Мелеагр
1
Милая Муза, кому несешь ты плоды своих песен?
Кто свивает в венок славных певцов голоса?
Свил венок Мелеагр благородному другу Диоклу,
Чтобы доверенный дар памятью доброю стал.
Белые лилии Мэро и красные сплел он Аниты;
Мало цветов от Сафо, мало, но розы меж них.
Меланиппид ему дал нарциссы торжественных гимнов,
А Симонид подарил поросли дивной лозы.
Благоуханные ирисы к ним приплетает Носсида —
Воск ее кротких страниц плавил крылатый Эрот.
Сладостно дышит Риан цветком по имени сампсих,
А у Эринны в стихах девственно нежен шафран.
Многоречив гиацинт величавых Алкеевых песен;
С черными листьями вплел Самий лавровую ветвь.
Вьются побеги плюща — цветущий дар Леонида;
Колются иглы сосны — это Мнасалкова дань.
Памфил творенья свои раскинул, как ветки платана,
Юным орешником с ним сросся Панкратов посев.
Белым тополем — Тимн, зеленою мятою — Никий,
И с побережных холмов травкой песчаной — Евфем.
Темной фиалкой цветет Дамагет, в словах Каллимаха
Мирт, распускаясь, таит сладостно-горестный мед.
Евфорион — с лихнийским цветком, а с нежным амомом —
Тот, которому дал имя свое Диоскур.
От Гегесиппа в венок вплетены виноградные гроздья,
Щедрою собран рукой Перса душистый камыш.
Сладкое сорвано яблоко с яблони у Диотима,
Первым цветком цветет у Менекрата гранат.
Смирнские ветви кладет Никенет, теребинтами дышит
Слово Фаэнна-певца, грушею Симмий высок.
Мелкую россыпь цветов сельдерея, дарящего силой,
По непорочным лугам лирник Парфений растит.
Колосом рыжим легли Вакхилидовых нив урожаи —
Жатва медовая Муз даже в одоньях мила.
В песнях Анакреонт источает нектарные росы,
Но элегических строк мил и несеяный сев.
Чертополох луговой колючие волосы вздыбил —
В нем уделил Архилох каплю от глубей своих.
От Александра в венке — ростки молодые оливы,
От Поликлета блестит красно-коричневый боб.
Вот майоран, любимец певцов, в стихах Полистрата;
Вот финикийский кипрей из Антипатровых рук.
Вот и сирийский нард, остистыми листьями пышный, —
Дар от Гермеса — поэт, дар от поэта — цветок.
Это Гедил и с ним Посидипп, лепестки полевые;
Этот цветок на ветру сам возрастил Сикелид.
Не позабыта и ветвь золотая Платона-пророка:
В каждом листке у нее — благозакония свет.
Срезал Арат, пытатель небес, первородную вайю
Пальмы, которая ствол к небу стремит от земли.
Лотос, цветок Херемона, встречается с флоксом Федима,
Гибкий цветок-волоок с ними совьет Антагор.
Феодоридов тимьян любезен лозе виноградной;
Фаний с ним сочетал цвет голубых васильков.
Много собрано здесь и недавних мусических всходов:
К ним приплетаю и я свой чуть раскрытый левкой.
Милым несу я друзьям дары мои: всем посвященным
В таинства сладостных Муз дорог словесный венок.
2. АВТОЭПИТАФИЯ
Тир, окруженный водою, кормильцем мне был, а Гадара,
Аттика Сирии, — край, где появился на свет
Я, Мелеагр, порожденный Евкратом; Хариты Мениппа
Были на поприще Муз первые спутницы мне.
Если сириец я, что же? Одна ведь у всех нас отчизна —
Мир, и Хаосом одним смертные мы рождены.
А написал это я на дощечке, уж будучи старым,
Близким к могиле своей: старость Аиду сосед.
Если ж меня, старика болтуна, ты приветствуешь, боги
Да ниспошлют и тебе старость болтливую, друг!
3. ТО ЖЕ
Город гадарцев вначале мне родиной стал знаменитый,
После, приняв меня, Тир град священный взрастил.
Только старость пришла, я стал гражданином меропским:
Кос, что Зевса вскормил, дал мне желанный приют.
Музы меня облекли, Мелеагра, Евкратова сына,
Между немногих людей славой Мениппа Харит.
4. ТО ЖЕ
Путник, спокойно иди. Средь душ благочестно умерших
Сном неизбежным для всех старый здесь спит Мелеагр.
Он, сын Евкратов, который со сладостно-слезным Эротом
Муз и веселых Харит соединил с юных лет,
Вскормлен божественным Тиром и почвой священной
Гадары,
Край же, меропам родной, Кос его старость призрел.
Если сириец ты, молви «салам»; коль рожден финикийцем,
«Нэдиос» произнеси, «хайре» скажи, если грек.
5. ТО ЖЕ
Что означают копье и шкура вепря, Крылатый ?
Сам означаешь кого здесь ты на стеле такой?
Ведь Эротом тебя не назвать мне. Как к мертвым попал сей
Сладостный бог? И храбрец этот не может рыдать.
И, разумеется, он — не Хронос быстро бегущий,
Тот ведь глубокий старик, — тело в расцвете твое.
Но наконец-то я понял: мудрец здесь лежит под землею;
Ты же, крылатая речь, нам его имя твердишь.
Дар Артемиды имеешь двойной: и первый — для смеха,
И не для смеха — другой; мера их — песни любви.
Да, покоится тут Мелеагр, тезка сына Ойнея;
Тот ведь вепря убил, символы эти — его.
Радостен будь среди мертвых, — ты смог совместить
воедино
Музу с Эротом и к ним с Мудростью вместе Харит.
6. ЛЮТЫЙ ЭРОТ
«Лютый, о лютый Эрот...!» Почему тебе нравится, если
Снова и снова кричу в горести: «Лютый Эрот»?
Этот мальчишка смеется и часто и многажды даже
Рад он проклятьям моим: ими питается он...
Дивно мне, как это ты, в волнах синего моря родившись,
Прямо из вод родила этот, Киприда, огонь.
7. ПОЙМАННЫЙ ЭРОТ
Право, Кипридой клянусь, Эрот, сжечь твое снаряженье:
Стрелы и скифский колчан, их содержащий в себе.
Все сожгу я, клянусь! Что же ты, безрассудный смеешься,
Морщишь курносый свой нос? Смех этот будет к
слезам!
Я ведь крылья твои, приносящие людям желанья,
Скоро подрезав, тебя медью скую по ногам.
Впрочем, Кадмову здесь мы одержим победу, коль станешь
Жить ты в доме моем, — рысь среди стада козлят.
Ну, так иди, непреклонный! И взяв свои чудо-сандальи,
Быстрые крылья свои ты устреми-ка к другим.
8. РОДОСЛОВИЕ ЭРОТА
Что удивляться, коль Эрос, губитель людей, огневые
Стрелы пускает, смеясь, хитро глазами манит?
Мать его разве не любит Ареса, супругой Гефеста
Будучи, так и живет, между огнем и мечом?
Разве же Море, матери мать, под ветров бичами
Хрипло не ропщет? Отец — сын Никого, сам Никто?
И потому обладает Гефеста огнем он и буйством
Моря, и также при нем стрелы Ареса в крови.
9. ЛЮБОВЬ К КРАСАВИЦАМ
Нет, не схожу я с ума по мальчишкам! Зачем мне, Эроты,
Это? Ведь все заберут, не воздавая ничем!
Лишь во взаимности страсть. Мне милы красавицы только!
Прочь, негодники, все с дерзкою хваткой своей!
