О пользе наблюдательности
В Павлове (Колтушах) на фронтоне одной из лабораторий начертано: «Наблюдательность и наблюдательность». Эти слова относятся к деятелям науки. Но разве не меньше должен помнить о них портретист, чьи творческие успехи прямо зависят от развитой наблюдательности?
Когда-то Дидро призывал художников:
«Ищите уличные происшествия, будьте наблюдателями на улицах, в садах, на рынках, дома...»
Тем же советом обязаны воспользоваться «ловцы сюжетов» — фотожурналисты. Недаром фотографию называют искусством останавливать мимолетное. Ее сила — в неопровержимой правде запечатленного. Снято — значит было. Моментальная съемка помогает познать красоту живого движения, проникнуть в потаенные глубины человеческих чувств и переживаний.
Однако не все обозримое одинаково равноценно. Объектив аппарата видит подробней, но глаз фотохудожника глубже. Фотографировать — значит видеть осознанно, остро, точно и по-своему. Развитой способностью наблюдать, собственно, и отличается профессионал от рядового обладателя фотоаппарата.
Подлинного фотохудожника, как человека увлеченного, ищущего, никогда не покидает стремление что-то подмечать, выделять в окружающем. Используя любую возможность для тренировки своей наблюдательности, он даже мысленно «фотографирует». Если автор к тому же психолог и гуманист, он способен ввести нас в мир своих героев так тонко и естественно, что каждый его снимок становится новеллой о жизни. Художник-гуманист видит дальше, потому что он видит для всех...
Казалось, излишне распространяться о пользе наблюдательности. И все же не мешает уточнить, какая именно наблюдательность необходима портретисту. Проявить наблюдательность — значит не только проявить самостоятельность замысла и обостренное восприятие жизненных явлений. Художник, работающий в жанре портрета, должен еще обладать особым умением вживаться в психологию своей модели...
Искусство раскрывает закономерности жизни через характеры и поступки людей.
Человек... Сложный, мыслящий, радующийся, страдающий и всегда борющийся живой человек. Люди неповторимы в своих судьбах и характерах. Но пестрота их индивидуальностей не должна порождать натуралистических произведений. Не всякую фотографию, запечатлевшую внешний вид человека — его голову или фигуру, можно назвать портретом.
Личность — единство биологического и социального. Очевидно, что нужны еще данные, раскрывающие ее внутренний мир. Говоря словами Гоголя, важно «схватить душу», а не «платье и тело».
«У него тяжелые плечи, короткая шея, а косой разлет бровей и небольшие, опущенные книзу усы придают лицу что-то монгольское» (С. Маршак). Всего одна фраза и портрет композитора Глазунова нарисован. Точность характеристики — результат острой наблюдательности. Без этой развитой способности подмечать какие-то устойчивые признаки, типизирующие личность, не получить и художественного фотопортрета. Для глубокого психологического раскрытия образа необходимо активное целенаправленное наблюдение объекта. Это — тоже творческий процесс, и он никогда не оставляет истинного художника.
«Моего труда в мастерской только десятая доля: главная моя работа на улицах и в чужих домах, — говорил художник П. А. Федотов. — Я учусь жизнью, я тружусь, глядя в оба глаза, мои сюжеты рассыпаны по всему городу, и я сам должен их разыскивать» («Художник», 1964. № 2, стр. 52).
Такое же постоянное любопытство к жизни должно всюду сопровождать и фотографа.
Малышев В. Женский портрет
С наблюдательностью тесно связана находчивость, умение оперативно отреагировать спуском затвора. Это профессиональное качество в свое время помогло одному французскому фоторепортеру запечатлеть сценку огромного публицистического резонанса.
Президент Франции Пуанкаре посетил военное кладбище. Он шел густой аллеей могильных крестов, и в какой-то момент на лице его появилась веселая ухмылка. Этого было достаточно, чтобы навеки остался репортажный кадр с надписью: «Пуанкаре - война смеется». Знаменитый снимок напечатала «Юманите». Во французском парламенте разразился скандал. Президенту пришлось оправдываться: он-де не смеялся, а щурился от солнца...
