Призраки Югославии

Трифонов Е.

Югославия – государство шести южнославянских народов, просуществовало всего 83 года. После этого начался процесс мучительного распада, занявший ещё 17 лет. В 2008 г. термин «Югославия» окончательно канул в Лету, оставшись только как память о стране, в которой выросло четыре поколения, любившие и ненавидевшие её, убивавшие и умиравшие за неё – и против неё. У одних осталась горечь от крушения мечты о единой и сильной стране южных славян, у других – радость от того, что она рухнула. Остались лишь призраки исчезнувшей страны, её героев и мучеников – бесплотные тени людей и идей. И остались жестокие споры: почему Югославия распалась? Отчего это сопровождалось такой кровью и столь дикой ненавистью? Кто, когда и зачем запустил механизм распада? Где – в недрах самой погибшей страны или за её пределами – таилась погибель?

Распад крупного государства, просуществовавшего несколько десятилетий, не мог быть вызван какой-то одной причиной: их должно быть, как минимум, несколько. Пока ещё не проанализирован весь комплекс причин, погубивших Югославию. Это не получается потому, что мы зависим от моральных, политических, этнических и религиозных взглядов, мыслим и чувствуем в системе координат «свой-чужой». Нам необходимо сочувствовать «хорошим» и ненавидеть «плохих». Пытаться изобразить предлагаемую статью (как, впрочем, и на любую другую) отражающей всю полноту огромной югославской темы было бы крайне самонадеянно. Даже в многотомнике трудно было бы учесть все факторы югославской проблематики, и поставить точку в спорах о том, почему она распалась. Эти темы будут многие десятилетия привлекать внимание, выявлять новые и обновлять привычные взгляды на те события. Однако всё же необходимо стараться вырваться из тенетов национальных мифологий, пропагандистских штампов и личных симпатий. Когда-нибудь у историков, уже свободных от личностного отношения к югославской трагедии, на основе массы сегодняшних работ, исходящих ненавистью и страстью, наполненных ложью и непониманием, появится источниковедческая база, которая позволит понять и объективно описать то, что происходило в ХХ веке между Дунаем и Адриатикой.

***

Итак, Югославия была государством сербов, хорватов, словенцев, боснийцев, черногорцев и македонцев. На Балканский полуостров славянские племена пришли в VI веке: ранее они населяли земли к северу от Карпат. Пришельцы проникали на правый берег Дуная, расселяясь в византийских провинциях иногда в качестве федератов (союзников) империи, или без разрешения, пользуясь хаосом и безвластием.

Славяне на своей земле. Худ. А. Муха. 1912 г.

Славяне раннего средневековья в силу изолированности от тогдашнего цивилизованного мира (обеих Римских империй) находились на очень низком уровне развития. Отдельные роды только начинали складываться в племена; материально-технический уровень развития был примитивным (подсечно-огневое земледелие, скотоводство и рыболовство). В VII веке славянские племена заняли большую часть Балкан, живя вперемежку с остатками латино-, греко- и иллироязычного населения. Славяне перенимали более высокую культуру уцелевшего латиноязычного населения; такой же процесс переживали германские племена, расселившиеся на землях Западной Римской Империи – франки, бургунды, вандалы, готы и свевы.

Сербские племена заселили нынешнюю Сербию, Боснию и Черногорию. Близкородственные им хорваты населили современную Хорватию; хорутане заняли предгорья Восточных Альп, со временем превратившись в словенцев.

Житие восточных славян. Худ. С. В. Иванов, 1909 г.

В VII-IX веках складываются сербские вождества (протогосударства), находившиеся под культурным и религиозным влиянием Византии. Хорватов и словенцев-хорутан, поселившихся западнее, ждала другая судьба: они в начале IX века оказались под властью Франкской империи. Словения на тысячу лет стала частью Австрии, и словенцы превратились в часть германского мира. Хорватские земли перешли в подданство Священной Римской Империи в 812 г., а в 1102 г. Хорватия на правах самоуправления вошла в состав католической Венгрии. Таким образом, хорваты и словенцы прочно вошли в состав западноевропейского мира, а сербы оказались частью православно-византийской культуры.

Боснийцы, первоначально представлявшие сербские роды, выделились в отдельный народ позднее – в XII-XIII веках, что было связано с распространением в их среде богомильского течения, привнесённого болгарскими проповедниками (Богомилы – еретическое движение X-XV веков, возникшее в Болгарии под влиянием манихейства. Они считали, что материальный мир - не творение Божье, а дело рук Сатаны. Они отрицали атрибуты христианства – крест, иконы, церковную иерархию, храмы и литургию, считая их ненужными). Католики и православные одинаково жестоко преследовали боснийских богомилов, что превратило их церковь в стержень боснийской национальной консолидации. В результате религиозной изоляции от соседей боснийцы после турецкого завоевания легко приняли ислам, став единственным крупным славянским народом, исповедующим веру Мухаммеда.

Ещё одна ветвь сербов, черногорцы, заняли высокогорную Зету, сохраняя до конца XIX века родоплеменное деление и занимаясь в основном отгонным овцеводством. Они до ХХ века жили крайне примитивными сообществами, группировавшимися вокруг православных монастырей; часть черногорцев сохраняли (и сохраняют до сих пор) сербское самосознание, другая же часть считала и считает себя отдельной нацией.

Самый южный этнос бывшей Югославии – македонцы - имеет другое происхождение. Он является частью болгарского народа – по языку, культуре и самосознанию. Болгары (включая македонцев) появились в результате консолидации славянских племён вокруг тюркского ханства, причём тюрки передали болгарам самоназвание. Первая династия болгарских царей носила тюркские имена (Аспарух, Паган, Сабин, Крум) и использовала тюркский титул хана. Болгары приняли православие раньше других славян, и уже в VIII веке приобщились к христианской духовной и материальной культуре. Болгары были самым многочисленным и развитым славянским народом на Балканах, занимая (учитывая македонцев) большую часть всего полуострова. Болгария боролась за гегемонию с Византией и время от времени пыталась установить контроль над единоверными сербами. Последние же часто вступали в союз с византийцами против болгар, а в период военно-политического расцвета, при короле Стефане Душане, старались подчинить Болгарию, но неудачно. В целом, отношения между сербами и болгарами (в этой работе это важно, поскольку частью болгарского этноса являются македонцы) не были дружественными. С другими народами будущей Югославии (словенцами, боснийцами, хорватами и черногорцами) болгары, включая македонцев, до ХХ века контактировали мало.

***

В 1352 г. турки-османы начали вторжение на Балканский полуостров. В 1365 г. они приступили к завоеванию Болгарии, завершившемуся к 1396 г. В 1371 г. турецкие войска начали наступление на Сербию. 15 июня 1389 г. в невероятно жестокой битве на Косовом поле турки уничтожили сербские силы: погибло почти всё сербское войско, в том числе князь Лазарь. Его сын Стефан признал себя вассалом Османской империи и участвовал в турецких завоеваниях.

Венгрия, включавшая Хорватию, стала следующей жертвой турецкой агрессии. Поскольку Венгрия была католической страной, в 1394 г. папа Бонифаций IX объявил крестовый поход против турок. Слабо управляемое воинство Христово спустилось по долине Дуная до болгарского Никополя – и было уничтожено турками. Примечательно, что важную роль в победе мусульман сыграли христиане-сербы - подданные султана, отряды которых неожиданно ударили в тыл крестоносцам (те были уверены, что сербы идут им на помощь).

В 1438 г. католики призвали истекающих кровью в борьбе с турками православных к восстановлению единства христианской церкви, созвав в итальянской Ферраре объединительный собор. Отношения между церквями были тяжёлыми, паписты грубо давили на православных, но под угрозой гибели православного мира от мусульманских сабель часть православных согласилась подчиниться Римскому Папе, сохранив отдельную обрядовость и церковную организацию. Однако сразу после собора большинство православных епархий отвергло унию, как навязанную силой.

В 1444 г. из Венгрии на турок начало наступление новое крестоносное войско во главе с полководцем Яношем Хуньяди: его основой были венгерские и хорватские отряды. Болгары вновь поддержали крестоносцев, а сербы опять не поддержали, сохранив верность султану. Под Варной крестоносцы потерпели поражение, а в 1448 г. на Косовом поле, где ранее сложила головы сербская армия, западные защитники христианства были окончательно разгромлены. В 1453 г. под ударами османов пал Константинополь, что ошеломило всю Европу. В 1459 г. пала последняя столица независимой Сербии Смедерево, в 1463 г. была завоёвана Босния, в 1482 г. – Герцеговина, в 1499 г. - Зета (Черногория).

После крушения Болгарии и Сербии основная тяжесть борьбы с турецкой агрессией легла на плечи венгров и хорватов. Военный и экономический потенциал Османской Империи во много раз превосходил венгерские ресурсы, и в 1526 г. под Мохачем венгерское войско было разгромлено. Часть венгров, подчинившись османам, создало вассальную Османскую Венгрию, а непримиримые борцы с турками сформировали Венгерское королевство, признавшее власть австрийских Габсбургов. Хорваты в большинстве своём поддержали австрийцев.