10. МОЛЬБА О ПОЩАДЕ
Все раздается в ушах моих голос Эрота, и слезы
Сладкие, жертва любви, падают тихо из глаз.
Сердце не знает покоя ни ночью, ни днем — постоянно
Чар пережитых следы власть сохраняют над ним.
Скоро умеете вы налетать, крылатые боги!
Сразу же прочь отлетать, видно, не можете вы.
11. КИПРИДЕ — МЕЛЕАГР
Лампу свою, соучастницу игр всенощных, посвященный
В тайны, Киприда, твои дарит тебе Мелеагр.
12. ЦИКАДЕ
Ты, моей ночи утеха, обманщица сердца, цикада,
Муза — певица полей, лиры живой образец!
Милыми лапками в такт ударяя по крылышкам звонким,
Что-нибудь мне по душе нынче, цикада, сыграй,
Чтобы избавить меня от ярма неусыпной заботы,
Сладостным звуком во мне жажду любви обмануть;
И, в благодарность за это, я дам тебе утром, цикада,
Свежей чесночной травы с каплями свежей росы.
13. ТО ЖЕ
Милая крошка, цикада, росы опьяненная каплей,
Сельскую песенку ты не умолкая поешь,
Сидя высоко в листве и ножками в зубчиках движа,
Солнышком обожжена, лирные звуки творишь.
Милая, чем-нибудь новым ты нимф позабавь, обиталиц,
Песню веселую спой, Пану в ответ позвени,
Чтоб, убежав от Эрота, полуденным сном я забылся,
Голову здесь преклонив возле платана в тени.
14. ДУША В ОГНЕ
Душу, и так огневую, коль станешь ты жечь непрестанно,
Лютый Эрот, убежит; крылья ведь есть у нее.
15. МОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
Сыздетства, в матернем чреве, Эрот, забавляясь игрою,
Жизнь мою проиграл в кости, не зная забот.
16. ЖЕСТОКИЙ ЭРОТ
Здесь лежу распростерт; бей же в шею пятой,
беспощадный!
Бог мой, теперь я постиг, как твое бремя нести.
Понял, что жгут твои стрелы. Мне факелы в сердце
швыряя,
Ты его не зажжешь. Сердце уж пепел сплошной.
17. ИЗНЕМОЖЕНИЕ В СТРАДАНИЯХ
В муках слезных душа, зачем эта рана Эрота,
Только зажившая, вновь жжет, распаляя нутро?
Нет, ради Зевса, нет, нет, ради Зевса, о сумасбродный,
Тлеющий не вороши снова под пеплом огонь.
Ибо тебя, позабывшую муки, Эрот одолеет;
Снова беглянку схватив, мукам подвергнет тебя.
18. ОТСТУПНИК КИПРИДЫ
Женственная Киприда сжигает любовию к женам,
Этот мальчишка Эрот правит любовью мужской.
Мне-то за кем? За сыном? За матерью? Мнится, Киприда
Как-то сказала сама: «Верх берет дерзкий юнец».
19. ПОРА В ПУТЬ
Жребий брошен! Зажги! В путь иду! — «Куда ты,
безумный?
Ты ведь нетрезв. И о чем думаешь?» — Буду кутить. —
«Будешь кутить? Но куда ж ты стремишвься, бездумное
сердце?»
— Не размышляет любовь, Факел зажги! — «Где же
ум?»
— Прочь бремя мудрости лишней! Ведь только одно мне
известно:
Это лишь то, что Эрот Зевса смирил самого.
20. ВИНО И ЛЮБОВЬ
Вынесу, Вакх, я, тобою клянусь, твою дерзость; веди же,
Будем кутить: ведь сам бог смертною правит душой.
Ты, рожденный в огне, любишь пламя, что есть у Эрота,
Сетью опутав, ведешь жалко молящего ты.
Ты и предателем явно рожден и коварным: твои ведь
Таинства прятать велишь, но открываешь мои.
21. ПЛЕНЕННАЯ ДУША
Не для тебя ли, душа, я кричал: «Кипридой клянуся,
Ловишься, бедная, ты, часто к ловушке летя».
Я ль не кричал? Ты попала в силок. Что бьешься напрасно?
В этих тенетах? Эрот крылья связал у тебя.
И над огнем поместил, умастив ароматною мазью,
Жаждущей дал он тебе слезы горячие пить.
22. ТО ЖЕ
О бедняжка душа! То в огне истощаешь ты силы,
То освежаешься в нем, новую жизнь обретя...
Что же ты плачешь? Когда на груди ты Эрота пригрела,
Разве не поняла, что ты пригрела врага?
Не поняла? Так возьми же награду за эту заботу,
Пламя приемли, а с ним снег, леденящий тебя.
Этого ты не хотела; страдай же. За дело страдаешь.
Ты совершила его, в мед закипевший попав.
23. ВЛЮБЛЕННЫЙ В ЛЮБОВЬ
Да, я кудрями клянусь дорогими Тимо пышнокудрой,
Телом душистым Демо, сон похищающим мой,
Милыми также клянусь Гелиады забавами, лампой,
Столько впитавшей без сна песен моих на пирах, —
Мало дыханья, Эрот, на губах у меня остается,
Но если хочешь, его — только скажи — испущу!
24. ТО ЖЕ
Пышные кудри Тимо и сандалии Гелиодоры,
Миррой опрысканный вход в доме у милой Демо,
Полные неги уста и большие глаза Антиклеи,
Свежий всегда на висках у Дорифеи венок, —
Нет, не осталось теперь у тебя уже больше в колчане
Стрел оперенных, Эрот! Все твои стрелы во мне.
25. МОРЕ ЛЮБВИ
Асклепиада глазами, подобными светлому морю,
Всех соблазняет поплыть с нею по волнам любви.
26. ВЕРОЛОМСТВО
Светлоланитная, кто-то, Демо, теперь обнимает
Нежно в восторге тебя, сердце терзая мое.
Если ж тобою владеет субботняя страсть, то не диво:
Ведь и средь хладных суббот жарким бывает Эрот.
27. НЕЖЕЛАННАЯ УТРЕННЯЯ ЗАРЯ
Утро, враждебное мне! Что так рано ты встало над ложем?
Только пригреться успел я на груди у Демо.
Свет благодатный — который теперь мне так горек! —
о лучше б,
Быстро назад побежав, снова ты вечером стал!
Было же прежде, что вспять устремлялся ты волею Зевса
Ради Алкмены, — не нов ход и обратный тебе.
28. ТО ЖЕ
Утро, враждебное мне! Что так тихо ты кружишь над
миром?
Нынче, когда у Демо млеет в объятьях другой?
Прежде, как с нею, прекрасной, был я, ты всходило скорее,
Точно спешило в меня бросить злорадным лучом.
29. ЗЕНОФИЛЕ
Паном аркадским клянусь, Зенофила, под звуки пектиды
Мило ты песни поешь! Мило играешь, клянусь!
Как от тебя убегу я? Меня обступили эроты,
Ни на минуту они мне отдохнуть не дают.
Сердце мое зажигает то образ твой чудный, то Муза,
То твоя грация — все! Весь я горю, как в огне.
30. БЛАГОСЛОВЕНИЕ НЕБЕС
Музы, поющие сладко под лиру, и умное Слово
Вместе с Пейто и Эрот, ловкий возница Красы,
Скипетр Страстей всех тебе, Зенофила, ныне вручили.
Прелесть тройную тебе отдали трое Харит.
31. КРАШЕ ВСЕХ ЦВЕТОВ
Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу
Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,
И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный
Между цветами цветок, чудная роза Пейто.
Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором?
Краше подруга моя всех ароматных венков.