Это был тот случай, когда фотожурналист смог успешно реализовать свое развитое «чувство момента».
Вдумчивый мастер, вглядываясь во внешний облик портретируемого, стремится понять его думы и чувства, проникнуть в тайники его души. «В каждом человеке сидит десяток людей, и часто все они начинают действовать одновременно»,— читаем в «Дневнике» Делакруа.
В 1935 году артист Н. П. Смирнов-Сокольский посетил знаменитого художника М. В. Нестерова. При разговоре артист не скрыл своего давно затаенного желания послужить для живописца моделью. И тот ему ответил:
— Я вовсе не прочь написать ваш портрет. Но чтоб это сделать, я должен знать вас — кто вы, чем вы дышите, что вы мыслите. Вот если бы довелось нам с вами где-нибудь пожить вместе полгода, год, я, может быть, и взялся бы за портрет. А так, как же можно? (Н. Смирнов-Сокольский, Страничка воспоминаний,— «Театр», 1960 №11. стр. 115)
Народный художник СССР М. С. Сарьян по тому же поводу высказывался так:
«Когда человек впервые приходит ко мне, я ясно вижу, что он позирует передо мной, хотя я еще даже и не начинал его рисовать. Я это замечаю и говорю ему: «Я сегодня вас писать не буду!» Он, услышав это, разочаровывается, сникает и становится самим собой. Исчезает наигранность позы, появляется его лицо, линия его характера — как раз то, что все привыкли видеть в нем, но только не он сам. Вот когда он становится в процессе нашей беседы самим собой, постепенно предо мной раскрывается человек, его характер, его психологический образ, его внутреннее содержание. Я с ним продолжаю разговаривать, а он в процессе беседы меняет свои движения, позы, интонации. Изучая его, я не стараюсь отмечать его недостатки, уродующие его, а, наоборот, стараюсь найти в нем самые лучшие, самые красивые стороны внутреннего облика...»
В. Малышев. Народный артист СССР М. М. Яншин
Известен рассказ о том, как развлекал Леонардо да Винчи во время сеансов Монну-Лизу («Джоконду»). Если живописец всегда озабочен преодолеть напряженность и окаменелость натурщика, то что же говорить о фотографе? Он проходит тот же сходный путь поисков контакта. Причем фотохудожник гораздо больше зависит от модели, чем живописец. Ему хорошо известно, что ни один человек не может остаться самим собой, сознавая, что его фотографируют. Вот почему так необходимо создать обстановку непринужденного общения. И лучшим выходом здесь явилась бы съемка без предупреждения.
Моментальная съемка, разумеется, также не исключает предварительного изучения объекта. Для поставленного же портрета такое изучение просто необходимо.
Без подготовки трудно выбрать из бесконечного числа композиционных и световых вариантов те немногие, которые органичны для данной модели.
Природа щедра: на свете нет двух совершенно схожих людей. И нет творчества, если его не предваряют определившиеся впечатления о портретируемом человеке. Между тем даже в условиях подготовленной съемки фотограф не всегда располагает временем для изучения объекта. Тут приходится целиком рассчитывать на свою наблюдательность.
Кратковременная встреча не гарантирует результата, отвечающего авторскому замыслу. По мнению М. С. Наппельбаума, только с годами вырабатывается навык угадывать внутреннюю суть человека, чувствовать его психологию, склад характера.
«У нас, фотопортретистов, — писал мастер, — вынужденных делать иногда по нескольку снимков в день, с годами вырабатывается особый профессиональный навык — мы обретаем зоркость глаза, умение фотографически «разглядывать» людей с первого взгляда. Нас редко обманывает первое впечатление» (М. Наппельбаум, История ленинского автографа.— «Советское фото» 1957, №4, стр. 9).