***

Османское владычество, продолжавшееся больше 500 лет, нанесло балканским народам чудовищный урон в культурном, экономическом, социальном и нравственном отношении. В ходе завоевания сотни тысяч славян, греков и албанцев были проданы в рабство, сотни тысяч бежали в Италию, Венгрию и Австрию (в XVIII-XIX веках – и в Россию); города подверглись разрушению; были уничтожены тысячи сёл и деревень. Погибло образование, захирели ремёсла и торговля. Балканские христиане в Турции были людьми «второго сорта»: на их землях расселились мусульмане; земли отбирались по произволу захватчиков; православная церковь была подчинена турецкому государству. Христианам было запрещено носить оружие и вообще как-либо сопротивляться мусульманам. Христиане платили «налог кровью», отдавая мальчиков в янычарский корпус. В отношении христиан действовало «право первой ночи» мусульманских феодалов. Большинство боснийцев и албанцев, часть болгар, сербов и греков «потурчились», приняв ислам (особенно легко мусульманами становились боснийцы-богомилы и албанцы).

Янычар. Худ. Ж.-Ж. Бенжамен-Констан

В результате турецкого завоевания балканские народы одичали. Их культура оказалась разрушенной, нравы огрубели, религиозные воззрения упростились; быт, привычки и образ жизни откатились на много веков назад. Аристократия была истреблена, эмигрировала или перешла в ислам; элитой балканских обществ стали главы общинного самоуправления из крестьян (у сербов они именовались «кнезы») - бедные и почти поголовно неграмотные. В XIX веке большинство сербов, болгар, греков и албанцев занимались овцеводством, рыболовством, примитивным земледелием и самыми простыми ремёслами – почти как персонажи «Илиады» больше трёх тысяч лет назад. Православная церковь, иерархи которой назначались мусульманской властью, тоже изрядно одичала, пропиталась цинизмом и холуйством. Голод и болезни, как в глубокой древности, стали постоянными спутниками балканских народов. Восстановилось родоплеменное деление; национальные общности сохранялись, но основой существования балканцев стали роды, ютившиеся в горах (города и долины заселились мусульманами), связи между которыми ослабели.

Корни югославизма и истоки междоусобицы

По мере продвижения турецких армий по Балканам христианское население пыталось спастись на сопредельных землях. Ближайшей территорией, сохранявшей независимость и сопротивлявшейся османам, была автономная Хорватия в составе Венгрии - туда с XIV века и устремились сербы. Переселялись аристократы и дворяне с многочисленными приближёнными, и военные отряды с семьями, и целые селения. Православные сербы селились вперемежку с католиками-хорватами; они совместно отражали нападения турок, вместе строили дома и крепости, обрабатывали землю – особых различий ни они сами, ни венгерские чиновники между ними не делали.

Хорватия превратилась в вечный венгеро-турецкий фронт, и сербские переселенцы, как и хорваты, стали ополченцами, обрабатывавшими землю в промежутках между боями. В 1458 г. король Матьяш Хуньяди объединил их в «Чёрную армию» - это была первая объединённая сербохорватская армия.

Число сербов в Хорватии непрерывно росло. В 1462 г. под ударами османов пала Босния – и в Хорватию ушло 18 000 сербских семей, а в 1480-81 гг. – ещё около 100 000 человек. После падения последней сербской твердыни Смедерево в 1494 г. сербский полководец Павле Киньижи привёл в Венгрию множество сербов; в 1683 г. 40 000 сербов поселились в окрестностях Книна; в 1690-х гг. произошёл «Великий исход сербов» из Косово и Метохии, когда 37 000 сербских семей руководством Патриарха Арсения ушли в австрийские владения.

Вид на Малый град крепости Смедерево

В 1578 г. австрийские власти создали Военную границу – административную единицу, занимавшую часть Хорватии, населённую хорватами и постоянно растущим сербским населением. Местное население получило наименование «граничары» (пограничники), и состояло примерно поровну из хорватов и сербов. В 1627 г. австрийский император Фердинанд II предоставил граничарам, независимо от национальности и вероисповедания, ряд привилегий в обмен на пожизненную военную службу. Они освобождались от феодальных повинностей и имели самоуправление западноевропейского типа. Территории Военной границы стали называть Краиной.

Сербы сохранили национальную идентичность и культуру благодаря австрийской, венгерской и особенно хорватской поддержке: на австрийских территориях основывались сербские школы, типографии и библиотеки, строились церкви, поддерживалась православная религия. Длительное совместное проживание сербов и хорватов привело к образованию единого сербохорватского языка. Серб Вук Караджич в 1810-е гг. в Вене издаёт первые учебники сербского языка; в них чувствуется влияние хорватских книг, а также словенского филолога Ернея Бартола Копитара. В свою очередь, хорватский учёный Людевит Гай в середине XIX века при составлении словарей хорватского языка выбрал диалекты, максимально близкие к сербским языковым нормам. В 1854 г. в Нови-Саде сербские и хорватские учёные постановили, что национальный язык хорватов, сербов и черногорцев един, и он получил название хорватскосербского (или сербскохорватского, причём подчёркивалась равноправность вариантов названия).

Вук Караджич на сербской банкноте в 10 динар. 2011 г.

Сербы, воюя против турок в рядах австрийских и венгерско-хорватских частей, не теряли надежды на освобождение родной страны. Сербские четники (от сербского «чета» - отряд), после рейдов по османским территориям находили убежище в хорватской Краине; таким образом, сохранялись сербские военные традиции и вооружённые силы, действовавшие совместно с австрийскими войсками, преимущественно укомплектованными хорватами. Неудивительно, что краинские сербы были ударной силой Сербской революции (1804-15 гг.) против турок, в результате которого была восстановлена сначала автономная, а затем и независимая Сербия.

Нет, отношения австрийцев, венгров и хорватов с сербами не были идиллическими. Сербам не всегда доверяли: были случаи, когда они переходили на сторону турок. Католическая церковь время от времени пыталась вынудить сербов принять католичество или униатство, хотя постоянного давления на православных всё же не было. За пределами Краины права православных в Австрии часто ограничивались – вплоть до запрета проживания в определённых городских кварталах. Тем не менее сербы-граничары были значительной военной силой, с которой австрийская власть вынуждена была считаться, и в целом отношения сербов и католиков в империи оставались терпимыми.

В 1848 г. хорваты и австрийские сербы вновь воевали бок о бок – на этот раз против венгров. Венгерская революция проходила под лозунгами свободы и национального возрождения венгров, а проживающим в Венгрии славянам, по мнению революционеров, оставалось забыть свои национальности и стать венграми. В ответ хорваты и сербы восстали против революционного венгерского режима и помогли австрийцам подавить революцию. Символом совместной борьбы и общей победы хорватов и сербов стал хорват Йосип Елачич. Барон и потомственный граничар, он был одним из первых паладинов славянского единства, начав использовать термин «иллиризм», означавший общность происхождения, кровное родство и единые интересы сербов, хорватов и боснийцев. Восставшие хорваты избрали парламент – Сабор (в его составе были депутаты-сербы), а парламент избрал генерала Елачича баном Хорватии (Бан - термин неясного происхождения, очевидно, родственный польскому, чешскому и украинскому «пан». На Балканах бан – наместник или вице-король, правитель территории с большими полномочиями, назначаемый королём). Армия Елачича наряду с русской армией сыграла решающую роль в разгроме Венгерской революции. В армию Елачича записалось множество добровольцев-сербов и из собственно Сербии, тогда уже независимой – это была отдача долга чести: ведь хорваты помогали сербам бороться за свободу. Бан Елачич назвал своё воинство «Южнославянской армией» и настоял на создании отдельной автономии для австрийских сербов – Сербской Воеводины.

Портрет Йосипа Елачича. Худ. И. Заше. Ок. 1863 г.

В ХХ веке отношения между сербами и хорватами официально назывались «Тысячелетней дружбой»: действительно, за долгие века не было ни одного заметного конфликта между двумя народами, зато было множество примеров взаимопомощи. Бытующая ныне версия о якобы постоянном конфликте православных сербов и хорватов-католиков – экстраполяция современной политики (точнее, политиканства) на историю двух народов.

В 1868 г. Австрийская Империя стала двуединой Австро-Венгерской монархией: это должно было предотвратить новое венгерское восстание. В составе собственно Австрии оставалась Герцогство Крайна (Словения), в составе Венгрии – автономное королевство Хорватия с сербской Краиной.

