.  Н. Очерки истории быта и культурной  жизни  России:  Первая  половина ХVIII века.  Л., 1982.
77. Собеседование мудрости, или Отборныя наставления предложенныя в пяти вечерях. СПб., 1784.
78. Современные теории цивилизаций: Реф. сб. М., 1995.
79. Соловьев С.  М.  История России с древнейших времен. Кн. 3. СПб.
80. Справочная книжка для офицеров. Первые шаги молодого офицера. Тифлис, 1903.
81. Страхов Н. Переписка Моды… М., 1791.
82. Сумароков А. П. Избр. произв. Л., 1957.
83. Сумароков А. П. Полн. собр. всех сочинений. М., 1781.
84. Товров Дж. Русская дворянская семья. Н.-Й., Лондон, 1987.
85. Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22-х т. М., 1979.
86. Трельч К. Женская школа, или Нравоучительныя правила для наставления прекраснаго пола как оному в свете разумно себя вести при всяких случаях должно? – М., 1773.
87. Федосюк Ю.А.Что непонятно у классиков или Энциклопедия русского быта XIX века.– М.: «Флинта»; «Наука», 2001.
88. Фельбигер И.И. О должностях человека и гражданина. СПб., 1783.
89. Фонвизин Д.И. Избранное. Л.- 1946
90. Фонвизин Д.  И.  Собр. соч. в 2-х Т. М.; Л., 1959.
91. Чехов Н.В. Очерки истории русской детской литературы // Материалы по истории детской литературы (1750–1845) / Под ред. А.К.Покровской и Н.В.Чехова, в. 1, М., 1927.
92. Щеголев П.  Е.  Дуэль и смерть Пушкина. М., 1936.
93. Щербаков В.Г. Заметки на полях. Учебно-методический комплекс. 1999 – 2003.
94. Эйдельман Н.Я. Грань веков. политическая борьба в России. Конец XVIII - начало XIX столетия. М.,1982.
95. Эльконин Д. Б. Психология игры. М.: Владос-пресс, 1999.
96. Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина. // Якобсон Р.  Работы по поэтике.  М.,  1987, с. 145-180.

 

 

 

 

 

 

Автор: Жуковская Д.