Сюжет романа «Тристан и Изольда» в искусстве позднего Средневековья
Искусство позднего Средневековья тема достаточно разработанная в отечественной и зарубежной истории искусства. Позднее Средневековье гораздо ближе к нам хронологически, чем Средневековье ранее, соответственно материальные источники, сохранившиеся до нашего времени более многочисленны и позволяют с точностью восстановить картину жизни того времени.
Теоретико-методологической базой статьи послужили труды отечественных и зарубежных исследователей, занимавшихся вопросами истории культуры в целом и истории средневековой культуры в частности. Среди них выделяются работы А. Д. Михайлова (См.: Михайлов А. Д. Средневековые легенды и западноевропейские литературы., М., 2006), изучавшего средневековые легенды и давшего историко-литературный анализ возникновения сюжета «Тристана и Изольды»; К. Вермана (Верман К. История искусства всех времен и народов. Европейское искусство средних веков. СПб, 2000), создавшего многотомную «Историю искусства всех времен и народов» и систематизировавшего памятники материальной культуры в их хронологическом и географическом соответствии; Е. М. Мелетинского (Мелетинский Е. М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. М., 1983), посвятившего свою монографию сравнительно-типологическому рассмотрению генезиса и классических форм средневекового романа Запада и Востока XI-XII вв. и т.п. Кроме того, материалом для анализа послужила диссертация Т. А. Акимовой (Акимова Т. А. Светские темы и образы в искусстве позднего средневековья (XIV-первая половина XV века). Канд дис...искусств. наук. М., 2005), охарактеризовавшей светские темы и образы в искусстве позднего Средневековья, и работы Ж. ле Гоффа, изучавшего средневековые искусство и культуру в социально-психологическом аспекте.
Специфика культуры и искусства позднего Средневековья
Хронологически позднее Средневековье начинается с середины XIII в., времени завершения Крестовых походов, когда европейская экономика перестает обслуживать военные нужды, и появляются предпосылки для становления отдельных европейских народов на путь национальной самобытности, что предопределило в свою очередь развитие материальной культуры. Практически все исследователи (См., напр.: Верман К. История искусства всех времен и народов. Европейское искусство средних веков. СПб, 2000. С. 403) культуры и искусства эпохи позднего Средневековья сходятся во мнении, что в рассматриваемый период общество в целом начало освобождаться от античного канона в широком смысле этого слова, господствовавшего в науке, религии и искусстве. В архитектуре это проявляется в строительстве кафедральных соборов, знаменовавших собой эру готики, в изобразительных искусствах, в том числе и в литературе переходе от стильности, манерности к натурализму.
Урбан II призывает начать Крестовый поход. Миниатюра из книги Себастиана Мамеро (Sébastien Mamerot) «Les Passages d'outremer faits par les François contre les Turcs depuis Charlemagne jusqu'en 1462» (1475)
Синтез искусств в готике богаче и сложнее, чем в романском стиле, а система сюжетов шире, стройней и логичнее. В ней отразились все средневековые представления о мире и реалии общества. В скульптуре статичность статуй, характерная для романского стиля, в готике приобретает подвижность, поворачивается к зрителю. Натурализм связан и с возникновением интереса к реальным природным формам, к физической красоте и чувствам человека.
Готическая скульптура. Статуи мучеников с портала Шартрского собора (Франция). XIII в.
Культура позднего Средневековья несет на себе отпечаток политических, экономических и социальных перемен, наблюдающихся в этот период. Кратко, эти изменения заключались в следующем:
• в европейское обществе произошел ряд серьезных бедствий: Великий голод (1315-1317 гг.) и эпидемия бубонной чумы (1346-1353 гг.);
• Англию и Францию захлестнули массовые крестьянские войны;
• началась столетняя война между английским и французским королевствами (1337-1453 гг.);
• наблюдается рост городского населения и формирование крупных городов, в которых появляются первые университеты (1215 г. Парижский университет получает статус учебного заведения)
• отход от средневековой и античной систем ценностей и мировоззрений;
• формирование среднего класса в социально-экономической сфере жизни общества, так называемого бюргерства.
Похороны жертв чумы в Турнэ. Фрагмент миниатюры из "Хроник Гилля Майзета" (1272—1352), настоятеля монастыря святого праведника Мартина. Библиотека короля Альберта I, Брюссель
Именно формирование нового сословия бюргеров в средневековом обществе положило начало формированию нового светского канона в культуре и искусстве.
Строителями и основателями храмов и заказчиками художественных произведений на протяжении всех Средних веков было духовенство и церковные иерархи, иногда монархи, стремившиеся оставить о себе память. Но с середины XIII в., когда бюргерство оформляется в самостоятельную страту общества, сконцентрированную в основном в городах, в роли заказчиков и исполнителей начинают выступать и городские власти и отдельные знатные граждане. Исполнение художественных произведений, находившееся в предшествовавшую эпоху главным образом в руках каноников, теперь переходит к профессиональным художникам-мирянам. Во Франции в 1250 г., а в Германии около 1300 г. уже почти не остается других архитекторов и каменщиков, кроме светских. В Италии доминиканские монастыри оставались довольно долгое время официальными распространителями искусства, хотя именно в Италии появляется целый ряд великих светских мастеров, имена которых известны историкам.