С конца Наполеоновских войн во всей Европе распространяются национальные движения. Ранее народы сплачивались религиозными и феодальными отношениями, которым Просвещение и Великая французская революция нанесли сильнейшие удары. После великих потрясений немцы, итальянцы, баски, венгры, ирландцы, финны, эстонцы, литовцы, украинцы и другие европейские народы начали ощущать свою особость. Этот процесс затронул и балканских славян, в первую очередь хорватов и словенцев, как самых развитых и образованных. В 1830-е гг. в Хорватии появляется движение под названием «иллиризм»: иллиристы добивались объединения хорватских и сербских земель, входивших в составе Австрийской Империи, в единую административную единицу с официальным сербохорватским языком. Следующим этапом они видели освобождение всех югославянских народов от иностранного владычества и объединение их в единое государство. Даже в сильно онемеченной Словении появился свой апостол иллиризма - Матия Маяр Зильский: созданное им Словенское общество в 1848 г. собирало средства в поддержку сербов и хорватов.

Иллиризм стал провозвестником югославизма – более широкого течения, развивавшегося уже в начале ХХ века. Югославизм пустил мощные корни в Сербии, распространился среди хорватов, затронул словенцев и черногорцев и даже болгар, хотя и в гораздо меньшей степени.

По мере укрепления независимости Сербии появляется идея «Великой Сербии», связанная с иллиризмом и югославизмом, но ставившая сербов во главу будущего югославянского единства. В 1844 г. сербский политик и военный деятель Илия Гарашанин публикует «Начертание» - документ, провозглашающий целью объединение южных славян под властью сербской монархии. К концу XIX века югославизм в Сербии окончательно трансформировался в великосербскую идею, согласно которой югославянские народы должны объединиться вокруг сербской монархии и православия. В 1911 г. высокопоставленные офицеры и чиновники создали тайную организацию «Чёрная рука» во главе с начальником контрразведки Драгутином Димитриевичем по кличке «Апис» (Бык); членами организации был также черногорский наследный принц Мирко. «Чёрная рука» рассматривала хорватов и словенцев как «неполноценных» сербов католического вероисповедания, что противоречило концепции югославизма, согласно которой все они – равноправные части одного народа. «Чёрная рука» была тайным обществом масонского типа и использовала террор. Её ответвление – подпольная группа «Млада Босна» - прославилась убийством австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда (к ней принадлежал убийца эрцгерцога Гаврила Принцип), что спровоцировало Первую Мировую войну. Деятельность «Млада Босна» отражает полнейшую путаницу, воцарившуюся в среде сербских югославистов: члены этой группировки, в составе которой были не только сербы, но и хорваты, и боснийцы, выступали за светское демократическое государство, т.е. против крайностей сербских великодержавников, но… подчинялись клерикалам-монархистам из «Чёрной руки»!

Гаврило Принцип убивает эрцгерцога Франца Фердинанда. Иллюстрация из австрийской газеты. 1914 г.

В годы, предшествовавшие Первой Мировой войне, «Чёрная рука» фактически управляла Сербией и частично Черногорией: её активисты возглавляли все силовые структуры и фактически контролировали госаппарат. Не согласные с группировкой чиновники и общественные деятели устранялись или запугивались. Отделения «Чёрной руки» имелись в Боснии и Герцеговине, Хорватии и Македонии, однако там великосербский вариант югославизма не мог получить массовой поддержки. К мрачным особенностям этой группировки, сыгравшей огромную роль в истории Сербии и Балкан в целом, ещё придётся вернуться.

Ни иллиризм, ни югославизм не получили значительного развития в Болгарии и болгароязычной Македонии. Проблема была в том, что болгаро-сербские отношения носили конфликтный характер. В 1878 г. российские войска освободили Болгарию от турецкого господства, и её независимость была восстановлена. Ни у болгар, ни у России не было сомнений в том, что Македония станет частью Болгарии, но против неожиданно выступила Сербия, что болгары сочли ударом в спину. В результате Македония осталась в составе Турции, а сербские СМИ начали писать о том, что македонцы – это не болгары, а отдельный народ, близкий к сербам, что опровергается как историей, так и языком македонцев.

В 1885 г., после того, как остававшаяся под турецким владычеством населённая болгарами Восточная Румелия объявила о воссоединении с Болгарией, на Болгарию напала… Сербия. Причины столь странного решения сербского короля Милана I непонятны: Румелия никакого отношения к Сербии не имела. Очевидно, сербский монарх действовал по указке Вены, не желавшей усиления Болгарии. Милан I, не зная, как объяснить сербской армии, почему она идёт воевать не с ненавистными османами, а с единоверными болгарами, объявил войскам, что они идут… помогать болгарам воевать с турками! Болгария сумела отразить сербское нападение, но отношения между двумя странами испортились ещё сильнее.

В Македонии, удерживавшейся турками, велась непрерывная повстанческая война, которую вели македонские повстанцы «Внутренней македонской революционной организации» (ВМРО) - и сербские четники, воевавшие не только с турками, но и с македонскими гайдуками. В августе 1903 г. ВМРО подняло восстание в Македонии, оно было подавлено, но война не прекращалась: ВМРО опиралась на военную поддержку Болгарии и сочувствие македонцев.

В 1912 гг. Болгария, Сербия, Греция и Черногория провели стремительную военную операцию по изгнанию турок с Балкан. Турция потерпела поражение, но сразу встал вопрос: кому достанется Македония. В ходе войны восточную Македонию заняли болгарские войска, северо-западную – сербские и южную – греческие, однако Болгария рассчитывала получить всю территорию. Это привело ко Второй Балканской войне (1913 г.), в которой Болгария была разгромлена армиями Сербии, Греции, Турции и Румынии. Большая часть Македонии была присоединена к Сербии, что было воспринято македонцами как аннексия; ВМРО начала партизанить уже против Сербии. В 1913 г. ВМРО подняла два крупных восстания против Сербии - Тиквешское и Охридско-Дебрское. После этого идея югославизма не могла получить значительной поддержки ни в Македонии, ни в Болгарии.

Во второй половине XIX века в хорватской среде, помимо сохранявшегося югославизма, появляется национализм, замешанный на сербофобии. В 1860 г. возникла Хорватская партия права, выбравшая своей главной целью борьбу с сербами. «Праваши» утверждали, что сербы не имеют права жить на хорватской земле, и «тысячелетняя дружба» с ними приносила хорватам одни неприятности. По их мнению, сербы – дикий азиатский народ, с которым европейцам-хорватам невозможно жить в одном государстве. Идеолог хорватского национализма Анте Старчевич в концептуальном труде «Имя серб» писал, что сербской нации нет, а само их название происходит от латинского servus - раб. Сторонников югославизма Старчевич называл предателями, «рабским племенем» и «гнусным скотом». Издание правашей Sloboda пропагандировала идею, что сербы – это православные хорваты, а Сербия – историческая часть Хорватии. Лидер движения Еуген Кватерник, хотя и признавал за сербами право называться народом, тоже считал его диким и варварским. Фигура Кватерника хорошо иллюстрирует парадоксы хорватского (и вообще балканского) национализма: в 1871 г. группа правашей во главе с Кватерником подняла восстание против австрийцев в городке Раковице под лозунгами независимости Хорватии. Кватерник, при всей своей сербофобии, декларировал в будущей независимой Хорватии равноправие сербов и призвал их присоединиться к восстанию! Раковицкий мятеж был подавлен, и Кватерник погиб в бою; вместе с ним погибла и группа сербов, откликнувшихся на его призыв.

Хорватская сербофобия подпитывалась ещё и противостоянием хорватской элиты с венгерской верхушкой: хорваты требовали создания отдельного хорватского королевства, подчинённого не Будапешту, а напрямую Вене. В борьбе с подобными настроениями назначенный венграми бан Хорватии К. Куэна-Хедервари (1883-1903 гг.) опирался на хорватских сербов, что привело к первому обострению отношений между двумя народами: в 1902 г. произошли первые в истории столкновения хорватов и сербов.

К. Куэна-Хедервари. Гравюра 1894 г.

Раскол между сербами и хорватами не был вызван какими-то особыми дурными качествами тех или других: хорватская сербофобия была зеркальным отражением сербской хорватофобии. Сербские шовинисты утверждали, что хорваты - окатоличенные сербы, а хорватская нация искусственно создана Ватиканом для раскола сербского единства. Сербская газета «Србобран» разжигала нетерпимость столь же яростно, что и издания хорватских правашей.

«Сербский национализм ещё в 19 веке, в эпоху своего создания, отличался достаточно формальным восприятием христианства. В известной поэме «Горный венок» черногорского митрополита Петра Негоша, понятие христианской морали, смирения и покаяния, заменены понятиями национальной и личной чести, в конечном итоге перерастающими в обычную гордость. Человек же, вне зависимости от нации, творение слабое, и склонное к падениям. Если он в угоду искривлённым понятиям чести, начинает отрицать факты своих падений, он превращается в лжеца, а затем и в интригана.

Суть православия, заключавшаяся в следовании правде и справедливости, у сербов поэтому нередко оказывалась замененной понятием «свой-чужой», так что справедливо было то, что делает свой, а несправедливо – чужой.