32. БЛАГОДАРНОСТЬ
Кто из друзей передал мне мою Зенофилу болтунью?
Кто же из трех мне Харит эту Хариту привел?
Истинно тот человек настоящую радость доставил,
Так одаривши и дав Прелесть из прелестей всех.
33. КОМАРАМ
Вы, пискуны комары, потерявшие стыд кровососы,
Чудища наших ночей с парою крыльев своих,
Я умоляю, хоть чуть вы позвольте уснуть Зенофиле,
Тело вот это мое жрите теперь, мясники!
Что я напрасно взываю? Ведь лютые хищники эти
Любят на коже такой нежной погреться всегда.
Предупреждаю теперь: вы, паршивые твари, уймитесь,
Или ревнивых моих силу узнаете рук.
34. ТО ЖЕ
Быстрый мой вестник, комар, полети на ушко Зенофиле,
Нежно коснувшись его, эти слова ты шепни:
«Он тебя ждет и не может уснуть, а ты, друга забывши,
Спишь!..» Ну, лети же скорей, ну, песнопевец, лети!
Но берегись! Потихоньку скажи, не то мужа разбудишь:
С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.
Если ж ее приведешь, то в награду тебя я одену
Львиною кожей и дам в руки тебе булаву.
35. СЧАСТЬЕ КУБКА
Винная чаша ликует и хвалится тем» что приникли
К ней Зенофилы уста, сладкий источник речей.
Чаша счастливая! Если б, сомкнув свои губы с моими,
Милая разом одним выпила душу мою.
36. ЕСЛИ БЫ СТАТЬ МНЕ СНОМ
Спишь ты, я вижу, мой нежный цветок, Зенофила. О если б
Мог на ресницы твои Сном я бескрылым сойти!
Чтобы к тебе даже тот, кто смыкает и Зевсовы очи,
Не подходил, и тобой я обладал бы один.
37. БЕГСТВО ЭРОТА
Всем объявляю о бегстве Эрота. Вот только что, утром,
Быстро с постели спорхнув, он улетел и исчез.
Мальчик он, плачущий сладко, болтливый, живой
и бесстрашный,
Склонен к насмешкам, крылат, носит колчан за спиной.
Чей он, сказать не сумею; его, шалуна, своим сыном
Не признают ни Эфир, ни Океан, ни Земля,
Ибо он всем и всему ненавистен. Смотрите теперь же,
Не расставляет ли он где-нибудь сети для душ?
38. ПРОДАЖА ЭРОТА
На продажу его, хоть и спит на груди материнской,
На продажу! Зачем озорника содержать?
Он ведь курносым рожден и крылатым, и щиплет жестоко
Он ноготками; когда ж плачет, смеется притом.
Кроме того, он упорен, болтлив и со взглядом колючим,
Дикий, и даже своей матерью не приучен:
Сущий бездельник во всем. Итак, продается! Коль хочет,
В путь отправляясь, купец мальчика здесь получить,
Явится пусть. Посмотри-ка, в слезах умоляет. Уймись ты!
Ну, не продам! Будь теперь при Зенофиле моей.
39. ТРОЙНОЙ ПОДАРОК
Три Хариты тройной Зенофилу венчали наградой,
Ей подарили венок — тройственной прелести знак.
Нежная кожа ее уж одна вызывает влеченье,
Облик рождает любовь, прелестью дышат слова.
Трижды будь счастлива ты, кому ложе постлала Киприда,
Речи вдохнула Пейто, дивную прелесть — Эрот.
40. ТО ЖЕ
Прелести дал Зенофиле Эрот, Хариты — любезность;
Пафия с поясом ей власть над сердцами дала.
41. ГЛУПАЯ ДУША
К Гелиодоре любви мне душа избежать предлагает,
Зная о прежних слезах, ревности муках моих,
Пусть говорит: нет силы бежать, ведь бесстыдница эта,
Остерегает меня, любит, однако, веля.
42. ВИНО И ЛЮБОВЬ
Кубок налей и опять и опять назови дорогую
Гелиодору, с вином сладкое имя смешай!
Кудри вчерашним венком убери мне — он память о милой,
Влагой душистых мастей он до сих пор напоен.
Видишь, как роза, подруга влюбленных, слезинки роняет,
Видя ее не со мной и не в объятьях моих.
43. ЛЮБОВНАЯ СМЕСЬ
Кубок наполни за Гелиодору — Пейто и Киприду,
За сладкогласную — вновь, ибо Харита она.
Мне — божество она лишь одна, и желанное имя,
С чистым мешая вином, я с наслаждением пью.
44. ГОЛОС ЛЮБИМОЙ
Больше, чем лиру твою, Аполлон, я мечтаю услышать
Гелиодору. И в том клясться Эротом готов.
45. ВЕНОК ВЕНКА
Вянет венок из цветов на висках у Гелиодоры,
Но сверкает она, — этот венок для венка.
46. ВЕНОК ЛЮБВИ
Мирты с весенним левкоем сплету я и с нежным нарциссом,
Лилий веселых цветы с ними я вместе совью,
Милый шафран приплету и багряный цветок гиацинта
И перевью свой венок розой, подругой любви, —
Чтоб, охватив волоса умащенные Гелиодоры,
Он лепестками цветов сыпал на кольца кудрей.
47. СОПЕРНИЦА ХАРИТ
Верю, однажды в речах щебетунья Гелиодора
Даже прелестниц Харит прелестью все ж превзойдет!
48. ДУША МОЕЙ ДУШИ
Гелиодору с ее сладкозвучной, чарующей речью
В сердце моем сам Эрот сделал душою души.
49. НОГОТОК ЛЮБИМОЙ
Крепкий Эротом взращен ноготочек у Гелиодоры.
Может она, ущипнув, даже до сердца достать.
50. ПЧЕЛЕ
Пчелка, живущая соком цветов, отчего так, покинув
Чашечки луга, к лицу Гелиодоры ты льнешь?
Хочешь ты тем показать, что и сладких и горьких до боли
Много Эротовых стрел в сердце скрывает она?
Если пришла мне ты это сказать, то лети же обратно,
Милая! Новость твою сами мы знаем давно.
51. МОЛЬБА К НОЧИ
Мать небожителей Ночь! Об одном тебя умоляю,
Лишь об одном я прошу, спутница наших пиров:
Если другой кто-нибудь обладает чарующим телом
Гелиодоры моей, с ней ее ложе деля,
О, да погаснет их лампа, и пусть, как Эндимион, вяло
И неподвижно лежит он у нее на груди!
52. ЛЮБОВЬ И ЗАБОТЫ
О эта ночь, о моя бессонная к Гелиодоре
Страсть и рыданья у нас на ненавистной заре,
Эти следы неизменной любови моей, поцелуй тот
Памятный, будет ли он воображеньем согрет?
Слез не лила ли она и, прельщая бессонную душу,
Сжавши в объятьях своих, не целовала меня?
Или есть новая страсть? Забавы иные? Нет, лампа,
Да не увижу того, — стражем ты будь у нее.
53. ИГРА ЭРОТА
В мяч он умеет играть, мой Эрот. Посмотри, он бросает
Сердцем, что бьется во мне, Гелиодора, в тебя.
Страстью взаимной ответь. Если прочь меня кинешь, обиды
Не потерплю я такой против законов игры.
54. ЭПИТАФИЯ ВЛЮБЛЕННОМУ
Сжалься Эрот, дай покой наконец мне от страсти бессонной
К Гелиодоре, уважь просьбу хоть Музы моей!
Право, как будто твой лук не умеет и ранить другого,
Что на меня одного сыплятся стрелы твои.
