Historicus.ru / Библиотека Историка / Национальный Эрос и культура. Том 1

 

 

Работа написана при поддержке фонда Research Support Scheme of the Open Society Institute / Higher Education Support Programme (1203 / 1997).

 

 

Совершенная женщина и совершенный мужчина не должны походить друг на друга ни обликом, ни душой.

 

Ж.-Ж. Руссо

 

 

В конце 10-х — начале 20-х годов XIX века нравственный идеал современной женщины стал предметом живого обсуждения в польской публицистике. В эти годы впервые в истории Польши внимание общества привлекли проблемы женского образования; возникло новое направление в литературе, посвященное воспитанию девушек. 1819-й год был ознаменован выходом из печати книги Клементины Таньской (впоследствии Хоффмановой — по мужу) «Подарок на память от хорошей матери, или Ее последние советы дочери, сочинение молодой польки», навеянной французской педагогической литературой и сыгравшей в Польше того времени роль, подобную «Эмилю, или О воспитании» Ж.-Ж. Руссо. Это произведение, которое положило начало литературному творчеству и педагогической деятельности Таньской, было составлено как практическое руководство для молодой девушки, свод неких жизненных правил и установок. Появление «Подарка» вызвало широкий общественный резонанс, принесший автору огромную популярность. К 1830 году эта книга претерпела уже семь изданий. По свидетельствам современников, «Подарок», который использовался в качестве учебника «нравственности» в женских учебных заведениях, надолго определил идеал польской женщины — характер ее образования и предъявляемые к ней моральные требования. Как пишет Н. Жмиховская, по наставлениям Таньской в первой половине XIX века воспитывалось, по крайней мере, два поколения польских девочек из высших слоев общества (См.: Hoffmanowa К. z Tanskich. Pamiatka po dobrej matce, czyli ostatnie jej rady dla corki, przez mioda Polkç. Warszawa, 1883. S. 5. Русскому читателю эта книга также была известна благодаря вышедшему в 1827 г. переводу Евгении Маркианович. См.: Таньская К. Память доброй матери, или Последние ее советы дочери своей. СПб., 1827). Мысли, высказанные в «Подарке», Таньская, которая после его успеха активно занялась теорией и практикой женского образования, развивала в последующих дидактических трактатах: «Амелия — мать» (1822-1824), «Об обязанностях женщин» (1849) и других произведениях.

Одновременно с выходом в свет «Подарка» Таньской на страницах литературно-эстетического журнала «Паментник варшавский» развернулась дискуссия о женском образовании. В 1819-1822 годах этот журнал напечатал статьи «О холодности мужчин в нашу эпоху к прекрасному полу», «Беглый взгляд на современное воспитание полек», «Мысли о воспитании женщин», авторы которых рассуждали о том, какой должна быть современная девушка и какую пользу может принести ей образование. Все эти тексты, хорошо известные польским историкам женского вопроса (См.: HulewiczJ. Sprawa wyiszego wyksztalcenia kobiet w Polsce w wieku XIX. Krakow, 1939; Winiarz A. Ksztaicenie i wychowanie dziewczat w Ksicstwie Warszawskim i Krölestwie Polskim (1807 - 1905) // Kobieta i edukacja na ziemiach polskich w XIX i XX wieku / Zbiör studiöw pod red. A. Zarnowskiej i A. Szwarca. Warszawa, 1995. T. II, cz. 2), стоит рассмотреть в общем контексте философских, этических, эстетических воззрений эпохи. При таком подходе исследование взглядов на женское образование поможет воспроизвести бытовавшие в начале XIX века представления о соотношении в обществе мужского и женского начал, о социальных ролях мужчины и женщины.

Идеальное общество в представлении мыслителей всех эпох характеризовалось не только совершенством социальных отношений, но и гармонией отношений между мужчиной и женщиной. В век Просвещения, с его акцентом на рациональном устройстве мира, с культом сентиментализма, Эрос рассматривался с точки зрения интересов всего социума, как основа его благополучия, успешного взаимодействия всех его членов. На совершенствование общества в целом были направлены в то время и все программы женского образования: заботясь о благе общества, государства, способствовать тому, чтобы женщины лучше выполняли свою социальную функцию, — так формулировали они свои задачи. Таньская, наставляя женщин, призывала всех «подать друг другу руки»: «...мужчина и женщина, стар и млад пусть соединятся прочными узами, пусть в согласии трудятся ради общего блага... наш пол пусть врачует раны, смягчает обиды, составляет звено цепи, которую никто не сумеет разорвать, если наши сердца и руки будут ее скреплять» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 78).