Церковь Санта-Мария-делле-Грацие и доминиканский монастырь в Милане, Италия
Специфическими характеристиками культурного слоя общества эпохи позднего Средневековья Ж. ле Гофф (Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 175) считает «контраст города и деревни, постепенное изменение отношения к горожанам и становление нового - деятельного, в противовес созерцательному менталитета связанного с выбором «сего мира»», а не грядущего небесного царства, а также с развитием «инстинкта собственника». «В городской общине экономический статус отдельного бюргера (владение недвижимостью) постепенно приобрел качество главного признака членства в общине, потеснив значение религиозного и политического признаков» (Фан И. Б. Модель западноевропейского гражданина позднего Средневековья. [Электронный ресурс]. Электрон. дан. [Социальная философия и социология, 2007]. URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/21822/1/uiro-2007-54-04.pdf). Отражение этой динамики мы видим и в культуре и искусстве.
Крестьянская свадьба, худ. П. Брейгель старший, 1568, Музей истории искусств, Вена, Австрия
Зpeлoсть феoдaлизмa, по аналогии со зрелым Средневековьем, пpoявилaсь в ХII и ХIII вв и в окончательном сложении самосознания класса феодалов. oнo вoплотилoсь в освященном церковью понятия рыцарства – общности и равенства благородных воинов – с его кодексом морали и поведения. Социально-экономические процессы в рассматриваемый период протекали в условиях довольно слабой еще национальной государственности. Римско-католическая церковь, напротив, противостояла им как сильно централизованная, экономически, идеологически и политически могущественная организация. XIII век, в особенности его первая половина, стал временем едва ли не наибольшего могущества католической церкви и возглавлявшего его папства. «Необходимо назвать в этой связи трех пап – Иннокентия III (1198-1216), Григория IX (1227-1241) и Иннокентия IV (1243-1254). Английский и некоторые другие европейские короли признали себя вассалами первого из них. Два следующих папы победоносно закончили борьбу – идеологическую и военную – со своим главным политическим противником, королем Сицилии и императором Священной Римской империи (т. е. фактически Германии) Фридрихом II Гогенштауфеном» (Средневековая философия: Учеб. пособие для филос. фак. и отделений ун-тов. –М., 1979. С. 300). Папская теократия достигла тогда кульминационного периода за всю свою многовековую историю.
Фреска с изображением Иннокентия III
Однако экономический подъем, происходивший в Европе, как указывалось выше, способствовал и процессам ослаблявшим могущество Церкви. Возрастает сопротивление со стороны различных еретических движений, находивших все новых и сторонников в увеличивавшихся городах (в меньшей мере и в деревнях). Грозной силой стало движение катаров (к которым присоединились вальденсы), против которых потребовалось объявить специальный крестовый поход. Подобное ослабление Церкви нашло свое отражение прежде всего в искусстве, где на смену церковному мотиву приходит мотив светский, что однако не было делом только одного столетия.
Жителей Каркассона изгоняют из города во время осады войсками Симона де Монфора. Миниатюра 1415 г.
Традиционная история средневековой культуры состоит из ряда таких компонентов, как история искусства и архитектуры, история литературы, философии, науки и т.д., принимая во внимание творчество выдающихся представителей своего времени. Средневековье в этом плане было эпохой Абеляра, Бенедикта Нурсийского, Боэция, Фомы Аквинского, Августина, трубадуров, Данте, Кретьена де Труа. О «двухмерности» средневековой культуры и восприятия писал М. М. Бахтин (Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990), понимая под этим дуализмом, что «человек средневековья жил как бы двумя жизнями: официальной (церковной) и карнавально-площадной». Таким образом, человек был включен в две противоположные системы жизни и мышления. Народная культура находилась в сложных отношениях с культурой ученой. То испытывая ее импульсы, то сама воздействуя на нее. «Если в классический период Средневековья можно говорить о двух уровнях культуры, находящихся в сложном взаимном отношении, то в эпоху позднего Средневековья внутренняя несовместимость между официальной и народной культурой зашла слишком далеко, и церковь и государство развернули массивное наступление на культуру масс» (Горбачева О. В. Теория и история культуры [Электронный ресурс]. Электрон. дан. [БГУ]. URL: http://www.hist.bsu.by/uchebnyj-protsess/uchebnye-materialy-dnevnaya-forma/muzejnoe-delo-i-okhrana-istoriko-kulturnogo-naslediya-po-napravleniyam/3-kurs/2050-teoriya-i-istoriya-kultury-gorbacheva-o-v.html).
Данте на фреске виллы Кардуччо Андреа дель Кастаньо, 1450 г., Галерея Уффици, Флоренция, Италия
Многие авторы сходятся во мнении, что для средневековых искусства и культуры характерны следующие черты:
• символизм (от утонченной теологической экзегетики и ритуалов посвящения в рыцари до устрашающей процедуры анафемы);
• вера в чудеса и знамения;
• магическая сопричастность вещи и ее обладателя;
• понимание человеческого коллектива как общности живых и умерших;
• отсутствие ощутимой дистанции между человеком и природой, в ритмы которой он включен; - симультанность разновременных сцен в иконографии и сочетание в рамках одного изображения земного и трансцендентного планов, предполагающее особое «прочтение» подобной картины;
• облечение абстракцией плотью и отелеснивание спиритуальных сущностей (например, когда, молитва поднимает молящегося над землей).