Если убьешь ты меня, я оставлю кричащую надпись:
«Странник, запятнан Эрот кровью убитого здесь».
55. ВНОВЬ ОБРЕТЕННАЯ ЛЮБОВЬ
Воры! Прочь! Кто настолько был в этом разбое неистов?
Кто решился вести против Эрота войну?
Факелы быстро сюда! Шум слышу! Ты, Гелиодора,
Сердце мое, поскорей в грудь возвращайся мою.
56. ЭПИТАФИЯ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Слезы сквозь землю в Аид я роняю, о Гелиодора!
Слезы, останки любви, в дар приношу я тебе.
Горькой тоской рождены, на твою они льются могилу
В память желаний былых, нежности нашей былой.
Тяжко скорбит Мелеагр о тебе, и по смерти любимой
Стоны напрасные шлет он к Ахеронту, скорбя...
Где ты, цветок мой желанный? Увы мне, похищен Аидом!
С прахом могилы сырой смешан твой пышный расцвет..
О, не отвергни, земля, всеродящая мать, моей просьбы:
Тихо в объятья свои Гелиодору прими.
57. ДВОЙНОЙ ЗВУК
Если Каллистион ты обнаженной, о путник, увидишь,
Скажешь: «Двоякий звук стал теперь звуком одним!»
58. ЛЮБОВНОЕ ВЕРОЛОМСТВО
Сбегай, Доркада, скажи Ликониде:
«Вот видишь — наружу
Вышла измена твоя: время не кроет измен».
59. УСТА И ОЧИ
Клей — поцелуи твои, о Тимо, а глаза твои — пламя:
Кинула взор — и зажгла, раз прикоснулась — и твой!
60. СОСТАРИВШЕЙСЯ КРАСОТКЕ
Наша красотка Тимарион, челн превосходный недавно, —
Ныне не может совсем плавать с Кипридой она.
Ведь меж лопаток у ней хребет, словно мачты верхушка,
Дыбом стоит: как канат, треплется волос седой;
Вислые груди висят, словно паруса спущенных оба;
И беспрестанно живот в складках трясется морщин;
Течь дал корабль внизу: водою залиты трюмы.
Ходит вразвалку она, в тряске колени дрожат.
Жалко того, кто живым поплывет в ахеронтову гавань,
Влезши на этой карги двадцативесельный труп.
61. ПЛАМЯ КРАСОТЫ
Нежный наш Диодор, бросающий юношам пламя,
Взорами Тимарион смелыми ныне пленен;
Сладостногорькой стрелою Эрота пронзен. Вижу чудо
Внове: пылает огонь, тоже огнем подожжен.
62. ПЛЕНЕННЫЙ ЭРОТ
Этот крылатый Эрот в небесах теперь скованный пленник;
А захватили его очи Тимарион в плен.
63. МОЙ ПЛЕН
Я Кипридой клянусь, по лазурному морю приплывшей:
Дева Трифера моя именем чудным красна.
64. НОВАЯ СКИЛЛА
Горький Эрота прибой и бессонное вечно дыханье
Ревности, в пору зимы целое море пиров,
Мчусь я куда? Ведь рассудка кормило утрачено ныне,
Дивную эту ужель Скиллу увижу опять?
65. ЭПИТАФИЯ ЗАЙЦУ
Быстроногого зайца, малютку, отнятого только
От материнских сосцов, с парою длинных ушей,
Грея меня на груди, нежнокожая после вскормила
Фенион и по весне есть мне давала цветы.
Даже о матери я позабыл; но умер внезапно
От черезмерной еды и от обилия яств.
Возле ложа она своего меня схоронила,
Чтобы могилку мою видеть могла и во сне.
66. В РАЗЛУКЕ
Вы, корабли, скороходы морские, в объятьях Борея
Смело держащие путь на Геллеспонтский пролив,
Если, идя мимо Коса, увидите там на прибрежье
Милую Фанион, вдаль взор устремившую свой,
Весть от меня, корабли, передайте, что, страстью
гонимый,
К ней я спешу... не в ладье, нет! Я бегу по волнам!
Только скажите ей это — и тотчас же Зевс милосердный
Ветром попутным начнет вам раздувать паруса.
67. МАЛЕНЬКИЙ ФАКЕЛ
Я попытался бежать от Эрота; а он незаметно
Факел из пепла зажег и, обнаружив меня,
Взял и согнул... но не лук... на руке ноготков своих
пару,
Пламени часть отщипнув, бросил он тайно в меня.
И потому отовсюду я в пламени. Малое это
Пламя немалый огонь, Фанион, в сердце зажгло.
68. ТО ЖЕ
Стрелами я не поранен Эрота, — светильник горящий,
Как это было, поднес к сердцу Эрот моему;
Ведь со Страстями неся в буйном шествии факел Киприды
Благоухающий, он пламя мне бросил в глаза;
И растопил меня жар. Стал заметен маленький факел,
Пламя зажегший во мне, — сердце пылает теперь.
69. ВОЗЗВАНИЕ К ЛАМПЕ
Ночь, священная ночь, и ты, лампада, не вас ли
Часто в свидетели клятв мы призывали своих!
Вам принесли мы обет: он — друга любить, а я — с другом
Жить неразлучно, никто нас не услышал иной.
Где ж вероломного клятвы, о ночь!.. Их волны умчали.
Ты, лампада, его в чуждых объятиях зришь.
70. ПРОКЛЯТЬЕ ИЗМЕННИЦЕ
Знаю! К чему твои клятвы, когда обличитель гулящих —
След благовонных мастей свеж на твоих волосах?
Ночи бессонной улики — и глаз твоих взгляд утомленный,
И обвитая вокруг нить на кудрях — от венка.
Только что в оргии бурной измяты волос твоих пряди,
Ноги не тверды твои, руки дрожат от вина...
С глаз моих скройся, блудница! Пектида и треск
погремушек,
Вестники мира, зовут к оргии новой тебя.
71. ЛЮБОВНОЕ СМЯТЕНИЕ
Так и скажи ей, Доркада. Да после еще напеременно
Раз или два повтори. Ну же, Доркада, беги!
Живо, не мешкай! Справляйся скорей. Стой! Куда же,
Доркада,
Ты понеслась, не успев выслушать все до конца?
Надо прибавить к тому, что сказал я... Да что я болтаю!
Не говори ничего... Нет, обо всем ей скажи,
Не пропусти ни словечка, Доркада... А впрочем, зачем же
Я посылаю тебя? Сам я с тобою иду.
72. ТО ЖЕ
Знаю! Меня не обманешь, Зачем тебе клясться богами?
Знаю! Клятвы оставь! Все мне известно теперь.
Было ли это, ты лгунья? Одна ли, одна почиваешь?
Наглость! Она и теперь все уверяет: «Одна»!
Всем известный Клеон. . . Если не. . . зачем угрожаешь?
Тварь постельная, прочь! Прочь убирайся скорей!
Впрочем, доставлю тебе приятную радость. Я знаю,
Хочешь ты видеть его. Жди теперь пленницей здесь.
73. СОМНЕНИЕ
Звезды и месяц, всегда так чудесно светящий влюбленным!
Ночь и блужданий ночных маленький спутник-игрун!
Точно ль на ложе еще я застану прелестницу? Все ли
Глаз не смыкает она, жалуясь лампе своей?
Или другой обнимает ее? О, тогда я у входа
Этот повешу венок, вянущий, мокрый от слез,
И надпишу: «Афродита, тебе Мелеагр, посвященный
В тайны твои, отдает эти останки любви».
74. ТРИЖДЫ ВЛЮБЛЕННЫЙ
Есть три Хариты, три девы, три сладостно юные Оры.