Эпоха Просвещения, сделавшая этические параметры главными критериями истории, видела совершенное общество прежде всего как общество высоконравственное. Считалось, что нравственный идеал может быть достигнут лишь приближением к «естественности», раскрытием заложенных природой свойств человеческой натуры. Это относилось и к взаимоотношениям полов, гармонию которых в нравственной сфере должна была обеспечивать максимальная реализация мужского и женского начал, их первозданной сущности. Призывы быть верным «естественному, божественному предназначению своего пола» лежат в основе этических императивов того времени. Таньская, по словам которой мир был бы «диким и мрачным, если бы в нем были одни мужчины, и, напротив, — праздным и инертным, если бы его наполняли одни женщины», утверждала, что лишь тот «во всем следует предначертаниям Провидения», кто «в соответствии с полом, данным ему от рождения, выполняет свои обязанности и умеет быть счастливым» (Ibid. S. 8-9).

В подобном ключе интерпретирует моральные идеалы и их различие для мужчин и женщин польский писатель и литературный критик Казимеж Бродзиньский. Следует заметить, что Бродзиньский горячо поддерживал литературные и педагогические начинания Таньской, а как редактор «Паментника варшавского», не мог не быть в курсе ведущейся на его страницах дискуссии (См.  рецензию К. Бродзиньского на «Подарок» К. Таньской: Kaniowska-Lewanska L Literatlira dla dzieci i miodziezy do r. 1864. Warszawa, 1973. S. 23). Бродзиньский рассматривает реализацию мужчинами и женщинами «естественного призвания» своего пола как одну из важных характеристик эпох и народов. По его словам, дикие общества, в которых женщина была принижена, отличались «жестокостью нравов»; в древней Спарте, во всем приравнивая женщину к мужчине, «подавляли врожденные чувства», средние же века «нарушали гармонию» «обожествлением» женщины. При этом он ссылался на «общественные добродетели», которые рождаются из сочетания и взаимного дополнения нравственных достоинств мужчины и женщины: «Там, где оба пола вместе и согласно своему предназначению стремятся к нравственному развитию, — там расцветают действительно высокие добродетели, там исчезает безрассудный фанатизм и его место занимает живое чувство долга... тогда все добродетели и достоинства общества берут начало у семейного очага и к нему в конечном счете возвращаются» (Brodzinski K. Pisma estetyczno-krytyczne. Wroclaw; Warszawa; Krakow, Ossolineum, 1964. T. 1. S. 285). Развивать «общественные добродетели», по мнению писателя, нужно, совершенствуя чувства, наиболее свойственные полу. Этим же следует руководствоваться и в педагогической деятельности.

В своей статье «Выдержка из сочинения под названием: "Прекрасное и возвышенное"» (1834), а также в более раннем курсе лекций по эстетике Бродзиньский знакомил польских читателей с философской работой И. Канта «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» (1764). В этом произведении Кант трактует категории «прекрасного» и «возвышенного» как эстетические и нравственные одновременно. Чувства, которые должно пробуждать искусство, соответствуют, в его представлении, идеальным добродетелям женщины («прекрасное») и мужчины («возвышенное»). На этих, отличных по своей природе добродетелях и должно строиться подлинно нравственное общество, когда из сочетания достоинств женщины и мужчины рождаются «возвышенные и прекрасные общественные добродетели».

Бродзиньский вслед за Кантом считал, что на разных склонностях полов основана «природная гармония, ведущая к совершенствованию людей». Эти склонности, по его мнению, столь сильны, что ими объясняются далее, казалось бы, не свойственные полу чувства и поступки. К примеру, героизм и мужество женщины-матери вызваны силой ее любви, а слезы воина-героя — результат его благородных рыцарских чувств. Повторяя Канта, Бродзиньский называет проявлениями «возвышенности» у мужчин их стремление к справедливости, мужество, чувство чести. По его словам, представитель сильного пола «обязан жить и поступать в соответствии с принципами, которые вырабатывают длительный труд, борьба и опыт» (Ibid S. 281).