Правда, со временем такая психология расщеплялась и приводила в тупик междоусобных интриг различных слоёв и групп, ибо внутри общества такие понятия «свой-чужой» каждый мог трактовать исходя из собственных интересов. К тому же подобная психология в любом обществе оказалась подверженной финансовым интересам, а вот ради этих интересов кого угодно можно было провозгласить своим, а кого угодно – чужим.

Закономерно, что в сербском народе главным оплотом этой психологии стало сербское село. (…) В сербском селе за годы владычества турок широко распространился тип личности, склонной к хвастовству, вероломству, вранью, интригам и моральной распущенности, и которая умело все это скрывала за традициями и коллективизмом, широко используя обман и лесть. Именно такой тип и стал троянским конем в сербской истории, повергнув в шок сербскую интеллигенцию, которая дорого заплатила за свой идеализм, когда она была почти полностью социально и морально разгромлена, а частично и физически уничтожена именно сербскими "селяками", украшенных красными звездами…» (О. Валецкий. Дмитрий Летич и сербский национализм. https://prom1.livejournal.com/1324123.html).

О Сербии постоянно писала пресса соседей-хорватов. Представим себе, как реагировали хорваты на события в Сербии после завоевания ею независимости. Создатель автономной Сербии Георгий Петрович (Карагеоргий) убил своего отца, причём причина убийства осталась неизвестной (сам основатель династии утверждал, что отец собирался выдать его туркам, что маловероятно). Скорее, дело в характере Карагеоргия – той самой склонности к «вероломству, вранью, интригам и моральной распущенности», о которых пишет Валецкий. Сам Карагеоргий был предательски убит своим воеводой Милошем Обреновичем, пожелавшим самому стать сербским монархом. Милош создал династию Обреновичей, правившую Сербией долго и несчастливо - с 1817 по 1903 г. Как упоминалось выше, деструктивная позиция Сербии при Милане I Обреновиче привела к конфликту с Болгарией. В 1881 г. этот король заключил «Тайную конвенцию» с Австро-Венгрией, по которой он передал контроль над внешней политикой Сербии Вене, т.е. Сербия утратила суверенитет по прихоти монарха, при этом населению ничего объявлено не было! В 1885 г. король вновь обманул свой народ, отправив армию воевать с Болгарией. 6 марта 1889 г. на волне всеобщего недовольства Милан отрёкся от престола в пользу сына Александра (что характерно - за большие деньги), но… пытался тайно управлять страной из Парижа. Александр I женился на женщине по имени Драга, которая расставила на все доходные места в королевстве своих родственников. Коррупция, непотизм и произвол в Сербии были настолько чудовищны, что королевскую чету даже перестали принимать при императорских дворах в Вене и Петербурге.

Всеобщая ненависть в Обреновичам привела к немыслимой для Европы ХХ века трагедии. В ночь на 29 мая 1903 г. группа заговорщиков, в основном офицеров, возглавляемых лидером «Чёрной руки» «Аписом», ворвались во дворец и с невероятной жестокостью расправились с Александром и Драгой. «После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили Короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а Королеву 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями. Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, - вероятно, Королева схватилась руками за саблю, когда её убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу. Кроме того, тело её было покрыто многочисленными кровоподтеками от ударов каблуками топтавших её офицеров. О других надругательствах над трупом Драги… я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны. Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обнажён» (В. А. Теплов. Сербская неурядица. - СПб.: типо-лит. В.В.Комарова, 1903). То есть заговорщики, зверски убив королеву Драгу, изнасиловали её труп. «Чёрная рука» вернула на престол династию Карагеоргиевичей и… стала править страной посредством контроля над спецслужбами. И Карагеоргиевичи не слишком походили на цивилизованных европейцев: в 1909 г. наследный принц Георгий забил насмерть денщика, а королевский двор попытался скрыть преступление.

Легко себе представить, как весь этот ужас воспринимался за границей, особенно хорватами, которые размышляли о создании единого государства с сербами. И тем не менее «тысячелетняя дружба» продолжалась: в 1905 г. в Хорватии сформировалась Хорвато-сербская коалиция, объединившая Хорватскую партию права (!!) и Сербскую национальную независимую партию. Коалиция объявила хорватов и сербов «одной нацией с двумя наименованиями». Эту же позицию признала и набиравшая силу Хорватская крестьянская национальная партия (ХКНП). После этого югослависты возобладали в хорватской политике на многие годы, и, хотя радикальный национализм и сербофобия не исчезли, они надолго стали уделом меньшинства.

«Сербы хотят всего»

Сараевское убийство и Первая Мировая война ввергли Балканы в кровавый кошмар. Хорваты, будучи подданными Австро-Венгрии, воевали в составе австрийской армии; краинские сербы воевали бок о бок с ними. Австро-германское вторжение в Сербию было поддержано Болгарией, начавшей наступление на Македонию (ВМРО немедленно восстало в поддержку болгар). Сербию поддержала Черногория, но противостоять армиям Четверного союза они не могли. К концу 1915 г. оба королевства были оккупированы австро-венгерскими и болгарскими войсками, установившими жестокий оккупационный режим. Оккупация унесла жизни почти 1/3 сербов, а в захваченной стране бушевало повстанческое движение.

Плохо пришлось сербам и в австрийской Боснии. «Убийство сербом Гаврилой Принципом эрцгерцога Франца-Фердинанда и начавшаяся месяц спустя война вновь обострили хорвато-сербские противоречия. По боснийским городам прокатилась волна антисербских демонстраций, нередко сопровождавшихся погромами. (…) Так называемые «отряды самообороны», набранные главным образом из боснийских хорватов-католиков и мусульман, терроризировали сербское население Боснии и Герцеговины, грабили и убивали сербов, заподозренных в нелояльности к империи» (Хорватский национализм и сербофобия в XIX - в первой половине XX века. Часть 1-я. Журнал «Вопросы национализма», http://vnatio.org/arhiv-nomerov/node101/). Антисербские погромы, предпринятые хорватскими националистами, встретили сопротивление не только самих сербов, но и многих хорватов.

Не все хорватские и словенские солдаты австрийской армии рвались в бой против Сербии: югославские историки утверждали, что из Австро-Венгрии в Сербию бежало 35 000 славян, не желавших воевать с братьями. Цифра эта явно преувеличена, но дезертирство хорватов и словенцев из австрийских войск и переход их в сербскую армию действительно были. Известный впоследствии хорватский политик Иван Шубашич перешёл из австрийской армии к сербам и проделал весь скорбный путь с разгромленной сербской армией через Албанию на Корфу, а потом храбро сражался на Салоникском фронте. Будущий активист антисоветской организации Народно-трудовой союз (НТС), словенец Александр Трушнович, пошёл добровольцем в австрийскую армию и попросился на русский фронт, где перешёл на сторону русских и воевал в составе Сербской добровольческой дивизии российской армии.

В 1916 г. из австрийских военнопленных российская власть сформировала Сербский добровольческий корпус, в который записались сербы, хорваты, боснийцы и словенцы. Вероятно, некоторые из них согласились воевать на стороне России для того, чтобы выбраться из лагерей для военнопленных, но сражались они отлично, и долгое время деления по национальностям в корпусе не наблюдалось. Но в 1917 г., когда корпус готовился к переброске на Балканский фронт, в его рядах произошёл раскол: хорваты, боснийцы и словенцы отказались воевать за восстановление власти сербского короля и перешли в российскую армию. То есть воевать за «славянское дело» они были готовы, но за сербскую монархию – нет.

В начале войны сербское правительство заявило, что Сербия ведёт войну за освобождение славянских народов Австро-Венгрии. В 1915 г. группа хорватских интеллигентов во главе с лидером Хорватской крестьянской партии Анте Трумбичем основала в Париже Югославянский комитет. Его целью было создание единого югославянского государства. Отношения комитета с сербским правительством, разместившемся после поражения в войне на греческом острове Корфу, были напряжёнными, так как сербская власть планировала отдать хорватскую Далмацию Италии, а сербскую Краину в Хорватии и сербские районы Боснии включить непосредственно в состав Сербии. Тем не менее разногласия сумели преодолеть, и в 1917 г. Югославянский комитет и правительство Сербии подписали соглашение о создании единой южнославянской парламентской монархии во главе с сербской династией Карагеоргиевичей. Все славянские народы объявлялись равноправными, как и кириллица с латиницей, гарантировалось и свобода вероисповедания.