Фома Аквинский, худ. К. Кривелли, ок. 1470 г., Национальная галерея, Лондон, Великобритания
В XII-XIII вв. религиозность масс перестает быть по преимуществу пассивной. «Огромное «молчащее большинство» из объекта церковного воздействия начинает превращаться в субъект духовной жизни. Определяющими явлениями в этой сфере становились не богословские споры церковной элиты, а бурлящая, чреватая ересями народная религиозность. Возрастал спрос на «массовую» литературу, которой в то время были жития святых, рассказы о видениях и чудесах. По сравнению с ранним Средневековьем они психологизировались, в них усиливались художественные элементы. Излюбленной «народной книгой» стала составленная в XIII в. «Золотая легенда» епископа Генуи Иакова Ворагинского, к сюжетам которой европейская литература обращалась вплоть до XX в.» (История Средних веков: В 2 т. Т. I: Учебник / Под ред. С.П.Карпова. — 6-е издание. М., 2008. С. 602).
«Святая Маргарита обращает на себя внимание римского префекта» — сюжет из «Золотой легенды», миниатюра из «Часослова Этьена Шевалье» работы Жана Фуке, Музей Конде, Париж, Франция
Позднее Средневековье создало свои формы художественного выражения, соответствовавшие мироощущению эпохи. Искусство было способом отражения высшей, «незримой» красоты, пребывающей за пределами земного бытия в надприродном мире. Искусство, подобно философии, было одним из путей постижения абсолютной идеи, Божественной истины. Отсюда вытекали его символизм, аллегоричность. Сюжеты Ветхого Завета, например, толковались как прообразы новозаветных событий. Фрагменты античной мифологии усваивались как аллегорические иносказания.
Святой Бернар и дьявол, миниатюра из «Часослова Этьена Шевалье» работы Жана Фуке, Музей Конде, Париж, Франция
Средневековая культура изначально тяготела к энциклопедизму, целостному охвату всего сущего. В философии, науке, литературе это выражалось в создании всеохватывающих энциклопедий, так называемых сумм. Средневековые кафедральные соборы тоже были своеобразными каменными энциклопедиями универсального знания, «библиями мирян». Мастера, возводившие соборы, пытались запечатлеть мир в его многообразии и завершенном гармоническом единстве. И если в целом собор высился как символ мироздания, устремленного к высшей идее, то внутри и снаружи он был обильно украшен самыми разнообразными скульптурами и изображениями, на фасадах готических соборов расположены фигуры Грамматики, Арифметики, Музыки, Философии, олицетворявшие науки, изучавшиеся в средневековых школах, не говоря уже о том, что любой собор изобиловал «каменными иллюстрациями» к Библии.
Скульптуры на портике Шартрского собора
Подводя итог всему сказанному, можно еще раз подчеркнуть тот факт, что влияние католической церкви в рассматриваемый период поистине огромно, что, однако, не отменяет попыток противостояния этому влиянию. В рамках религиозной жизни общества это противостояние выражалось в возникновении большого количества сект и ересей, на подавление которых Церковь затрачивала значительные усилия. В рамках же социально-культурной сферы это противостояние поддерживалось нарожадющимся средним классом, который являлся выразителем светских мотивов, начинающих постепенно проникать в культуру, искусство, литературу и живопись. В период позднего Средневековья духовная жизнь Европы пришла в движение, культура и искусство явились выразителем желания осознать, охватить и свести воедино всю многоликость и сложность настоящего мира, безусловно, все еще связанного с миром потусторонним, небесным царством.
Роль романа «Тристан и Изольда» в зарождении куртуазной темы темы в искусстве
Е. Мелетинский всесторонне исследовал феномен средневекового романа и посвятил ему свою монографию. Согласно ученому (Мелетинский Е. М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. М., 1983. С. 26), куртуазный (рыцарский) стихотворный роман на французском языке в пределах владений французской и английской короны, к которому относится и «Тристан и Изольда», сложился и достиг высшего развития во второй половине XII в.
Иллюстрация из рукописи «Романа о розе», ок. 1420-1430. Австрийская Национальная библиотека
В конце XI в. в Провансе появляются трубадуры — поэты-рыцари. Они не только слагали стихи, главным образом о любви, но и распевали их нередко в музыкальном сопровождении. Одним из первых трубадуров был герцог Аквитании Вильгельм (Гиом) IX. В XII в. был известен трубадур Бернарт де Вентадорн, в творчестве которого куртуазная лирика нашла свое наиболее полное выражение как поэзия феодального двора и связанного с ним парадного света. «Магистром поэтов» называли Гираута де Борнейля (последняя треть XII — начало XIII в.).
Вильгельм (Гиом) IX. Миниатюра XIII в.
Рыцарская литература была не только средством выражения самосознания рыцарства, его идеалов, но и активно их формировала. Взаимовлияние было настолько значительным, что средневековые хронисты, описывая сражения или подвиги реальных людей, делали это в соответствии с образцами из рыцарских романов, которые как упоминалось выше, возникнув в середине XII в., за несколько десятилетий стали центральным явлением светской культуры. Они создавались на народных языках, в противовес церковной латыни, действие развивалось как череда приключений-авантюр героев.
Одним из главных источников западноевропейского рыцарского (куртуазного) романа был кельтский эпос о короле Артуре и рыцарях Круглого стола (История Средних веков: В 2 т. Т. I: Учебник / Под ред. С.П.Карпова. — 6-е издание. М., 2008. С. 602). Именно его считают основным источником романа «Тристан и Изольда». Герои куртуазного романа воплощали высшие человеческие добродетели, принадлежавшие не потустороннему, а земному бытию. Это особенно ярко выразилось в новом понимании любви, бывшей центральной темой любого рыцарского романа.