Но одного опыта мало. Наппельбаум указывал еще и на значение сторонних знаний о человеке. «Когда я снимаю портрет человека широко известного, — писал он, — мне помогает все то, что я знал о нем раньше, все то, что я мог услышать, прочитать». В других высказываниях фотопортретист добавляет: «Зачастую признаки характера раскрываются вовсе не в тех чертах и деталях, которые бросаются в глаза с первого взгляда. Они бывают даже невидимыми для неопытного глаза. Мне помогла работа над портретами людей, которых я хорошо знал. Она обогатила мой опыт, мое понимание человеческой психологии. Имея понятие о характере человека, я научился разбираться в приметах его индивидуальности, понимать его выражение лица, делать обобщения на основе своих наблюдений».
А. Родченко. Портрет матери
«Внешность обманчива» —бросаем мы порой крылатую фразу. Нет, наблюдательному художнику не обмануться. Никакая зримая деталь, выражающая общее в единичном, не минует его. Он ищет характерное и в косвенных признаках. Это признаки проявляются и в поведении человека и даже в его манере одеваться.
Легкая, ниспадающая прядь, тяжелые локоны или плотный до глянцевого блеска зачес — тоже немаловажный элемент характеристики.
А украшения, фасон платья, особенность носить одежду служат показателем привычек, вкуса, культурного уровня человека, открывающих какие-то новые грани его характера.
В. Мейерхольд находил, что костюм — тоже часть человеческого тела. Обучая актеров создавать сценический образ, он приводил в пример настоящего кавказца, на котором даже бурка, скрывающая фигуру, способна передавать «ритмические волны тела» (А. Гладков, Мейерхольд говорит.— «Новый мир», 1961. № 8. стр. 216).
Одежда — весьма существенный элемент характеристики. И легко понять досаду истинного фотопортретиста, вынужденного иметь дело с расфранченными модницами или специально приодевшимися людьми. Кому из работников съемочных ателье не знакомо их настойчивое желание сфотографироваться в новом костюме?
Словно предвидя безропотность фотографов-профессионалов перед вкусами заказчиков, мудрый Дидро предупреждал:
«...нет ничего более нелепого, чем изображение человека в новом костюме, только что от портного, хотя бы этот портной и был самым искусным человеком своего времени. Чем лучше облегает одежда члены тела, тем больше фигура будет походить на фигуру деревянного манекена, не говоря уже о том, что художник потеряет в разнообразии форм и освещения, порождаемых складками и измятостью старой одежды» (Дени Дидро, Об искусстве, т. I, М., «Искусство», 1936, стр. 71-72).
Поиски характерного — отнюдь не поиски исключительного. Необычный наклон головы, причудливая поза не прибавят образу типичности. Самый интересный ракурс может подвести автора, если тот в угоду ложно понятой выразительности пренебрежет естественным положением своей модели.
Фотограф нередко встречается с людьми чрезвычайно застенчивыми. От смущения они становятся малоподвижными и даже неуклюжими. Нужно ли пытаться их расшевелить, если сама нескладность —особенность склада их натуры?
Е. Кассин. Юность
Кроме внешнего движения лица есть еще внутреннее, выражающее душевное состояние человека. И здесь имеет значение прежде всего направление взгляда. Глаза — смысловой и зрительный центр крупнопланового головного портрета. От них зависит выражение лица. Уловить осмысленность взгляда — первая задача фотографа.
Одно из правил, выработанное практикой профессионалов, гласит: глаза должны смотреть в том направлении, куда обращена голова. Они могут смотреть даже немного больше в сторону, чем голова. Это будет правдоподобнее, нежели оставить туловище повернутым в противоположную сторону.
Иногда глаза могут стать даже самостоятельным изображением. На снимке лицо, закрытое марлевой повйзкой. Оставлена только его часть, показывающая зоркий, сосредоточенный взгляд. Это — глаза хирурга в момент проводимой операции. Кадр предельно лаконичен и вместе с тем не лишен содержания.
Глаза имеют свою форму, хотя сама величина глазного яблока у всех людей почти одинакова. В зависимости от глазной впадины и размеров глазной щели они кажутся нам большими или маленькими. Это служит также и признаком расового различия (например, узкие глазные щели).