Аналогичным образом рассуждает и Таньская. «Всевышний доверил мужчине жизнь в целом, а женщине — ее детали; обоих можно сравнить с двумя художниками: первый избрал большие картины, пейзажи, для писания которых нужна уверенная, смелая рука, а второй — миниатюры и цветы. Последний выбор требует терпения, кротости, тонкой кисти. Но оба могут дойти до совершенства» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 17), — пишет она. Мужчины, в представлении Таньской, являются носителями добродетелей, которые располагают их к непосредственному служению обществу, а потому ставят на первое место. «Природа наградила мужчину силой, доверила ему защиту слабых, сопротивление несправедливости, наказание порока. Он проливает кровь на поле битвы, пишет мудрые законы, следит за их соблюдением, основывает государства, защищает их и правит ими. Одним словом, он является мужчиной» (Ibid S. 9), — утверждает писательница. При этом, как уверена она, у мужчины, в отличие от женщины, «пространство ума безгранично, мысль глубока, устойчива, внимательна и неутомима» (См.: Hulewicz J. Op. cit. S. 33). Что же касается женщины, то ее добродетели, в интерпретации Таньской, «не столь великолепны и значительны, как те, что являются уделом мужчин». Но зато «их легче почувствовать и легче описать» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 89). В статье «Об обязанностях женщины» Таньская утверждает, что ее предназначение состоит в том, чтобы «быть второй в обществе, скорее помогать, чем действовать самой, более реализовываться в других, чем в себе самой, охотнее выполнять чужую волю, чем свою... не искать нового пути, а идти проторенным, не стремиться далеко, а видеть весь мир в доме...» (См.: Hulewicz J. Op. cit. S. 33). В развитии свойственных женщине добродетелей — кротости, нежности, привлекательности, — которыми природа наградила ее, чтобы та могла «смягчать и делать счастливым своего смелого товарища», писательница видит главную задачу ее воспитания. Только в них, по ее мнению, реализуется высшее предназначение женщины: «Женщина кроткая, терпеливая, любезная, скромная, разумная несет на себе небесную печать» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 8).

Поэтому как педагог и женщина Таньская решительно выступает против «неразумных голосов», высказывающихся за эмансипацию, видя в ней «нарушение установленного Божьей рукой порядка». Призвание женщины, созданной для того, чтобы быть женой и матерью, по ее словам, прекрасно. Прекрасно оно еще и потому, что женщина несет миру идеал красоты. «Если мужчина правит миром, то женщина его украшает», — писала Таньская. Понятие красоты постоянно сопутствовало ее нравственным наставлениям. Она внушала своим читательницам, что подлинная красота основана на «красоте души, добром и чувствительном сердце» (Ibid. S. 127).

Эти мысли находили подтверждение в этической теории Канта, популяризированной Бродзиньским. Подчеркивая роль прекрасного в мироощущении женщины, Бродзиньский вслед за Кантом утверждал, что «женщины чаще избегают дурного, потому что оно безобразно, нежели потому, что оно несправедливо, и любят добро, так как оно красиво» (Brodzinski K. Op. cit. S. 281). По его мнению, на чувстве прекрасного основано большинство свойственных женскому полу добродетелей: искусство нравиться, проницательность, сердечная чуткость, врожденный такт, терпеливость, скромность, стыдливость. Интересно, что в философских рассуждениях Канта о категории прекрасного современницы Бродзиньского увидели практическое нравственное руководство. Некая рецензентка писала о его статье так: «Никто у нас до сих пор не высказывал по этому предмету мыслей столь важных и правдивых, не показывал предназначения женщины и ее достоинств — отличных от достоинств мужчины, — не демонстрировал так ярко ее добродетели» (Ibid. S. 431).

Соответственно рассматривались и непосредственные задачи женского образования. В целом, люди, верные идеалам Просвещения, видели его основную цель прежде всего в нравственном совершенствовании человека. Применительно же к воспитанию и образованию девочек данная задача подчеркивалась особенно выразительно. Так, в проекте создания образцовых пансионов 1819 года было сказано, что главным принципом этих учебных заведений должно быть преобладание нравственного воспитания над интеллектуальным, поскольку подготовку женщины к задачам ее жизни нельзя отождествлять с образованием, которое получает мужчина, готовящийся к гражданской жизни. Во многих пансионах одним из главных предметов считалась «наука нравственности». В программе созданного в начале 1820-х годов при деятельном участии Таньской варшавского Института гувернанток было записано: «Поскольку в воспитании женского пола следует не столько заботиться об отдельных науках и искусствах, сколько в первую очередь о домашних добродетелях, которые составляют счастье семей, а через них — всей страны... Институт, насколько это возможно, должен по своему устройству быть подобен семье...» (Hulewicz J. Op. cit. S. 25) Бродзиньский же, повторяя Канта, утверждал, что «главным предметом познания женщины является человек», поэтому ее воспитание должно развивать нравственные понятия, а не расширять память. «Примеры из других эпох, демонстрирующие влияние ее пола на мировую историю, ее отношения с мужчинами в разных странах и разные времена, характер обоих полов, познаваемый при этом, — вот содержание ее истории и географии!.. Строение мира ей нужно знать лишь настолько, чтобы вид неба ясным вечером сильнее оживлял ее душу... Прочь от женщин холодную спекулятивную науку! Всегда — одно лишь чувство!» (Brodzinski K. Op. cit. S. 284)