Король Артур. Худ. Э. Батлер, 1903 г.
Куртуазный роман создает новую любовную доктрину, которая проявляется в духовном характере любви, внебрачной направленности, соседством со страданием и смертью и облагораживающей силе.
Несмотря на то, что куртуазный роман явление светское, он – продукт своей эпохи, характеризующейся приматом религии во всех сферах жизни индивида, в том числе и в преимущественно религиозном мировоззрении. Именно в куртуазных романах светский ритуал поклонения даме принимает формы феодального и религиозного служения. По мнению некоторых авторов (См., например: Шишмарев В. Ф. К истории любовных теорий романского Средневековья. // «Журнал министерства народного просвещения». Новая серия. Часть XXIV. 1909, ноябрь, декабрь. С. 121), вассальная связь (зависимость) явилась и готовой формулой идеальных отношений. Сублимация любовного чувства неизбежно уподобляет его чувству религиозному, христианской любви к богу. Куртуазная и мистическая любовь сближаются терминологически и метафорически, в частности в романе «Тристан и Изольда» повсюду видны объекты религиозного культа метафоризирующиеся в предметы культа любовного - грот, алтарь, статуя, святилище.
Тристан и Изольда, иллюстрация Г. Уайета, 1922 г.
А. Михайлов, анализируя легенды Артуровского цикла, пишет о том, что они «были в эпоху Средних веков не только самыми популярными, но и наиболее продуктивными. Во-первых, у них была уже удаленная в прошлое мифологическая и легендарная же основа, во-вторых, они соответствовали как утопическим настроениям средневекового рыцарства, так и политическим устремлениям высших кругов тогдашнего общества, в-третьих, своей открытостью и повествовательной конструктивностью они давали широчайший простор для создания на их основе и по их моделям все новых и новых частных легенд, вплетающихся в универсальную легенду о справедливом, величественном и героическом социуме, которым является Артурово королевство (а скорее, всемирная империя). Само собой разумеется, в этом социуме могли возникать, так сказать, «местные» конфликты, соперничества, противостояния, не затрагивающие социум в целом. Королю Артуру крайне редко приходилось вмешиваться в эти столкновения противоположных интересов и своей верховной властью наводить порядок. Иногда рассказ о таких конфликтах становился сам автономной и отчасти универсальной легендой, как произошло с повествованием о любви Тристана из Леонуа и Изольды Белокурой» (Михайлов А. Д. Средневековые легенды и западноевропейские литературы., М., 2006. С. 16). Заметим, что эта продуктивность относится не только к литературе, но и к предметам материальной культуры, о чем будет сказано в следующей главе.
Тристан и Изольда, худ. А. Констенобль, 1900
Наряду с традиционными для средневекового общества чертами в куртуазном романе в целом и в «Тристане и Изольде» в частности обнаруживается и своего рода новаторство. Женщина в них занимает в любви принципиально иное место, нежели в официальном феодальном браке. Куртуазная любовь невозможна между мужем и женой. Она стоит вне официальной сферы, она незаконна, но, тем не менее, она глубже затрагивает внутренний мир индивида, сильнее раскрывает содержание его души. Рыцарский роман дает новую трактовку достоинства человека и в этом проявляется его основное влияние на все средневековое искусство. В результате вызревают новые представления об облике мужчины и женщины и их взаимоотношениях.
Рыцарский культ Дамы вливается в процесс высвобождения личности и роста ее самосознания, смыкается с переосмыслением ценностных ориентаций, способствовавших одухотворению земных, а не только загробных радостей. Все эти изменения находят отражения в искусстве и мировоззрении средневекового человека.
Анализируя роман «Тристан и Изольда» с точки зрения его жанрового своеобразия можно заметить, что главным героем является только Тристан. Именно его детство, юношество, подвиги и страдания выходят в романе на первый план. По мнению историков литературы (Средние века и эпоха Возрождения в истории зарубежной литературы : учеб. пособие / А.И. Жиленков. – 2-е изд. доп. – Белгород, 2013. С. 21), это не невнимание к Изольде, это – признак жанра, это – его концепция. Поэтому правильным будет смотреть на структуру сюжета не с точки зрения отношений героя и героини, а с точки зрения Тристана, его личной судьбы.
Отличительной чертой романа является повышенное внимание, которое уделяет автор куртуазному воспитанию (становлению) Тристана. Если сравнить Тристана с другими героями куртуазной литературы, то нельзя не заметить, что он превосходит их всех по многосторонности и учености. Он и рыцарь, и охотник, поэт и музыкант, актер и навигатор, фармацевт и архитектор, художник и шахматист, а также полиглот... Он обладает великолепными душевными качествами. Тристана отличает и неудовлетворенность, вернее, постоянное стремление к новому, неизведанному, опасному; ему как бы тесно в рамках обычной повседневности, обычных человеческих норм. В этом смысле он близок героям многих рыцарских романов эпохи, но в отличие от них он не ищет ни личной выгоды, ни упрочения своего положения. Все замечательные качества Тристана обнаруживаются уже в начале повествования. По его ходу они оттачиваются и уточняются. Но новые не появляются, Тристан – не развивающийся, а раскрывающийся герой. Важно отметить его исключительность, которая является основой конфликта легенды: Тристан как бы принадлежит иному миру, у него иные жизненные принципы, иная мораль, иное представление о добре и зле.