Все три сводят с ума, стрелы бросая в меня.
Видно, Эрот натянул здесь три тетевы, собираясь
Сердце сразить не одно, сразу три сердца во мне.
75. РАЗЛУКА И НАДЕЖДА
Вестник дня светоносный! Прощай! Пусть тайно вернется
Снова та ночи звезда, что ты поспешно прогнал!
76. ПЕРЕЧЕНЬ КРАСАВЦЕВ
Мил для всех Диодор, Гераклита все видят охотно,
Сладкоречив Дион, нежен и чист Улиад —
Ну, мой Филокл, взгляни на того, коснись-ка другого,
С третьим поговори, делай что хочешь вон с тем!
Видишь, спокоен совсем я. Но коль на Мииска
ты взглянешь,
Больше не стоит кидать взоры на ту красоту!
78. ПРЕКРАСНЫЙ ВЕНОК
Юношей цвет изобильный собрав, богиня Киприда,
Сплел сам Эрот для тебя сердце манящий венок:
Вот, посмотри-ка, сюда он вплел Диодора лилию,
Асклепиада левкой дивнопрекрасный вложил.
Розы тут Гераклита, они без шипов и колючек,
Там сверкает Дион, цвет виноградной лозы,
Вот златокудрого крокус Терона средь листьев проглянул,
И благовонный тимьян дал для венка Улиад,
Нежный Мииск подарил зеленую ветку маслины,
Лавра цветущая ветвь — это наш милый Арет!
Тир священный, из всех островов блаженнейший! Миррой
Дышит лесок, где цветы в дар Афродите даны!
79. НЕПОТУХАЮЩИЙ ЖАР
В полдень я на пути повстречал Алексиса, недавно
Волосы снявшего лишь летом при сборе плодов.
Двое лучей тут меня обожгли: одни — от Эрота, —
Впрямь у мальчишки из глаз, солнца — вторые лучи.
Эти — ночь усыпила, а первые — те в сновиденьях
Образ его красоты все разжигают сильней.
Сон, облегчающий многих, принес мне одни лишь мученья,
Эту являя красу, льющую в душу огонь.
80. ВЕРНЫЙ СОЮЗ
Терпким медом сладимы, становятся сладостны вина;
О, как приятен союз сладостнопылких сердец!
Сладостный Алексид Клеобула пылкого любит —
Разве Киприда и тут мед не смешала с вином?
81. ПОЖЕЛАНИЕ
Нот, мореходам попутный, страдальцы влюбленные, схитил
Полдуши у меня, — он Андрогета унес.
Трижды блаженны суда и трижды благостны волны.
Счастлив четырежды ветр, отрока морем неся.
Если б дельфином мне стать! На плечах перенес бы по морю,
Чтобы он смог увидать Родос, где отроков сонм.
82. НОВЫЙ ЭРОТ
Громко сказала Киприда, увидев юнца Антиоха:
«Нет, Эрот мне не сын! Вот настоящий Эрот!»
Юноши, чтите отныне. Эрота нового. Этот
Явленный ныне Эрот прежнего много сильней.
83. ДВОЙНИК ЭРОТА
Если в накидке Эрот и без крыльев и даже не носит
Лука с колчаном, — одна шляпа с полями на нем,
Я его милым эфебом сочту. Антиох же Эротом
Мог быть, и, наоборот, — быть Антиохом Эрот.
84. УТОЛЕНИЕ ЖАЖДЫ
Жаждущий, я целовал дитя нежнейшее летом,
Жажду свою утолив, так напоследок сказал:
«Зевс, наш отец, ты пьешь нектар на устах Ганимеда,
Видно, напиток такой стал для тебя как вино?«
Так и я, Антиоха лаская, — милей он всех прочих, —
Пью сей сладостный мед из Антиоха души.
85. ОБОЛЬЩЕННЫЕ ХАРИТЫ
О Хариты, увидев красавца Аристагора,
В нежных объятия рук вы заключили его.
Ведь красотою своей излучает он пламя, так сладко
Он говорит, а молчит— нежно глаза говорят.
Пусть он вдали от меня! Ну, и что же? Как Зевс Олимпиец,
Мальчик умеет метать молнии стрел далеко.
86. ЗАКЛИНАНИЕ ОГНЯ
Пьющие чаши со льдом, потерявшие разум от страсти,
Эротолюбцы, вы все горький вкушаете мед;
Воду холодную, я заклинаю, холодную, живо,
Бывшую только что льдом, лейте на сердце мое!
Ах, Дионисия я увидал! Вы, собратья по рабству,
Прежде, чем в душу войдет, жар остудите во мне.
87. ЖЕРТВА ЭРОТА
Боль мне сердце терзает — самым кончиком ногтя
Резвый, беспечный Эрот больно царапнул его.
Молвил с улыбкой он: «Вот и снова сладостна рана,
Бедный влюбленный, и мед жарко горит от любви»!
Если в толпе молодой вдруг вижу я Диофанта,
С места не сдвинуться мне, сил не осталось моих.
88. НОВЫЕ ПЕСНИ
Вы, свирели пастушьи, в горах уж не Дафниса пойте,
Пану стремясь угождать, юных пасущему коз.
Также ты, лира, пророчица Феба, венчанного лавром
Ты Гиацинта теперь больше не пой. Ведь тебе
Дорог был Гиацинт, а нимфам мил Дафнис когда-то,
Ныне же скипетр любви пусть обретает Дион.
89. ДВОЙНИК ЭРОТА
Если б ни лука Эрот не имел, ни колчана, ни крыльев,
Ни зажигающих стрел он не носил при себе,
То, — я крылатым клянусь, — ты вовек не узнал бы
по виду,
Кто из обоих Зоил, кто из обоих Эрот.
90. ПРОЩАНИЕ С ЮНОСТЬЮ
Как Гераклит был когда-то красив! Был!
Но минула юность.
Ныне колючий пушок облик его изменил.
Сын Поликсена, увидя такое, не слишком уж хвастай,
Ведь Немесида к тебе может явиться сама.
91. ХВАСТОВСТВО
Если молчит Гераклит, говорит он глазами такое:
«Я даже Зевса огонь в пепел могу обратить».
А Диодор без сомненья в груди изрекает вот это:
«Я же и камень могу грудью своей растопить».
Горе тому, кто примет из глаз у первого пламя,
А у другого — страстей сладостно пышущий жар.
92. ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ
Вот уже близок рассвет; перед дверью, глаз не сомкнувший,
Дамис несчастный лежит, и бездыханный почти.
Бедный, узрев Гераклита, теперь он под взглядом
лучистым —
Словно податливый воск, брошенный в жерло углей...
Дамис, бедняга, несчастный, приди в себя! Сам я Эротом
Ранен; к слезам я твоим слезы добавлю свои.
93. ПРОСЬБА ВЫСЛУШАТЬ
Отдан тебе я Любви госпожей, Феокл, безраздельно,
Дал меня также Эрот, тихо подкравшись во сне,
И на чужбине, чужого, смирил удилами тугими.
Жажду теперь я вкусить друга приветливый взгляд.
Ты же молящего гонишь, тебя не прельщает ни время,
Ни, — достояние всех, — благоразумья залог.
Сжалься, владыка, о сжалься! Судьба тебя сделала богом,
Жизнь моя ныне и смерть стали во власти твоей.
94. ЛЮБОВЬ К ЖЕНЩИНАМ
Мне и Ферон уж не мил, не нравится мне Аполлодот;
Там, где пламень пылал, ныне пыхтит головня.
Женщин теперь я люблю. Нет дела мне до козопасов,
Игры дурацкие их мне теперь не по нутру.