1 февраля 1918 г. Австро-Венгрия начала распадаться, и запалом были славяне: в Которской бухте восстал военно-морской флот, большинство матросов которого было хорватами. 15 сентября 1918 г. британские, французские, российские, сербские и греческие войска на Салоникском фронте начали решительное наступление и разгромили армии Четверного союза. 1 ноября сербские войска освободили Белград и перенесли боевые действия на австро-венгерские территории. 29 ноября депутаты хорватского парламента, лидеры словенцев и краинских сербов созвали Народное вече сербов, хорватов и словенцев, провозгласившее создание Государства Словенцев, Хорватов и Сербов (ГСХС). Президентом страны избрали словенца Антона Корошеца, вице-президентами - серба Светозара Прибичевича и хорвата Анте Павелича (не путать с другим Анте Павеличем – вождём фашистов-усташей позднейшего времени). Между ополчением новообразованного государства и австрийцами начались бои. На помощь ГСХС пришла победоносная сербская армия, и 1 декабря 1918 г. в Белграде было провозглашено государство под названием Королевство сербов, хорватов и словенцев (КСХС), в просторечии именовавшегося Югославией. В названии королевства не упоминались черногорцы – их считали частью сербов, но Черногория тоже вошла в состав КСХС. Македонцы тоже в названии страны не упоминались, и какой-либо национальный македонский орган о присоединении к новому государству не объявлял. Что неудивительно: македонцы высказались бы за присоединение к Болгарии.

Хотя большинство южнославянских народов приветствовали объединение, быстро выяснилось, что их «совместное проживание» вызывает массу разочарований. Македонцы чувствовали себя оккупированной нацией, и ВМРО, базировавшаяся в Болгарии, вела повстанческую войну против КСХС. Тяжёлая ситуация возникла в Черногории: половина черногорцев отказалась признавать себя сербами и выступила против КСХС. Сторонники единства (движение «белашей», названных так по цвету избирательных бюллетеней) победили в Скупщине только при помощи сербской армии. «Зеленаши», выступавшие за независимость Черногории, в 1919 г. подняли т.н. Рождественское восстание во главе с офицером Крсто Поповичем, жестоко подавленное: сёла, поддержавшие восстание, сжигались. Вожди восстания, включая Поповича, бежали в Италию; уцелевшие отряды вели повстанческую войну в течение 10 лет. Черногорский сепаратизм не исчез в течение всего периода существования Югославии.

Хорваты и словенцы в Австро-Венгрии жили богаче и свободнее, чем население Сербии, и имели более высокий уровень образования; их культурно-бытовые традиции очень отличались от сербских. Боснийцы-мусульмане жили совсем по-другому по сравнению как с православными, так и с католиками. А власть в КСХС вела себя как сербская, а не много- или наднациональная: династия королевства была сербской, подавляющее большинство чиновников и военной верхушки тоже состояли из сербов. Никола Пашич, многолетний премьер-министр Сербии, а затем КСХС, был убеждён, что королевство – это Великая Сербия, и его Народная радикальная партия (НРП) стояла на тех же позициях. В КСХС существовало движение сербских ветеранов Первой Мировой войны и партизанского движения против австрийских и болгарских оккупантов, называвших себя четниками; его неформальным главой был Коста Печанац, бывший вождь партизан в Македонии. Четники продолжали националистическую, ультра-православную и вождистскую традицию «Чёрной руки», представляя собой крайне агрессивные военизированные антидемократические силы, считавшие всех несербов гражданами «второго сорта». Однако в КСХС были и ветераны, служившие в австрийской армии – хорваты и словенцы, готовые дать отпор сербам. И была хорватская Партия права – ослабленная, но продолжавшая вести за собой часть хорватов.

Никола Пашич. Фото 1919 г.

Таким образом, КСХС, с одной стороны, явилось выражением общих устремлений югославянских народов, а с другой – полем, на котором были посеяны «зубы дракона», прораставшие ненавистью и кровью. «Еще во время Первой мировой русский дипломат Михаил Николаевич Гирс предупреждал министра иностранных дел Сергея Дмитриевича Сазонова: Уже теперь имеется немало данных, заставляющих предвидеть, что, например, планы о создании великой Сербии под главенством Белграда могут потерпеть крушение не под давлением внешних воздействий, вследствие внутренних разногласий. Ярко обнаружился дух политического «бандитизма», порой грубого, порой утончённого, присущего всем без исключения народам балканских государств, не говоря уже о проявленной ими зверской жестокости, посеяно между ними так много злобы и вражды…» (Млечин Л. М. Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой. М., Центрполиграф, 2015).

«С основанием Югославского королевства сразу же обнаружилось, что его жители вовсе не обладают общим "югославским" самосознанием, которое пионеры иллирийской идеи постулировали еще в начале XIX века. И что на них гораздо сильнее действуют иные лозунги, апеллирующие не к "югославам", а к хорватам, сербам или словенцам и достаточно влиятельные для того, чтобы довести дело до бойни. В частности, массовое хорватское самосознание развилось лишь после возникновения Югославии, и направлено оно было как раз против нового королевства - точнее, против (реального или мнимого) господства в нем сербов» (Е. Пономарева «Как была разрушена Югославия». Свободная мысль, http://svom.info/entry/361-kak-byla-razrushena-yugoslaviya/?page=12).

Самая влиятельная партия Хорватии, крестьянская, в 1918 г. поддержала создание КСХС, но быстро пресытилась сербской гегемонией и перешла в оппозицию. В 1919 г. партия добавила слово «республиканская» в название и потребовала независимости Хорватии. На выборах 1920 и 1923 гг. партия получила большую поддержку и стала второй по численности фракцией в парламенте.

В 1925 г. ХРКП согласилась на признание монархии, отменила слово «республиканская» в своём названии и создала альянс с сербской Народной радикальной партией; её лидер Степан Радич и несколько членов руководства вошли в правительство. Однако союз сербских и хорватских националистов оказался неустойчивым: в декабре того же года умер Пашич, альянс развалился, и Радич вышел из правительства. В 1928 г. ХКП с союзниками в лице небольших сербских партий получила большинство в парламенте, но жёсткая позиция сербских радикалов не позволила Радичу сформировать правительство.

Степан Радич. Фото: 1928 г.

В КСХС возник тяжёлый политический кризис. 8 августа 1928 г. в парламенте сербский депутат-националист, бывший член «Чёрной руки» и активист радикальной партии Пуниша Рачич спровоцировал свару и начал стрелять в депутатов-хорватов. Лидер хорватов Степан Радич и его коллега Иван Пернар погибли. Их похороны вылились в огромные манифестации, сопровождавшиеся стычками между сербами и хорватами. Колоссальный резонанс в хорватской среде вызвал приговор убийце: Рачич был приговорён к заключению, которое «отбывал»… на роскошной вилле с большим количеством прислуги! (П. Рачич был освобождён немецкими оккупантами в 1941 г. и спокойно жил в оккупированном Белграде, но в 1944 г. был похищен и убит партизанами).

Пуниша Рачич стреляет в депутатов на Национальной Ассамблее в представителей Хорватской крестьянской партии. Фото: 8 августа 1928 г.

Смерть Радича превратила его в мученика и радикализировала хорватское общество. Вскоре после выстрелов Рачича на основе радикальных остатков Партии права появляется зловещее движение «Хорватский домобран» (доброволец), именуемое в просторечии движением усташей (повстанцев). В её состав вошли идейные фашисты, бывшие австрийские офицеры-хорваты и ультрареакционеры-католики. Главным методом их борьбы за независимость Хорватии был террор. Лидер усташей Анте Павелич просил о помощи власти стран, враждебных КСХС – Италии, Венгрии и Болгарии, а после прихода к власти нацистов - и Германии. В Италии и Венгрии появились усташские учебно-тренировочные лагеря. В Болгарии Павелич установил тесные отношения с македонской ВМРО. В 1929 г. усташи и боевики ВМРО начали террористическую кампанию: они подрывали поезда, обстреливали госучреждения, военных и жандармов.

В 1929 г. в обстановке нараставшего хаоса король Александр I установил военную диктатуру, сменив название страны с «КСХС» на «Югославия». Он ввёл цензуру, запретил большинство партий и профсоюзов, ограничил демократические свободы и создал политические трибуналы. В Хорватии и Македонии устанавливалась военная власть. Идеологией режима было объявлено «интегральное югославянство» - единство всех южнославянских народов без национальных различий. В 1931 г. была принята новая конституция Югославии и восстановлены демократические свободы. Все проправительственные политики были объединены в Югославянскую радикально-крестьянскую демократию (с 1933 г. - Югославянская национальная партия), основой которой стала сербская Народная радикальная партия. Идеологией режима в целом остался сербский православный национализм, хотя его радикализм и был приглушён. Среди сербов в 1930-е гг. продолжали распространяться антихорватские настроения: популярный священник и один из вождей четников Момчило Джуич повторял, что «страна не сможет существовать, потому что никто не может поместить сербов и хорватов в одном том же мешке». Расширялись сербские полувоенные союзы четников, объединённые великодержавным шовинизмом – в 1938 г. их численность достигала 500 тысяч. Понятно, что хорватский и македонский сепаратизм тоже никуда не делись, поскольку они питались ненавистью к сербскому гегемонизму. 14 сентября 1932 г. усташи попытались поднять восстание, атаковав пост жандармерии под Госпичем, однако потерпели поражение.