Девушку отличали огромные глаза — они невольно привлекали к себе внимание. Необходимо было их выделить и на снимке. Как же поступил мастер?
— Для этого,— рассказывает он,— я повернул голову в три четверти против света, а глазам дал направление на аппарат. Свет упал на глаза и оттенил их впадины. Получились большие, выпуклые яблоки глаз с яркими белками.
Никакая деталь лица не может сравниться с глазами по выразительности.
Вы вплотную приблизились к собеседнику и заметили, что роговицы его глаз усеяны мелкими сияющими точками, похожими на маковые зернышки. Не они ли придают глазам тот неуловимый блеск, который хочется запечатлеть?
Выцветшие, часто мигающие глаза старика, широко открытые, лучистые глаза девушки. Глаза, в глубине которых угадывается отблеск внутренней силы. Глаза острые, проникновенные, испытующие, светящиеся неистребимой мыслью, или, напротив, непроницаемые, бесстрастные. Одни излучают радость, другие таят недоумение, третьи — любопытство. И все это надо замечать, отличать, выделять...
Сфотографировать глаза так, чтобы передать их живое выражение,— несомненно, дело трудное. Под воздействием освещения зрачок изменяет форму: на ярком свету он суживается, на слабом — расширяется. (Мышцы радужной оболочки глаза выполняют роль своеобразной диафрагмы, регулирующей поступление световых лучей.)
А. Штеренберг. Маяковский на выставке "20 лет работы"
При ярком боковом свете на радужной оболочке появляется отражение в виде маленького светлого пятна или точки. Это блик, который очень важно сохранить на снимке. Усиливая впечатление объемности, он в то же время необычайно оживляет выражение лица.
Возникновению блика способствует верное расположение источников света. При этом имеет значение и положение головы и даже цвет глаз. На темных глазах блик кажется ярче.
Кстати сказать, не следует смешивать блик со световым рефлексом, возникающим на стеклах очков. Чтобы его избежать, некоторые фотографы просят очки снимать. Лишать окуляров того, кто носит их постоянно, равносильно требованию сбрить усы или бороду. Не менее нелепо предлагать оправу без стекол. Глаза человека выглядят на таком снимке столь же неестественно.
Мышцы лица находятся между собой в тесном взаимодействии. Движение тех же глазных мышц связано с движением надбровных дуг, выдающих радость, удивление, испуг...
Короткая шея, грузный подбородок, острые скулы, впалые щеки, удлиненный разрез глаз —да мало ли каких индивидуальных признаков физического облика! Но если они слишком заметно отклоняются от нормы, необходимо их выражать тактично, не впадая в шарж.
Портретная характеристика подразумевает не утрирование форм, а выделение того главного, что присуще данному персонажу.
Как уже говорилось, художник портрета должен быть знаком с анатомическим строением черепа. Нужно знать, например, что основной объем головы состоит из нескольких малых объемов, совокупность которых делится на две симметричные половины. Учитывая это, следует при съемке найти наилучший поворот головы.
Некоторых людей отличает, например, движение носовых мышц. Это тоже нельзя упускать из виду. Выявляя форму носа, приходится искать допустимый наклон головы. Резкий наклон может исказить пропорцию носа.
Подвижны также рот и губы, что можно заметить по образованию складочек в углах рта. В отдельных случаях мышца нижней губы при сокращении опускается по всей длине рта и выворачивает губу наружу.
Если это типичный для объекта признак, им не следует пренебрегать.
Вообще надо помнить: каждая деталь лица по-своему дополняет и уточняет индивидуальный физический облик.
Наблюдательный фотопортретист имеет возможность запечатлеть то самое мгновение, когда душевное состояние портретируемого раскрывается с наибольшей полнотой. Если это мгновение «схвачено», то снимок может претендовать на внимание зрителя.
Итак, парусу нужен ветер, фотографу — наблюдательность. Отсюда сам собой напрашивается вывод: художник-портретист должен обладать такой наблюдательностью, которая помогла бы быстро и безошибочно угадывать за внешним обликом внутренний мир человека.