95. ОДНО И ВСЕ
Если взгляну на Ферона, в нем вижу я все; если вижу
Все, но не вижу его, — мне не видать ничего.
96. НАКАЗАНЬЕ
Сердце мое, ты посмело, Кипридой клянусь, вдруг
промолвить
То, что и бог не посмел: нам не по нраву Ферон!
Он не красив, Ферон! Да ты не дерзишь ли, о сердце?
Ты не боишься теперь Зевса разящих огней?
Ну-ка смотри, мое дерзкое сердце, тебя готов уж
За злословье твое гнев Немесиды настичь!
97. БЛИЗОСТЬ ГИБЕЛИ
Если беда, Клеобул, приключится со мною (почти весь
В отроков ввергнут огонь, в пепле повержен лежу),
Я умоляю, наполни вином до того, как зароешь
Урну мою, надписав: «Дарит Аиду Эрот».
98. ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ
Бел, как цветок, Клеобул и меду подобен Сополис,
Оба — Киприды цветы, оба достойны ее.
Сердце пылает мое. Ведь, как утверждают, Эроты,
Светлое с темным смешав, выплели имя мое.
99. ЖЕРТВА БЛАГОРАЗУМЬЯ
Пойман теперь я, не раз смеявшийся прежде над теми,
Кто среди буйных пиров к отрокам страстью болел.
Вот, Мииск, и меня Эрот перед дверью твоею
Здесь поместил, надписав: «Благоразумья трофей».
100. СОЛНЦЕ И ЗВЕЗДЫ
Тир, я Эротом клянусь, питает красавцев; Мииск же
Всех их затмил, воссияв, словно как солнце меж звезд.
101. ГАНИМЕД И МИИСК
Если Зевсом был тот, кто себе Ганимеда похитил,
Чтоб виночерпием он нектар ему подавал,
То мне красавца Минска скрыть следует в сердце глубоко,
Чтоб орел не настиг, крыльями скрыв от меня.
102. ТО ЖЕ
Я и на Зевса восстану, коль он пожелает похитить
Ныне тебя, мой Минск, нектар ему подносить.
Часто, однако, сам Зевс говорил мне: «Чего ты боишься?
Ревности нет ведь во мне: сам я готов сострадать».
Так говорит и сейчас; но коль близко и муха летает,
Я трепещу, чтобы Зевс в этом меня не надул.
103. ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Был я еще не настигнут страстями, как стрелы очами
Выпустил в грудь мне Мииск, слово такое сказав:
«Вот, я поймал наглеца и гордо его попираю.
Хоть у него на лице царственной мудрости знак».
Я же ему чуть дыша отвечал: «Не диво! И Зевса
Также с Олимпа Эрот вниз совлекал, и не раз».
104. ВСЕ В ОДНОМ
Знаю всего я одну красоту. Глаз мой—лакомка хочет
Лишь на Минска смотреть; слеп я во всем остальном.
Все для меня он являет собой. Но очи ужели,
Вечные эти льстецы, лишь угождают душе?
105. ПЛАМЯ КРАСОТЫ
Дивная прелесть сверкнула; он пламя очами швыряет.
Или Эрот подарил мальчику громы в борьбе?
Здравствуй, Мииск! Страстей огонь ты людям приносишь—
Мне же сверкай на земле благостным только огнем!
106. ВЛЮБЛЕННЫЙ ЭРОТ
Душ похититель, что плачешь? Что страшные луки
и стрелы
Выбросил ты, опустив лопасти крыльев двойных?
Разве тебя уж Мииск жжет взором неодолимым?
Как тебе трудно познать то, что творил ты другим!
107. ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ КРАСОТА
Мальчик прелестный, своим ты мне именем сладостен тоже,
Очарователь — Мииск; как же тебя не любить?!
Ты и красив, я Кипридой клянусь, красив совершенно.
Если ж суров, — то Эрот горечь мешает и мед.
108. ТОЛЬКО ТЫ
О Мииск! В тебе пристань обрел корабль моей жизни.
И последний души вздох посвящаю тебе.
Юноша милый, поверь мне, клянуся твоими очами, —
Светлые очи твои даже глухим говорят:
Если ты взгляд отуманенный бросишь, — зима предо мною,
Весело взглянешь — кругом сладкая блещет весна!
109. ТРЕВОЛНЕНЬЯ ЛЮБВИ
Ветер и стужа. Меня же к тебе устремляет, Мииск мой,
Взятого бурей пиров, сладостно-горький Эрот.
Ветер свирепый бушует вокруг, ветер страсти. Прими же
В гавань меня, моряка, в море Киприды пловца!
110. НОВЫЙ ЭРОТ
Статую создал Пракситель Эрота паросскую, облик
Сына Киприды самой в это творенье вдохнув.
Ныне Эрот оживил прекраснейший статую эту
И, представляя себя, нам он Праксителя дал,
Пусть этот смертных чарует, а бог обольщает на небе!
Страсти пусть правят равно на небе и на земле!
О счастливейший город меропов, который Эрота
Богорожденного вновь, юных вождя, воспитал!
111. ТО ЖЕ
Древний ваятель Пракситель прекрасную статую создал,
Но без души, лишь придав внешние камню черты,
Облик глухой и немой. А теперь им волшебно изваян
Одушевленный в моем сердце коварный Эрот.
Общее имя у них, а в жизни он лучше гораздо,
Он и не камень, — души преобразующий дух.
Пусть изваяет теперь ваятель во мне мою душу,
А после этого пусть храм возведет в ней Эрот.
112. ЗЕВС СОПЕРНИК
Нет, не люблю Харидема; красавец ведь смотрит на Зевса,
Словно готовится он нектар ему поднести.
Нет, не люблю. И зачем царю небожителей в страсти
Мне соперником быть, если победой — любовь.
Пусть возьмет на Олимп мои слезы мальчик с собою,
Ноги омоет слезой, вспомнит тогда обо мне!
Мне и довольно. Притом хорошо бы и взгляд его нежный
Мне уловить, с его губ беглый сорвать поцелуй!
Пусть остальное Зевс довершит, но если захочет,
Может, перепадут крохи амвросии мне!
113. НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ
Чистое пей ты, страдалец в любви, и к отрокам пламя
Бромий, забвенье даря, пусть успокоит в тебе;
Чистое пей! Осушив до краев наполненный кубок,
Горечь страдания прочь ты из души изгони.
114. БЕГСТВО ОТ ЛЮБВИ
Люди, придите на помощь! Меня, кто впервые недавно
Морем проплыл и едва только на землю ступил,
Тащит насильно Эрот и, словно пламя являя,
Ввергнув в огонь, мне велит отрока видеть красу.
Вслед за ним я бреду и в воздухе сладостный образ
Вообразивши, ловлю для поцелуев моих.
Значит, избегнув жестокого моря, я ныне на суше
В бурю Киприды попал, что полютее морской.
115. ТО ЖЕ
О винопийцы, примите того, кто, спасенный в пучине,
Кто от пиратов уйдя, гибнет теперь на земле.
Ведь лишь недавно, едва с корабля ступил я на сушу,
Тут же, схвативши, Эрот тащит насильно меня:
Отрока я увидал, когда он шел прогуляться,
Ноги, меня не спросясь, сами к нему понесли!
В сборище буйном иду, не вином, но огнем переполнен.
Другу сейчас хоть чуть-чуть вы помогите, друзья!
О, на помощь, друзья! Дружелюбца ради Эрота,
В круг ваш примите меня: гибну, о страсти моля.