Как известно, источником многочисленных романов о куртуазной любви были в основном легенды, которые А. Михайлов подразделяет на исторические (описывающие действия реально живших людей) и мифологические (Михайлов А. Д. Средневековые легенды и западноевропейские литературы., М., 2006. С. 44), вобравшие в себя верования и представления целых эпох, отразив в переосмысленном виде систему этических ценностей, вырабатывавшуюся веками. В таких легендах неизбежно много слоев, и смысл их неоднозначен. Они вызывали разные толкования уже на протяжении Средневековья. Легенда о Тристане и Изольде, по мнению того же А. Михайлова, относится как раз к числу легенд мифологических (Там же). Но рядом с другими мифами Средневековья ее положение особое. Так, популярнейшая в свое время легенда о поисках чудесной чаши Грааля, породившая огромное число посвященных ей литературных памятников, не перешагнула, однако, хронологические рамки своей эпохи. Возникнув в Средние века, она и осталась типично средневековой. Иначе – легенда о Тристане и Изольде. Она относится к числу легенд «вечных». Рожденная культурой Средневековья и понятная лишь в контексте этой культуры, она не умерла вместе с нею. Дело в том, что легенда о Тристане и Изольде моделирует человеческие отношения, поэтому она универсальна. Но отношения эти, при всей их кажущейся простоте, глубоки и сложны.
Видение Грааля Галахаду, Персифалю и Борсу. Гобелен, 1895-1896 гг., Бирмингемский музей, Бирмингем, Великобритания
Некоторые исследователи (См., например: Чавчанидзе Д. Л. Два романа штауфенской классики. В кн.: Проблема жанра в литературе Средневековья.— М., 1994. С. 97) куртуазной литературы полагают, что отношения мужчины и женщины в «Тристане и Изольде» разительно непохожи на тривиально-куртуазные. Если в других рыцарских романах любовные коллизии вписаны в куртуазные нормы и даже испытания, которым подвергаются влюбленные, протекают в рамках этих норм, то в данном произведении все происходящее по сути дела эпатирует куртуазную мораль, разрушая понятия верности супружеской и вассальной. Подобное позволяет заключить, что рассматриваемый роман скорее отходит от куртуазной темы в искусстве и создает свое жанровое направление.
В событийном плане романа также отчетливо просматривается, что куртуазное – не самый высший уровень идеально-человеческого. В «Тристане и Изольде» типичному рыцарю противопоставлен рыцарь с душой артиста. Страстная любовь Ривалина, отца Тристана, не позволяет ему однако отказаться ради счастья от исполнения вассального долга. Тристан тоже долгое время является верным вассалом короля Марка. Но его чувство, яркое и сильное, подобного которому не может знать иная душа, одерживает верх над всеми понятиями. Очевидно, что в отступлении от куртуазного стереотипа отражается колебание куртуазного миропорядка под воздействием более живого самовосприятия и самоощущения человека. Притом автор романа не только не опровергает этот миропорядок, а напротив, хочет утвердить его на основании чего-то более устойчивого, непоколебимого, вечного.
По мнению Ж. ле Гоффа (Ле Гофф Ж. Герои и чудеса Средних веков. М., 2001, С. 202), несмотря на то, что Тристан и Изольда – типичные герои Средних веков, можно сказать продукт своей эпохи, их история «осталась значимым образом-символом любви и для Новейшего времени и отнюдь не исчерпывается эпохой Средневековья, поскольку в этом мифе ярче, чем в любом другом, отразился средневековый образ женщины, образ влюбленной пары и образ того чувства, которое, наряду с феодальным долгом вассальной верности, остается самым большим и поистине ценным наследием, какое только Средние века оставили западной культуре, – куртуазной любви».
По мнению О. Боговина (Боговин О. В. Трансформация куртуазной традиции в драме Леси Украинки «Каменный хозяин» // Язык. Культура. Общество. Сб. научн. трудов. -Саранск, 2012. С. 4), куртуазная литература – «органическая составляющая дискурса западноевропейского Средневековья, одним из ключевых текстов которой является роман «Тристан и Изольда». Активным выразителем ведущих идей этой «прекрасной сказки о любви и смерти» выступает Тристан, в образе которого сконцентрировано семантическое «ядро» средневекового рассказа. Следовательно, индивидуальный надъязыковой код романа «Тристан и Изольда» формируется на уровне образа Тристана и аккумулирует семантическую парадигму, в которой центральное место принадлежит понятию «любовь-болезнь»».
Подводя итог и размышляя о том значении и влиянии, которое оказал роман «Тристан и Изольда» на развитие куртуазной темы в искусстве позднего Средневековья, можно обратиться к анализу Ж. ле Гоффа, который подчеркивает, что миф о Тристане и Изольде имел огромное влияние на средневековое мировоззрение и менталитет. Образ влюбленной пары и представление о любви, выразителем которых явился куртуазный роман, отмечены его несомненным влиянием. «Любовный напиток, по роковой случайности выпитый героями, стал символом внезапной любовной страсти и роковой сути любовного чувства. История треугольника крепко связала любовную страсть с темой адюльтера. Наконец, в западном средневековом дискурсе этот миф упрочил фатальную связь любви и смерти. Готфрид Страсбургский в XIII веке писал (Цит. по: Ле Гофф Ж. Герои и чудеса Средних веков. М., 2001, С. 202): «Правда, они не мертвы, с тех самых стародавних времен; их чарующие имена продолжают жить, и сама их смерть еще долго будет жива, навеки, ради всего доброго, что есть на свете; их смерть не перестанет быть для нас животворной и свежей. ... Мы будем читать об их жизни, мы будем читать об их смерти, и будет нам сие сладостней хлеба насущного». Не останется незамеченной и определенная безликость и известная немощность Марка — короля и мужа». Фактически, роман Тристан и Изольда подчеркивает ограниченность брачных уз и монархической власти. Миф отводит любви место в области маргинального, если не вовсе бунтарского.