«Югославянский» курс продолжался недолго: 9 октября 1934 г. в Марселе усташские и македонские террористы застрелили югославского короля Александра. К власти пришёл принц-регент Павел при малолетнем короле Петре II, который попытался сгладить национальные противоречия уступками народам страны: лидеры хорватов и словенцев вышли из заключения, национальные партии (кроме экстремистских) были легализованы. В 1939 г. сербские и хорватские политики подписали соглашение, согласно которому в рамках Югославии создавалась автономная Хорватская бановина. Это противоречило идее «интегрального югославизма» и вызывало негодование народов, которые автономии не получили. Для успокоения хорватов королевская власть в 1937 г. заключила договор о конкордате с Ватиканом, что было воспринято как закрепление особого статуса хорватов. Протесты сербов и черногорцев приняли опасный характер, и в 1939 г. конкордат был отменён, что возмутило уже хорватов. Это свидетельствовало о непоследовательности и нерешительности королевской власти.

***

Можно ли сделать вывод, что идея объединения южных славян в 1918 г. провалилась? КСХС-Югославия просуществовала до её разгрома немецкими, венгерскими и итальянскими войсками в 1941 г. Это государство оставалось непрочным, а отношения между населявшими её народами периодически обострялись. Если большинство сербов благосклонно относились к идее единства югославянских народов, то значительная часть хорватов, словенцев, черногорцев и боснийцев разделяли её недолго. «Среди хорватов аббревиатура СХС расшифровывалась: «Сербы хотят всего» (Srbi Hoce Sve), а среди сербов: «Только хорваты мешают» (Samo Hrvati Smetaju)» (Матонин Е.В. Иосип Броз Тито. (ЖЗЛ) - М.: Молодая Гвардия, 2012. С. 25). Попытка короля при помощи диктатуры интегрировать народы Югославии провалилась из-за невозможности заставить сербскую элиту «потесниться», уступив места другим народам. Резкий переход от югославского интегризма к признанию национальной обособленности народов страны, что выразилось в создании Хорватской бановины, только расшатал ситуацию, создав ощущение неопределённости.

Если выдающийся югославский писатель Иво Андрич всю жизнь считал себя одновременно и хорватом, и сербом, и просто югославом, многие политики и общественные деятели страны разочаровались в югославянстве. Характерный пример - черногорский политик Секула Дрлевич. До Первой Мировой войны он был ярым сторонником единства славян, а черногорцев считал частью сербской нации. Однако великосербский курс КСХС возмутил Дрлевича, и он поддержал повстанцев-зеленашей. Сербские националисты устроили на его покушение, и он чудом выжил. К началу 1940-х гг. Дрлевич стал крайним сепаратистом, готовым, подобно усташам, примкнуть к любой силе, намеревавшейся расчленить Югославию. Подобный путь прошли многие хорватские и словенские интеллектуалы.

Помимо националистов, выступавших за радел Югославии на национальные «квартиры», против единого государства выступали коммунисты. Мировое коммунистическое движение и компартии балканских стран изначально считали, что национальные государства на Балканах нежизнеспособны и будут марионетками в руках держав, поэтому после революции следует объединить их в Балканскую федерацию. Югославию коммунисты считали основным препятствием для создания федерации и не жалели сил для её уничтожения: в 1930-е гг. коммунисты сотрудничали с усташами и ВМРО в деле расчленения страны. В 1935 г. коммунисты, в лице одного лидеров КПЮ Моше Пьяде, подписали с усташами (персонально – с будущим начальником концлагеря Ясеновац Миле Будаком) соглашение о сотрудничестве:

«Правление югославской коммунистической партии, сознавая свою роль, признает, что Балканский полуостров нельзя будет долгое время подвергнуть коммунизации, пока не будет сломан хребет сербству и православной церкви. (…) Ради этого правление едино в том, чтобы подготовить совместную почву для коммунизации Югославии и Балканского полуострова и для уничтожения всего того, что является сербским и православным по вере.

Правление хорватской усташской организации предчувствует, что в случае, если не наступят быстрые изменения, то хорватский народ подпадет под югославскую подлость и сербскую гегемонию, и предлагает сотрудничество всем подавляемым народам Королевства Югославии, а особенно коммунистической партии для ускорения хода событий и согласно предписаниям этого правления. Правление хорватской усташской организации обязуется помогать и участвовать во всех материальных изданиях, демонстрациях, манифестациях и различных акциях протеста, которые проводят коммунистические объединения.

Правление коммунистической партии считает хорватскую усташскую организацию важным фактором и помощником в уничтожении существующего состояния, в достижении усташских идеалов обещает свою помощь.

Правление этих партий обязуется избегать несогласия и распри между собой, например путем открытых воззваний, частных разговоров и т.д., двусторонне безусловно помогать друг другу в случаях демонстраций, революции или войны, а особенно что касается уничтожения всего, что является сербским или православным» (Овај документ се чува у Архиву војно-историјског института, Недићева грађа, К. 1. Ф. 1. Д9-9а)» (Гвоздени Одред «Сотрудничество коммунистов и усташей в предвоенной Югославии». 5.08.2009, http://forum.senica.ru/index.php?showtopic=668).

Российские большевики тоже до 1930-х гг. главной опасностью считали русский национализм, и ставили русское население в неравноправное положение по отношению к другим народам. Разумеется, ни ленинцы в СССР, ни титовцы в Югославии не были принципиальными русофобами и сербофобами – просто государствообразующие народы обеих стран были помехой для формирования новых, вненациональных сообществ, основанных на марксисткой идеологии. Впрочем, до Второй Мировой войны югославские коммунисты оставались маловлиятельной силой. Их звезда взошла во время войны. И звезда эта была кровавой.

Относительно объединения Югославии с Болгарией дело обстояло плохо. Премьер-министр Болгарии, левый политик Александр Стамболийский (1919-23 гг.) декларировал необходимость объединения с югославами, но КСХС на это не отреагировало, а в 1923 г. Стамболийский был свергнут и убит. В 1934 г. уже правый болгарский режим вновь попытался вернуться к этой идее, но она вновь не получила развития.

К моменту вторжения германо-итало-венгерских войск в апреле 1941 г. Югославия оставалась непрочным государством, раздираемым межнациональными противоречиями. При этом крайние сепаратисты, в первую очередь усташи и ВМОРО, не пользовались поддержкой большинства хорватов и македонцев, и опирались в основном на внешние силы – Германию, Италию, Венгрию и Болгарию.

Превращение Югославии в кровавую кашу, начавшееся в 1941-м, по-видимому, всё же не было фатальным. Скорее, югославская элита оказались слишком подвержена национальным, религиозным и личностным предрассудкам, чтобы предотвратить разгром своей армии, а в условиях оккупации - не допустить обрушения страны в дикое средневековье. И всё же к 1941 г. идея югославизма, хотя и демонстрировала свои многочисленные недочёты, оставалась живой.

Сошествие в ад

Вторая Мировая война для Югославии была чудовищным испытанием. Особенностью войны в Югославии стало то, что она стала единственной страной, где большинство потерь составили погибшие от рук не оккупантов, а сограждан.

Война обрушилась на Югославию после того, как 27 марта 1941 г. группа офицеров во главе с генералом Душаном Симовичем свергла пронацистское правительство Драгиши Цветковича и покровительствовавшего ему князя-регента Павла, возведя на престол юного короля Петра II. Так как, что Югославия состояла в союзе с Грецией, воевавшей против фашистской Италии, державы «оси» решили разгромить Югославию.

Стратегическое положение Югославии было безнадёжным: к нападению на неё готовились немецкие войска с германской территории, из Венгрии, Румынии и Болгарии. Итальянцы собирались вторгнуться из Италии и Албании. С севера к удару готовились венгерские части. Болгария пропустила соединения вермахта на свою территорию, взамен выторговав у Берлина право на аннексию Македонии. В странах, изготовившихся к уничтожению Югославии, активно действовали усташи и ВМРО, готовившиеся к содействию интервентам. Берлин, Рим и Будапешт заявляли, что идут освобождать хорватов, македонцев, черногорцев, словенцев, боснийцев и косовских албанцев от сербского угнетения.

6 апреля 1941 г. вермахт и его союзники вторглись в Югославию с севера, запада и востока. Югославская армия по вооружению и подготовке личного состава сильно уступала венгерской и итальянской, не говоря о немецкой. Военный кабинет после начала войны сразу утратил руководство армией и страной. Агрессоры стремительно продвигались по всем направлениям, почти не встречая сопротивления ошеломлённых и дезорганизованных югославов. 12 апреля разведывательный отряд вермахта в составе 10 (!) человек спокойно въехал в Белград, обнаружив в городе полный хаос: по улицам бесцельно двигались солдаты, а у сборных пунктов толпы мужчин тщетно ожидали, что их начнут вооружать и отправлять на фронт. Поняв, что защищать югославскую столицу некому, командир группы поднял над Белградом нацистский флаг. 15 апреля 1941 король и правительство Югославии покинули страну, а 17 апреля югославские генералы, которым уже никто не подчинялся, подписали акт о капитуляции.