116. К ГЛАЗАМ
Отроков псы, предатели душ, вы вечно сочитесь
Клеем Киприды и вновь пристальным взором любовь
Ищете новую вы, словно волк ягненка, и как скорпиона —
Ворон; о, вы, словно пепел, вспыхнувший вдруг от огня,
Все в вашей воле теперь! Зачем же вы льете потоки
Слез и столь быстро зачем вслед за Гикетом лететь?
От красоты ваш огонь! Загорелись — теперь потомитесь!
Ибо для нашей души повар отличный — Эрот.
119. ПЛАВАНИЕ ПО МОРЮ ЛЮБВИ
Судовладелец — Киприда, при ней рукоятку кормила,
Правя душою моей, держит надежно Эрот.
Ветер свирепый бушует кругом, ветер страсти. Вот так-то
Ныне барахтаюсь я в море столь многих юнцов.
120. ГНЕВ АРЕСА
Кто из смертных мне здесь оружье повесил во храме?
Для Эниалия в нем видеть отраду — позор!
Дротиков нет ведь разломанных сплошь, ни шлема, который
Гребня лишен, ни щита с кровью убитых на нем.
Все — лишь блестящий металл, никаких повреждений не
знавший, —
Это оружье не битв, но хороводов скорей.
Брачный покой украшайте таким! А в храме Ареса
Пусть оружье висит с каплями крови людской.
121. ЭПИТАФИЯ ГЕРАКЛИТУ ЭФЕССКОМУ
Путник, я — Гераклит, единственный мудрость познавший!
«Дело отчизны для нас мудрости больше самой».
Нет: и родителей я бранил, чужестранец, и глупых
С ними людей. — «Такова к ним благодарность твоя!»
Прочь от меня! — «Не будь так суров». — Ты скоро
услышишь
И посуровей слова. . . «Все ж из Эфеса привет. . .»
122. ЭПИТАФИЯ АНТИПАТРУ СИДОНСКОМУ
Стела, что значит петух на тебе помещенный стоящим,
Грозный, у гребня своим скипетр держащий крылом?
В лапах победная ветвь у него, а внизу у подножья
С самого края лежит эта игральная кость.
Уж не скрываешь ли ты победившего в битвах владыку?
Но почему у тебя эта игральная кость?
Скромная что означает могила? Она подобает
Бедному мужу, кого будит петух по ночам.
Так не считаю: ведь скипетр возбраняет. Иль ты укрываешь
Победителя, кто пальму ногами стяжал?
Нет, опять я не прав. Бегуна быстроногого что же
С костью игральной роднит? О, наконец, угадал:
Пальма — символ победы и родины, матери гордой
Всех финикийцев, — то Тир, столь богатый детьми.
Птица-петух — это знак, что был муж голосист; у Киприды
Первым он слыл и певцом гимнов искусных у Муз.
Скипетр — знак красноречья, а в знак, что он умер,
упавши,
От опьяненья вином, — кость эта брошена здесь.
Все это символы только. А имя сам камень вещает:
«Здесь Антипатр лежит, отпрыск могучей семьи».
123. ЭПИТАФИЯ КЛЕАРИСТЕ
Горе! Не сладостный брак, но Аид, Клеариста, суровый
Девственный пояс тебе хладной рукой развязал.
Поздней порой у невесты, пред дверью растворчатой,
флейты
Сладко звучали; от них брачный покой весь гремел.
Утром весь дом огласился рыданьями, и Гименея
Песни веселый напев в стон обратился глухой.
Те же огни, что невесте у храмины брачной светили,
Ей озарили путь в мрачное царство теней.
124. ЭПИТАФИЯ ЭСИГЕНУ
Радуйся, матерь земля! И не будь тяжела Эсигену.
Ведь и тебя Эсиген мало собой тяготил.
125. ЭПИТАФИЯ ХАРИКСЕНУ
Жертвой Аиду тебя, Хариксен, мать, страдая, вручает,
Лишь восемнадцати лет, только надевшего плащ.
Даже скала застонала, когда выносили из дома
Сверстники тело твое, горько рыдая над ним.
Плач над покойным, не гимн Гименею — родителей доля;
Ах, напрасно ты пил радость родимой груди,
Тщетны были страдания родов! Зловредная Мойра,
Дева бесплодная, ты ветру швырнула любовь!
Сверстникам всем остается тоска, родителям — горе,
А у не знавших тебя — в сердце сочувствие к ним.
126. ЭПИТАФИЯ ДАФНИСУ
С козами жить не хочу я, Пан козлоногий, не стану
Я средь горных вершин больше селиться теперь.
Что мне за радость в горах! Что за счастье! Ведь
Дафнис скончался,
Дафнис, кто в сердце моем пламя когда-то зажег.
Здесь буду в городе жить, пусть спешит другой на охоту.
Ведь, что нравилось мне, то не по сердцу теперь.
127. ДИОНИС И НИМФЫ
Нимфы, младенцем когда из огня появился Дионис,
Тотчас омыли его, бывшего в теплой золе.
Нимфам Дионис и друг с той поры; и если захочешь
С влагой его смешать, жаркий ты примешь огонь.
128. НИОБА
Слову, Ниоба, дочь Тантала, внемли, и пусть возвещу я
Горе твое, о твоих бедах молву разглашу.
Прочь головную повязку! Увы! Родила ты для Феба
Стрел сыновей, чтобы он мальчиков всех поразил.
Нет их уже у тебя. Но что же другое? Что вижу?
Горе! Всех дочерей гибель одна унесла.
Вот на коленях одна, на грудь другая склонилась,
Та — на земле, на груди эта погибла твоей;
Вот изумленно одна глядит на стрелу, а другая
В страхе дрожит, а у той свет еще видят глаза,
Мать же, такая болтливая прежде, безмолвно застыла
Оцепенела, и плоть каменной стала ее.
129. КОНЦОВКЕ КНИГИ
Я завиток, концовка, предела книжного вестник,
Страж вернейший строкам свитка начертанных букв,
Я говорю, что сей труд составлен из всех песнопевцев;
Свернуто вместе в одной все это книге теперь;
Кончил ее Мелеагр. На вечную память Диоклу
Сплел из цветов он венок. Музам его подарив.
Я ж весь изогнут в извивах, и кольцам змеиным подобен;
С мудростью рядом теперь место отныне мое.
130. ЭПИТАФИЯ САМОУБИЙЦЕ
Кто ты и чей? Мне ответь на вопрос. — «Я Филавл
Евкратида
Сын». Из какой ты страны? — «Я фриасийцем
рожден».
Образ жизни какой ты живым возлюбил? — «Я ни плуга,
Ни кораблей не знавал; жил я среди мудрецов».
Умер от старости ты, иль болезни? — «К Аиду ушел я
Волей своею, испив в чаше кеосской вино».
И стариком?— «Да, глубоким». Да будет земля тебе
легкой!
Ты свою жизнь завершил мудрым согласно речам!
131. ЭРОТ
Крылья когда б у тебя за спиною быстрые были,
Скифские стрелы еще, бьющие издалека,
Я убежал бы, Эрот, от тебя и под землю. Бесцельно!
Ведь всемогущий Аид не убежал от тебя.
132. ЭПИТАФИЯ ДОЧЕРЯМ ЛИКАМБА
Бога Аида клянемся десницей и сумрачным ложем
Той Персефоны, кого страшно бывает назвать, —
Подлинно девушки мы под землей. Хулы ж этой много
Столь ядовитой излил, честь опорочивший нам, Архилох.
Он стихов превосходное слово направил
Не на благие дела, но на войну против дев.
Что ж это вы, Пиериды, потворствуя так негодяю,
Дерзкие ямбы на нас вздумали вдруг обратить?