Памятники материальной культуры, созданные по мотивам романа «Тристан и Изольда»
Важная информация о памятниках материальной культуры, созданных на основе и по мотивам средневековой легенды о Тристане и Изольде была почерпнута в диссертации Т. Акимовой. В частности автор приводит источники, которые систематизируют данный пласт объектов: работу М. Я. Кржыжановской «Костяной ларец XIV века и родственные ему памятники в собрании Государственного Эрмитажа» в книге «Искусство западноевропейского Средневековья», а также книгу Б. Лумиса и Ш. Лумиса «Легенды о короле Артуре в искусстве средних веков». В указанной диссертации описываются многочисленные изделия, созданные на основе романа «Тристан и Изольда»: предметы из резной слоновой кости, шпалеры, фрески, мозаика.
Акимова указывает на тот факт (Акимова Т. А. Светские темы и образы в искусстве позднего средневековья (XIV-первая половина XV века). Канд дис...искусств. наук. М., 2005. С. 39), что целые циклы фресковых росписей посвящались в XIV веке героям популярных рыцарских романов. В декорации жилых помещений были весьма распространены сюжеты из сказаний о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, среди которых наибольшим успехом пользовалась история Тристана из Леонуа и Изольды Белокурой. Изображение этой легенды сохранилось на многочисленных памятниках декоративно-прикладного искусства и росписях стен. Сценами из романа о Тристане и Изольде был украшен зал замка Рункельштейн. Росписи XIV века посвященные тем же героям присутствуют в палаццо Тери во Флоренции.
Фрески из замка Рункельштейн, Больцано, Италия
Фрески из жизни Тристана и Изольды существуют в замке Saint-Floret, построенном в XIII в. в современном Овернь (Франция). В наши дни от замка остался один донжон, в котором находится часовня, служившая в XVII веке протестантской церковью. На северной и южной стенах зала со сводчатым потолком XIV в. сохранился ряд фресок с изображением романа Тристана и Изольды. Фрески нарисованы в ярких цветах и часть из них дошла до наших дней в прекрасном состоянии.
Фрески в замке Сен-Флоре, Франция
Необходимо подчеркнуть, что на протяжении всех XIII-XIV вв. изображения на сюжет «Тристана и Изольды» создавались во всех сферах искусства. Минуя книжную иллюстрацию, они «осваивали» предметы обстановки и интерьеры жилищ. Так, стихотворные версии романа о Тристане и Изольде были представлены в росписях стен и вымостке пола, в вышивке и резьбе по кости.
В прикладном искусстве средневековой Европы очень сильно проявилось светское начало. Это явление стоит в непосредственной связи с развитием рыцарской и особенно бюргерской культуры и созданием декоративного комплекса в оформлении интерьера богатого замка или городского дома.
Средневековый интерьер. Большой рыцарский зал в замке Крëлли, Франция
Стоит особо отметить изображения «Свидания под деревом» в скульптурном убранстве знаменитого дома Жака Кера в Бурже, на капителях колонн соборов Линкольна и Честера, на фасаде ратуши города Брюгге. Это уже не просто жилые интерьеры XIV-XV вв., это уже общественные здания и церкви. Это достаточно ясно иллюстрирует нам, насколько был популярен сюжет романа о Тристане и Изольде.
Фасад городской ратуши Брюгге
Для утепления и украшения интерьеров часто использовали ковры и шпалеры. К сожалению, шпалеры не дошли до нас, поэтому о том, как они выглядели, мы можем узнать из куртуазной литературы XIII-XIV вв. и по аналогичным изображениям, более поздних изделий.
Из романа «Флориан и Флорет» (ок. 1250-1275) : «..был изображен Бог любви такой довольный и радостный, что не было работы лучше этой. В руках он держал лук и острые стрелы, посылая их в тех, кто с ним не соглашался. По сторонам от него были изображены Тристан и Изольда Белокурая, окруженные свежими розами, музыкальными инструментами и прелестными дамами и девицами, благовоспитанными и куртуазными». Здесь интересно то, что герои романа соседствуют с героями античности, в некоторых случаях и с героями библейских историй, а также с другими «знаменитыми влюбленными парами».