Считается, что лёгкая победа Германии была обеспечена массовой изменой со стороны несербских народов, в первую очередь хорватов. Это спорный вопрос. Измена действительно имела место: хорваты из 108-го пехотного полка арестовали офицеров штаба 4-й югославской армии и вступили в переговоры с немцами. В Загребе 10 апреля боевики-усташи захватили казармы, склады оружия и радиостанцию, объявив о независимости Хорватии. Солдаты-македонцы в ряде случаев бросали позиции и уходили в тыл; известно о перестрелках между ними и военнослужащими-сербами. В Словении группы радикальных националистов разоружали югославских солдат; в Боснии мусульмане захватили мост близ Бихача и удерживали его до подхода немцев.

В результате внешнего вторжения в Югославии мгновенно обострились межнациональные отношения, что поспособствовало быстрому поражению Югославии. Но всё же выступления усташей, ВМРО, словенских и боснийских экстремистов не были основной причиной югославской катастрофы: её вызвало нападение армий агрессоров, превосходящих югославские силы по всем параметрам. В конце концов, мятежники-хорваты захватили Загреб и штаб 4-й армии в условиях полного коллапса югославской военной организации. Словенские «легионеры» разоружали югославских солдат, уже бежавших с фронта – для этого вполне хватило двух-трёх сотен решительных молодчиков. Падение Белграда показывает, что любая организованная группа могла спокойно захватить столицу.

Интервенты расчленили Югославию. Македонию аннексировала Болгария. Хорватия объявлялась Независимым государством – НГХ (в её состав включалась Босния и Герцеговина) фашистского типа с однопартийной системой и поглавником (фюрером) во главе – им стал Анте Павелич. Черногория превратилась в итальянский протекторат. Словению расчленили: её западная часть была аннексирована Италией, северная – Германией. В составе Германии словенские земли подверглись насильственной германизации – словенцы выселялись с этих территорий, а итальянцы «даровали» словенцам автономию. Италия получила и Далмацию, а Косово присоединила к аннексированной ранее Албании. Венгрия захватила западную Воеводину с Нови-Садом. В Сербии немцы сформировали оккупационную администрацию, которой подчинялось марионеточное «Правительство национального спасения» во главе с отставным генералом Миланом Недичем.

Начавшиеся в ходе немецкого вторжения стычки между сербами и хорватами, македонцами, словенцами, боснийцами и албанцами после установления оккупационного режима не прекратились. Ненависть и месть питались потоками беженцев, изгоняемых из своих домов. Больше всего было сербских беженцев: сербов гнали венгры из Воеводины, болгары из Македонии, албанцы из Косово и усташи из НГХ. Усташи, стремясь превратить Хорватию в этнически и конфессионально однородную страну, приняли расовые законы по образу нацистских: Хорватия должна была «избавиться» от евреев, цыган и сербов. Один из лидеров усташей, Миле Будак (тот самый, что подписал договор с коммунистами), обещал часть сербов уничтожить, другую - выселить, а остальных обратить в католичество и превратить в хорватов.

Сербов в Хорватии насильно обращали в католичество, изгоняли в Сербию и убивали в концлагерях (самым известным был страшный Ясиновац). Группы усташей врывались в сербские сёла, убивая и мучая людей ради грабежа и удовлетворения своих низменных инстинктов. Евреев и цыган на территории НГХ усташи сумели истребить почти полностью.

Геноцид сербов усташами документально подтверждён разными источниками и не может подвергаться сомнению, равно как и Холокост, и уничтожение цыган. Споры вызывают только два момента: первый – насколько массовым было участие хорватов в преступлениях усташей, и какова роль в геноциде католической церкви Хорватии.

По первому вопросу спорная, но неплохо аргументированная статья «Усташи и сербы: выдуманный геноцид» пишет следующее: «В адском котле Второй мировой на Балканах не было однозначно правых и виноватых, как и в последних событиях 1991-1995 гг. Преступления против сербов в Хорватии - тема неоднозначная, безусловно, что против сербов были совершены серьезные преступления, однако, сербы отвечали той же монетой. К тому же история Балкан - это миф на мифе и мифом погоняет, так было всегда. В целом ситуация выглядит, как гражданская война и межнациональные конфликты.

Историю Ясеноваца при Тито замалчивали, потом пошли фантастические цифры - до миллиона убитых усташами сербов. (…) Документы говорят о ином: в Ясеноваце погибло 49.602 человека, в Старой Градишке - 9.568, причем на 26.170 сербов погибших за всю войну в Ясеноваце приходится 5.900 хорватов, погибших там же. А еще были 1.520 бошняков, погибших в Ясеноваце и Старой Градишке, и люди других национальностей: евреи, цыгане, чехи, украинцы и т.д., а также противники режима. (…)

«Каменный цветок»: мемориал на месте концентрационного лагеря Ясеновац. Хорватия

В качестве доказательств зверств усташей часто приводятся многочисленный фото на память с отрезанными головами. На деле выглядит это как своеобразные "балканские шашки" между противоборствующими сторонами. Наиболее любопытными являются откровенные фальсификации вокруг "усташа с головой четника", "сербомолота" и "сербосека". (…) "Сербомолот" признан фальcификацией и был удален по крайней мере из англоязычной Википедии. Ситуация с "сербосеком" интереснее. (…) Это немецкий фермерский нож Garbenmesser 20-х годов, предназначенный для разрезания связок пшеничных снопов. Garbenmesser по сути представляет собой садовый нож. Для разделки мяса он совершенно не пригоден. Клинок изогнутый, короткий и самое главное - тупой на конце. Ни колоть, ни резать им невозможно. Практически на всех фотографиях массовых казней, усташи используют винтовочные штыки (что логично) для тычка в жизненно важный орган. Возможно в Ясеноваце "сербосек" если и использовался, то скорее всего, как некое садистское извращение, а отнюдь не как эффективный инструмент палача. Славу "сербосеку" опять же принесла коммунистическая пропаганда послевоенной Югославии» (Усташи и сербы: выдуманный геноцид. Антисоветский блог, 11 ноября 2016 г.).

Сербосек – фото из Википедии

О роли католической церкви свидетельствует крайне противоречивая деятельность во время войны хорватского архиепископа Алоизия Степинаца, ставшего национальной иконой Хорватии. «По мере того, как Степинацу становилось ясно, что его используют в качестве прикрытия преступлений, чудовищнейших даже по балканским масштабам (…), его отношение к власти [усташской – прим. авт.], сохраняя все внешние атрибуты лояльности, становилось всё более враждебным. (…) К этому времени относится и наиболее часто вменяемый ему в заслугу разосланный по епархиям секретный циркуляр следующего содержания:

"Когда к вам придут люди иудейского или православного вероисповедания, находящиеся в смертельной опасности и желающие перейти в Католицизм, примите их и спасите человеческие жизни. Не требуйте от них никаких особых познаний в делах веры, ибо православные – христиане, как и мы, а из иудейской веры ведёт происхождение само Христианство. Роль и задача христианина, в первую очередь, – спасение людей. Когда пройдёт время безумия и варварства, те, что обратятся из убеждения, останутся в нашей Церкви, тогда как другие, когда минует опасность, вернутся в свою" (Alexander, цит. раб., стр. 85)» (Буянер Д.Б. Архиепископ Алоизий Степинац – преступник или святой? https://yugo-ru.livejournal.com/332493.html).

Хорватские католики, видным представителем которых был Степинац, были не клерикальными нацистами, а скорее реинкарнацией инквизиторов XVI-XVII веков, жаждущих обращения, а не истребления «схизматиков».

Касаясь позиции католиков Хорватии в годы войны, нужно помнить о деятельности епископа Крка Йосипа Сребрнича (словенца, жившего в Хорватии), выступавшего против фашистов и усташей, самоотверженно помогавшего беженцам и заключённым концлагерей. Нельзя не упомянуть об антифашистской и антиусташской деятельности католического священника, теолога и гуманиста Светозара Риттига (до войны он добивался принятия Югославией беженцев-евреев из Германии и Австрии), участвовавшего в партизанском движении в Хорватии.

Хорватский нацизм отторгался значительной частью хорватов. Показательно, что в 1942 г. Павелич под давлением оппозиции признал право части сербов жить в Хорватии и сохранять православную веру. Сохранение части сербского населения на территории усташского «государства» стало возможным из-за неприятия их бесчеловечной идеологии и практики постоянно возраставшим числом самих хорватов. Первоначально ослеплённые местью сербам за унижения 1918-41 гг., хорваты с течением времени всё сильнее ужасались зверствам усташей. В конце концов, большинство хорватов были верующими, помнившими заповедь «Не убий» и учившими в школе историю «тысячелетней дружбы» с сербами и совместной борьбе против турок и венгров. Хотя усташи и запретили все партии в Хорватии, уничтожить их им оказалось не по силам, и самая влиятельная Хорватская крестьянская партия даже в подполье пользовалась большим авторитетом. А ХКП резко отрицательно относилась к расизму и людоедской идеологии усташей.