О том, как польские женщины начала XIX века рассматривали задачи своего образования, свидетельствует статья Анны Накваской под характерным заголовком: «О холодности мужчин в нашу эпоху к прекрасному полу», в которой обсуждалось отношение мужчин к образованным женщинам. «Современные молодые люди, — писала Накваская, — сходятся в том, что нет большего несчастья, как взять жену, которая ищет славы в учености и талантах и стремится блистать в свете, а потому не только не женятся, но и вовсе избегают таких слишком одаренных и получивших изысканное воспитание девиц. Хотя в этом и нет вины самих девиц, но удивляться мужчинам вовсе не приходится... так как внешний лоск, в сущности, ослабляет в этих барышнях женственность, женский дух; подчас лишает их скромности и превращает в смешных педанток» (Pamietnik Warszawski, 1819. T. 13. S. 332). Участницы дискуссии, которую открыла эта статья, доказывая необходимость основательного образования для современной женщины, были единодушны в том, что его цели должны быть особыми, подчиненными своеобразным потребностям прекрасного пола. Именно учет этих потребностей должен был направить женское образование по верному пути, на котором, по словам Таньской, можно было бы избежать того, что называют «ученым, притворным, принужденным» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 36).

По мнению большинства тех, кто так или иначе касался в то время проблем женского образования, роль знаний, наук в жизни женщины должна была сводиться к следующему. Во-первых, они были призваны готовить их к семейным, домашним обязанностям. Эту функцию должны были выполнять естественные науки. Так, в программе Института гувернанток говорилось: «Естественные науки должны преподаваться так, чтобы развить ясное и верное представление о предметах, нас окружающих», при этом особый акцент предполагалось делать на изучении тех законов природы, которые могут иметь отношение к ведению домашнего хозяйства (Hulewicz J. Op. cit. S. 17). Вторую, и, вероятно, главную, в глазах современников, задачу женского образования лучше всего сформулировала Таньская: «Цель всех наук, искусств, которым учат женщин, — в том, чтобы сделать их еще более привлекательными» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 129). В инструкции по приему экзаменов у гувернанток в связи с этим определенно подчеркивалось, что, хотя «высшая ученость» и не соответствует предназначению женщин, науки тем не менее нужны им, чтобы их не считали необразованными, чтобы у них не было повода краснеть в обществе или страдать от своего невежества (Hulewicz J. Op. cit. S. 18).

При этом Таньская и другие авторы, обращаясь к женщинам, неустанно подчеркивали необходимость избегать излишней «учености», утверждая, что даже сам характер знаний у представительниц прекрасного пола должен быть иным. Как писала Таньская, «в женщине все, что касается образованности и талантов, должно быть несмелым, робким, наполовину скрытым; все, что она знает и умеет, она должна знать как бы по наитию, будто бы нехотя» (Hoffmanowa K. Op. cit. S. 30). Не одобряя занятий «высшими науками» — мертвыми языками, физикой, химией, алгеброй, — писательница утверждала: «Уметь осчастливить мужа, сделать приятной его жизнь, воспитать хороших детей, найти невинные способы всем нравиться — вот научные системы для женщины, в которых не нужна алгебра...» (Ibid. S. 115) Предостерегая девушек от занятий «абстрактными» науками, к которым не приспособлен их ум и которые вредят как их здоровью, так и добродетелям, она рекомендует предметы, которые совершенствуют вкус, ум, раздвигают воображение. Это история, география, мифология, а также искусства — музыка, рисование, танцы.

Очевидно, таким образом, что первые голоса, прозвучавшие в Польше первых десятилетий XIX века в защиту женского образования, попытки разработать программы этого образования не были шагом в сторону эмансипации — как она тогда понималась. Наоборот, само слово «эмансипация» употреблялось в публицистике того времени лишь с отрицательным оттенком. Просвещение женщин, рассматриваемое в системе ценностей той эпохи, было призвано не к тому, чтобы приравнять образованную женщину к мужчине, а к более глубокому развитию свойственных ее полу нравственных достоинств. В этом смысле идеал Просвещения должен был осознанно служить Эросу как одному из столпов общественной гармонии.