В Париже в XIV в. из слоновой кости делали и множество мелких предметов предназначенных для использования в повседневной жизни: различные шкатулки, ящички, записные таблички, коробочки для зеркал, рукоятки ножей и т.д. Эти вещи интересны тем, что они в подавляющем большинстве украшены тщательно выполненными сюжетными изображениями. Темы для резьбы по кости, заимствованные из куртуазных романов, носят совершенно светский характер. Особенно ценились небольшие зеркала с крышечками из резной кости, на которых обычно изображались галантные сцены из «Тристана и Изольды» или «Парсифаля». Примером тому может служить ларец XV в. с изображением сцен из романа «Тристан и Изольда», хранящийся в Эрмитаже. На четырех стенках и крышке ларца для драгоценностей сцены, вырезанные из слоновой кости, рассказывают всю историю этой идеальной любви. На нем мы видим знаменитый эпизод, где Изольда узнает своего мужа короля Марка, спрятавшегося на дереве, и указывает Тристану на его отражение в фонтане, а также «Тристан, переодевшийся юродивым, при дворе Марка» и «Тристан и Изольда выпивают любовный напиток». На другом эрмитажном ларце мы видим и осаду «Замка Любви». ...Юный рыцарь в изящном изгибе склоняет колено перед дамой сердца. Фигура дамы тоже грациозно изогнута. В ее руках шлем с огромными павлиньими перьями, который она возлагает на голову своего верного паладина. За ним — конь, бьющий копытом, чисто декоративный, как бы вырезанный из картона. И вся композиция изысканно декоративна (Любимов Л. В. Средние века. Возрождение в Италии. М., 1976. С. 99). Это сверкающая чистыми красками миниатюра, где на смену религиозной символике приходит любовная аллегория.
Резной ларец XV в. с изображением сцен из романа «Тристан и Изольда», Эрмитаж, Санкт-Петербург
Другими примерами подобной массовой продукции являются зеркальца, гребни, ларцы для драгоценностей. Рассмотрим некоторые из них: футляр для зеркала из слоновой кости «Игра в шахматы» из Луврской коллекции, ок. 1300г. – здесь изображена куртуазная сцена, основанная на сюжете одного из истории о Тристане и Изольде, а именно сцена с любовным напитком. По некоторым источникам Изольда захотела пить во время шахматной партии, поэтому в этом эпизоде часто в центре на переднем плане изображалась шахматная доска. Изящные округлые линии и улыбающиеся лица характерны для искусства двора Филиппа Красивого; Также, крышка коробочки для зеркала из коллекции Эрмитажа, ок. 1340 г., на которой в центре изображены двое влюбленных, а по бокам за деревьями за ними следят две фигуры, – интерпретация сюжета «Свидание под деревом»; Пластинки от ларца со сценами романа Тристан и Изольда из той же коллекции, первая половина XIV в., парижская работа. Здесь изображены восемь сцен из истории о Тристане и Изольде, каждая из которых заключена в рамку форме квадрифолия. Еще один эпизод из того же романа украшает крышку ларца. Подобный ларец для драгоценностей – традиционное свадебное подношение. Еще один ларец все из того же собрания (XIV в.) , помимо привычного сюжета «Свидание под деревом» изображает сюжет «Тристан Юродивый» (из небольшой поэмы 12 века по мотивам все той же легенды), три сцены, где Тристан изображен в образе шута перед королем, Изольда с придворными дамами шутят над Тристаном, обнимающиеся влюбленные. Этот памятник интересен еще и тем, что происходит заимствование из миниатюры для изображения этого сюжета «Тристан юродивый», причем из миниатюры Псалтири. Также из собрания государственного Эрмитажа происходит рукоять кинжала с изображением сюжета «Свидание под деревом», (XV в., Франция). Подобных экземпляров достаточно много, в настоящей работе указаны лишь некоторые из них.
Футляр для зеркала из слоновой кости «Игра в шахматы», ок. 1300 г., Лувр, Франция
В меньших количествах дошли до нас разнообразные блюдца и кубки, которые помимо своего прямого назначения также являлись неким материальным запасом. Но в миланском музее Польди-Пеццоли сохранился кубок на котором представлены сцены из романа о Тристане и Изольде (северная Франция, XIV в.).
Сохранились и изделия из дерева, такие как деревянная расческа немецкой работы из South Kensington Museum, и деревянный, обитый тисненой кожей французский ларец (первая половина XV в., музей в Намюре).
О предметах из слоновой кости, изображающих сцены куртуазных романов, М. Кржыжановская замечает, что большинство памятников готической резной кости отличается повторяемостью тем и композиций. Особенно однообразна трактовка образов, которые представляют как бы бесконечную череду одних и тех же лиц. На ларцах и коробочках, палочках для проведения пробора и крышках зеркалец стандартные пары галантных кавалеров и дам с одними и теми же жестами, одетые в одинаковые длинные, свободные одежды и завитки их причесок всегда круты и безупречны. Это практически то же явление, что и поэтический штамп, который пронизывает даже самые лучшие образцы куртуазной поэзии.
Из всех внецерковных текстов средневековой Европы иллюстрированные рукописи легенд и романов артуровского цикла оказались, как показало время, самыми распространенными и богато иллюстрированными. Число этих рукописей, сохранившихся до наших дней, очень велико. Полноформатными иллюстрациями снабжен один из самых ранних из дошедших до нас списков «Тристана» Готфрида Страсбургского (манускрипт в настоящее время находится в Баварской Государственной библиотеке, Мюнхен). Иллюстрации представляют собой два ансамбля миниатюр, которые были вставлены в манускрипт уже после того, как был завершен сам текст.
Документальные описания вышивок на занавесях и одежде из имущественных описей XIV-XV вв. доказывают, насколько широко использовались куртуазные мотивы в декоративном искусстве Средневековья. Однако до наших дней сохранилось лишь очень небольшое число образцов вышивок с подобного рода светскими мотивами. В настоящее время в коллекциях разных музеев находятся в основном немецкие и итальянские вышивки (Комариниец А. Энциклопедия короля Артура и рыцарей Круглого Стола. М., 2001. С. 255).