МЕЛЕАГР (130-60, г. Гадара)
1. Муза представляется канефорой, т. е. девой, несущей на голове в праздничной процессии корзину священных даров; здесь дары — стихи, отождествляемые с различными цветами и растениями. Ст. 11: сампсих — разновидность душистого майорана. Ст. 23: лихнийский цветок — мелкая роза, цветок Афродиты. Ст. 24: в оригинале непереводимая игра слов, так как Диоскур означает «дитя Зевса», под которым подразумевается поэт Диоскорид. Ст. 29: теребинт — цветок фисташкового дерева. Ст. 34: одонье — сноп злаков. Ст. 39: Александр Этолийский. Ст. 43: нард — благовонное растение. Ст. 44: дар от Гермеса — поэт Гермодор, уроженец Сирии. Ст. 46: Сикелид—возможно, Асклепиад; цвет на ветру — анемон (анемос — по-греч. «ветер»). Ст. 47: ветвь золотая — хризантемы. Ст. 49: вайя — широкий перистый лист пальмы. Ст. 52: цветок-волоок — разновидность хризантемы.
2-4. Тир — финикийский, Гадара — палестинский город. Менипп (III в.) —земляк Мелеагра, киник, основоположник так называемой мениппеи, сатирической миниатюры, где проза чередовалась со стихами, а серьезные рассуждения перемежались шутками. Меропы — древнее название жителей о-ва Коса по их легендарному прародителю Меропу. На Косе родился Птолемей II. Перечисление семитских и греческого однозначного приветствия.
5. Крылатый — не Эрот, а Гений — божество жизненной силы, покровитель каждого отдельного человека, семьи, общества, государства и т. д.; его культ был заимствован у римлян. В I в. до н. э. изображения гениев украшали могилы. Хроиос — бог времени. Мудрец — последователь Мениппа и учитель мудрости (софист). Дар Артемиды: богине приписывали пристрастие к двусмысленным шуткам. Мера песен любви — элегический дистих, состоящий из гексаметра и пентаметра. Мелеагр сын Ойнея (миф.) — победитель калидонского вепря.
7 В оригинале эпиграмма изобилует поговорками и крылатыми выражениями. Скифы славились как прекрасные лучники. Кадмова победа: победа, гибельная для обеих сражающихся сторон (см. Геродот, I, 66).
8. Генеалогия Эрота у греков не была единообразной. Его родителями называли Эреб и Ночь (Платон, Пир, 1786), Урана и Гею, Ареса и Афродиту (Схолии к Аполлонию Родосскому, III, 26), Зефира и Ириду (Плутарх), Гермеса и Артемиду или Афродиту (Цицерон, О природе богов, III, 23), Стяжательство и Бедность (Платон, Пир, 2066). Отцом Эрота называли также Зевса, Кроноса и Хаоса. В диалоге «Пир» Платон также принимает версию Гесиода, отмечая, что Эрот не имел никаких родителей (1786).
14. Сравнение сердца (в оригинале — души) с мотыльком — постоянно в эпиграммах.
15. Играющий в кости Эрот — постоянный образ античного поэтического и изобразительного искусства начиная с Анакреонта.
23. «Гелиада» — уменьшительно-ласкательная форма женского имени Гелиодора. Она, Тимо и Демо — главные персонажи любовных стихов Мелеагра.
26. Намек на то, что иудейская (здесь финикийская) религия запрещает по субботам любую деятельность, вплоть до разжигания огня в очаге.
27. Во время свидания Зевса с Алкменой, женой Амфитриона, Зевс утроил ночь, так как ему не хватило времени для зачатия Геракла.
30-32. Непереводимая игра слов: «Прелести» — по-греч. Харитес. Таким образом, Хариты вручили Харит.
31. Пейто — богиня убеждения.
34. Поэт обещает в шутку снабдить комара атрибутами Геракла.
36. Зевсовы очи смыкает бог сна.
37. В начале Мелеагр пародирует современные ему объявления о розыске беглых рабов.
51. Эндимион (миф.) — пастух или охотник, возлюбленный богини луны (Селены); Зевс даровал ему вечную молодость, погрузив в беспробудный сон.
54. Угрозу разоблачения Эрота в автоэпитафии поэта заимствует римская элегия (Тибулл, Проперций).
57. «Тот, кто увидит Каллистион обнаженной, назовет ее Каллисхион». Шутка состоит в том, что греческую букву «тау» (звук «т») в Сиракузах произносили как букву «тэту» (звук «тх»), акцентируя вторую часть. Поэтому Каллистион, т. е. «Красоточка», будет произнесено «Каллисхион», т. е. «Прекрасноногая», «С прекрасными бедрами».
63. Имя Трифера означает «Дивная», «Роскошная», «Изнеженная».
64. Дивная Скилла, т. е. Трифера.
65. Заяц — священное животное Афродиты. Здесь пародируются надгробия животным и обыгрывается собственное имя девушки: Фанион — по-греч. «Светильничек» (см. эпигр. № 68).
70. Пектида — лидийская арфа.
71. Содержание эпиграммы — любовные терзания героя. Доркада — служанка возлюбленной.
73. Спутник-игрун: флейта или авлос. В последнем дистихе пародируется посвятительная надпись.
74. Оры и Горы — богини времен года, изображаемые юными девушками.
83. Плащ (хламида) и шляпа с полями — одежда эфеба во время прохождения военной службы.
84. Ганимед — виночерпий на пирах богов и любимец Зевса.
88. Дафнис (миф.) — сицилийский пастух, сын бога Гермеса и друг Пана, создатель буколической поэзии. Гиацинт (миф.) —любимец Аполлона.
90. Немесида — богиня возмездия.
98. Один отрок белокожий, другой — смуглый. «Цветы Киприды» — культовые имена жриц Афродиты. Мелеагр обыгрывает свое имя: мелас — «черный», агрос — «светлый», «блестящий».
103. Вольный латинский перевод Проперция (I, I, 1-6). 107 «Мииск» — мышонок.
110. Имя отрока — Пракситель.
113. Бромий — Дионис. «Пить чистое вино», т. е. потерять разум (см.: Гедил, эпигр. № 4).
120. См.: Леонид, эпигр. № 25; Антипатр, эпигр. № 60.
121. Беседа философа Гераклита с прохожим. См.: Феодорид, эпигр. № 161. В основе — популярная в то время идея: для истинного мудреца философия превыше всего.
122. Эпиграмма-загадка — намек на выспренность и метрическую пестроту поэзии Антипатра. Пальма и финикиец по-греч. омонимы («фойникс»); пальма обычно изображалась на монетах Тира. Гимны Антипатра не сохранились.
123. Обычный мотив таких эпитафий — брачные гимны и факелы становятся погребальными.
126. Надпись к статуе Пана в г. Панионе Финикийской (впоследствии Цезарее Панской).
127. Беременная Дионисом Семела погибла во время пожара, вспыхнувшего от молнии Зевса.
128. Экфрастическая эпиграмма, см.: Феодорид, эпигр. № 18. 130. Автор — Мелеагр или Антипатр. В Планудовской антологии Филавл назван фриасийцем, т. е. жителем аттического дема Фриасии. Кеосское вино: по обычаю, жители о-ва Кеоса, состарясь и став немощными, выпивали чашу вина с цикутой, чтобы не сделаться обузой государству и близким (Элиан, Пестрые рассказы, III, 37).
131. В Палатинской антологии два автора — Мелеагр или Стратон (II в. н. э.).
132. Эпиграмма в обеих антологиях анонимна, но на полях стоит имя Мелеагра. См.: Диоскорид, эпигр. № 17. Этот сюжет оказался очень популярным на закате античного мира.