Из немногих средневековых немецких вышивок, датируемых XV в., на шести изображена история Тристана и Изольды, а на остальных - приключения рыцарей Гавейна и Ивейна. Вышивки с мотивами Тристана и Изольды были изготовлены монахинями цистерианского монастыря в местечке Винхаузен (Ганновер). Интересны они тем, что содержат сюжетные подробности, которые отсутствуют в классических немецких версиях романа о Тристане. Судя по всему, их создательницы имели доступ к каким-то утерянным версиям романа.
История Тристана вдохновила сицилийских вышивальщиц на создание двух огромных вышитых полотен, на которых фигуры людей, их окружение, текст и декоративный орнамент рельефно выступают над самим полотном. Этот эффект достигнут за счет тончайших стежков и подкладывания под нить частиц корпии. Геральдические щиты, украшающие вышивки, заставили ученых предположить, что эти работы были выполнены к свадьбе Пьетро ди Луиджи Джиккардини и Лаодамии Аккьяаоли в 1395 г. На полотнах изображены сцены юности Тристана, его поединка за короля Марка и Корнуолл против Ирландии. Известны еще насколько сходных по технике итальянских вышитых полотен с изображением Круглого Стола и сцен из аллитеративной поэмы «Смерть Артура».
Стихотворные версии легенды о Тристане получают воплощение не только в памятниках резной кости, но и других видах декоративно-прикладного искусства. Целая серия изображений, образующих связное повествование, представлена в росписи черепиц, которыми был выложен в конце XIII века пол аббатства Чертси. Этот монастырь, расположенный близ Виндзора, часто посещал английский король Генрих III, проявлявший большую заботу об обители, убранство которой в немалой мере отразило его вкусы и пристрастия. При раскопках на месте аббатства были обнаружены изразцы с изображением Тристана, а также битвы Ричарда Львиное Сердце с Саладином. Знаменитый меч героя «Curtans» был передан королем Иоанном Безземельным, отцом Генриха, в качестве величайшей реликвии своему сыну во время коронации его жены Элеоноры в 1236 году, и с той поры «Curtans» фигурировал на коронациях всех английских государей вплоть до XVII века. Изображение этого меча с отломанным краем (согласно легенде, часть меча осталась в черепе сраженного героем Морхольта) появляется в рукописи сэра Эдварда Уолкера, хранителя королевского оружия, названной им «обстоятельным отчетом о подготовке коронации Карла II». К тому же патриотически настроенный англо-нормандский поэт Тома, сочинению которого следуют изображения на полу аббатства Чертси, приписал Тристану герб Ричарда Львиное Сердце, еще раз «породнив» знаменитого героя с королевским домом. Таким образом, благородный Тристан из Леонуа имел все основания рассчитывать на внимание Генриха III.
Изразцы с изображением битвы Ричарда Львиное Сердце с Саладином, конец XIII в., аббатство Чертси, Великобритания
Декорация черепиц из аббатства Чертси, выполненная в 1270 году, является самой полной из дошедших до нашего времени иллюстраций стихотворного романа о Тристане и Изольде (Акимова Т. А. Светские темы и образы в искусстве позднего средневековья (XIV-первая половина XV века). Канд дис...искусств. наук. М., 2005. С. 60). Контурные светлые рисунки на круглых красных и черных глиняных керамических пластинках совершенно оригинальны в своих композициях, часть их изображает те эпизоды романа, которые прежде не были представлены ни в декоративно-прикладном искусстве, ни в миниатюрах современных рукописей. История любви Тристана и Изольды разбита на множество отдельных сцен и трактуется здесь достаточно подробно. Однако каждый эпизод, входящий в это развернутое повествование, не рассказывается детально, как, к примеру, на ларцах из эрмитажной коллекции, а как бы «показывается» с помощью выразительных «зрительных формул», где жесты и мимика точно передают и эмоциональное состояния героев и характер их взаимоотношений друг с другом.
Важно отметить, что изделия из слоновой кости – наиболее часто встречающиеся предметы, на которых представлена тема куртуазной любви. Продукция мастеров-резчиков пользовалась очень большой популярностью. Костяные изделия как светского, так и религиозного назначения изготавливались в большом количестве. Этот материал пользовался большим спросом из-за своей податливости, благородства и изысканности, которые очень ценились и мастерами, и заказчиками.
Восстание из Гроба. ок. 400 г., слоновая кость. Баварский национальный музей, Мюнхен, Германия
Подводя итог, можно выделить одну очень важную для рассматриваемого произведения сцену, по которой сюжет данного романа становится узнаваемым. Мы говорим о «Свидании по деревом». Эта сцена присутствует в подавляющем количестве памятников. Это помогало зрителю быстро понять общее развитие сюжета, но тем не менее, непременным условием прочтения каждой сцены является наличие «говорящих жестов», позволяющих точно установить изображенные события.
Также некоторые исследователи выделяют еще одну функцию данной сцены, её можно рассмотреть как некий антипод «охоте на единорога». Тогда как охота на единорога, являет собой олицетворение чистой невинной любви , свидание под деревом – говорит об опасной всепоглощающей страсти, которая погубит героев. Иногда эти две сцены даже изображались вместе на торцевой стороне ларца, иногда сцены не имели четкой границы и сливались в одну: два охотника на единорога оказываются в том же пространстве, что и влюбленные, при чем под одним и тем же деревом. (например Ларцы из Британского музея и музея Виктории и Альберта). Таким образом совмещение этих сюжетов использовалось для сопоставления «разных видов любви».
Охота на единорога. Французская шпалера, ок. 1495 г.
Автор: Жуковская Д.