Если хорватское национальное движение, при помощи оккупантов, было взято под контроль усташами, то сербское оказалось расколотым. Прогерманская администрация Недича пользовалась определённой поддержкой сербского населения, которое видело в ней гарант сохранения Сербии хоть в каком-то виде. Недич опирался на довоенное сербское фашистское движение ЗБОР, имевшее значительную социальную базу. Недич сформировал Сербский добровольческий корпус СС («четники Лётича» - по фамилии генерала - главного идеолога корпуса) и Сербскую государственную стражу (жандармерию), общая численность которых достигала 27000 человек. Таким образом, сербский коллаборационизм, хотя и уступал хорватскому по массовости, тоже был весьма сильным.

11 мая 1941 г. генерал югославской армии Драголюб («Драже») Михайлович собрал на горе Равне солдат и офицеров верного ему 41-го пехотного полка и провозгласил создание Равногорского движения (четников) для борьбы с оккупацией и за восстановление Югославии. «…Крайним национализмом были заражены не только хорваты, но и сербы. Лидер четников Драже Михайлович ставил перед своим движением цель создать «Великую Югославию и в ней Великую Сербию, этнически чистую в границах Сербии - Черногории - Боснии и Герцеговины…» (Уэст Р. Иосип Броз Тито: власть силы. - Смоленск, 1997. - С. 152). В качестве главной жертвы четники выбрали самых слабых - мусульман. Четники громили мусульманские села в Восточной Боснии в конце 1941 г., в Санджаке в январе 1943 г. Но в силу того, что четники вели ожесточённые бои с партизанами, они не могли начать столь масштабный террор, как это делали усташи» (М.Лебский «Югославия: История партизанской республики». http://vestnikburi.com/yugoslaviya-istoriya-partizanskoy-respubliki-chast-pervaya/).

Движение Михайловича сформировало повстанческие отряды и подпольные органы власти в Сербии, Черногории и Боснии. Четники вошли в контакт с правительством в эмиграции и англичанами; движение было признано антигитлеровской коалицией законной властью Югославии и начало получать военную и материальную помощь. Четники Михайловича были в основном малообразованными людьми, и воевали, не пытаясь выявить причины кризиса довоенной Югославии: они хотели восстановить её в прежнем виде.

Третьей группировкой сербского национального движения стали четники Косты Печанаца. Следует учитывать, что если Михайлович в 1941 г. был никому не известным генералом, то Печанац – признанным вождём сербских четников и героем партизанской войны против турок и австрийцев. В 1941 г. он собрал значительные силы четников в пограничье Косово и Македонии, которые заняли довольно характерную для балканских войн позицию: Печанац (лидерство Михайловича он не признал) объявил, что борется за возрождение Югославии – и тут же заключил договор и с коллаборационистами Недича-Лётича, и непосредственно с немцами. Четники Печанаца заявляли, что их главный враг – партизаны-коммунисты, но воевали и с четниками Михайловича, и с проболгарскими формированиями македонцев, и с албанскими сепаратистами. Отряды Печанаца запятнали себя зверствами в отношении албанского и македонского населения – впрочем, те вели себя по отношению к сербам не лучше.

Коста Печанац. Фото: 1908 г.

В 1941-43 гг. четники, численность которых достигала 250-300 тысяч (конец 1942 г.), были основной антигерманской силой в Югославии: они контролировали север Черногории, большую часть Юго-Западной Сербии, север Косово и восток Боснии – огромный регион, названный в странах антигитлеровской коалиции с лёгкой руки Time «Островом свободы Михайловича». Огромную роль в придании массовости четническому движению сыграла Сербская православная церковь: не менее ¾ сербского православного духовенства поддерживало Михайловича (Jozo Tomasevich. War and Revolution in Yugoslavia, 1941-1945: Occupation and Collaboration. - Stanford: Stanford University Press, 2002). Видными воеводами четников были священники Момчило Джуич и Саво Божич. Православная церковь открыто не выступала против немецких оккупантов, а часть священников поддерживала коллаборационистов Недича-Лётича.

«Остров» вёл вести тяжёлые бои с немцами, итальянцами, усташами, с албанцами и боснийцами, с четниками Недича-Лётича и четниками Печанаца. Первоначально четники действовали совместно с партизанами-коммунистами, но в конце 1942 г. их союз распался, и в горах Сербии разгорелась ещё одна ожесточённая война – четников с красными партизанами.

Поссорившись с коммунистами, Михайлович принял совершенно безумное, но опять же характерное для Балкан решение – он заключил мирные соглашения с немцами, итальянцами и усташами против коммунистов, при этом… продолжая считать себя союзником антигитлеровского блока! (Впрочем, коммунисты Тито тоже предлагали гитлеровцам перемирие для… совместного отражения ожидавшейся высадки англо-американского десанта). В результате союзники объявили четников предателями, и движение начало разваливаться: воеводы (генералы) Джуич, Евчевич, Трифунович-Бирчанин, Станишич, Бачович и Джуришич заключили союз с итальянскими оккупантами, а после их капитуляции в 1943 г. – с немцами; воеводы Дренович, Тешанович и Радич объединились с усташами.

В четническом движении воцарился хаос: несмотря на соглашения, четники продолжали атаковать немцев и итальянцев; часть бойцов Равногорского движения перешла к коммунистам, часть вступила в Сербский корпус СС. Отряды Печанаца развалились, а самого воеводу застрелили соратники.

В Черногории война развивалась похоже. Итальянское владычество поддержали сторонники независимости – зеленаши. 13 июля 1941 г. местные четники при поддержке коммунистов подняли первое в оккупированной Европе антифашистское восстание, и Черногория до конца войны стала ареной боёв между четниками, коммунистами, зеленашами, сербскими эсэсовцами, итальянскими и немецкими войсками.

Несколько по-другому развивались военные события в Словении: поначалу активность там проявляли только пронемецкие и проитальянские коллаборационисты. Летом 1941 г. в итальянской части Словении появились беженцы: германские власти изгоняли с аннексированных земель «расово чуждые элементы». Беженцы и недовольные оккупацией присоединялись к Освободительному фронту Словении, в состав которого вошли социал-демократы, христиане, молодёжь, профсоюзы и крестьянские союзы, но ведущую роль играли коммунисты. Осенью 1941 г. Словения уже была покрыта сетью партизанских отрядов.

Самой запутанной была ситуация в Македонии: там даже коммунисты умудрились расколоться. Весной 1941 г. секретарь македонского отдела компартии Методие Шаторов бежал в Болгарию, чтобы вступить в Болгарскую рабочую партию и… бороться за объединение Македонии с будущей коммунистической Болгарией! На стороне болгарских оккупантов воевали отряды ВМРО и албанцы, против – коммунисты (в их рядах были сербы, часть македонцев и албанцев) и сербские четники. В 1943 г. партизаны создали отдельную компартию Македонии, провозгласившей своей целью её независимость – неприсоединение ни к Югославии, ни к Болгарии. Такое же решение принял партизанский парламент, собравшийся в 2 августа 1944 г. Заявления о будущей независимости должно было отвлечь внимание не понимавших, что коммунисты Югославии не намерены выпускать Македонию из своих «объятий».

В ходе войны самой мощной силой в Югославии стала коммунистическая партия. До войны она имела ограниченное влияние: в 1921 г. КПЮ насчитывала 60 тыс. членов, но к 1927 г. её численность упала до 3 тысяч, а к 1931 г. – всего до 300 (Матонин Е.В. Иосип Броз Тито. (ЖЗЛ) - М.: Молодая Гвардия, 2012. С. 31). Но после военного поражения и расчленения страны её лозунги, направленные на преодоление всех национализмов и объединение народов Югославии, стали привлекательными: они воспринимались как модернизированный вариант югославизма. Компартия имела немногочисленный, но жёстко дисциплинированный аппарат профессиональных партийцев, что сыграло важную роль в развёртывании партизанской войны.

Коммунисты присоединились к антинемецкому восстанию четников в Сербии и Черногории, когда оно уже пылало вовсю: только 4 июля 1941 г. в Белграде состоялось заседание Политбюро ЦК КПЮ, на котором был утверждён план войны (к тому времени численность партии возросла до 12 тысяч членов) (Гиренко Ю.С. Сталин - Тито. М.: Политиздат, 1991. С.88).

Дисциплина, организованность и отказ от национализма позволили коммунистам наращивать силы, и к концу 1942 г. они уже не слишком уступали по численности четникам. Крайняя неорганизованность и организационная раздробленность четников поставили их в невыгодную ситуацию по сравнению с КПЮ, а ориентация исключительно на сербов (и черногорцев, считавших себя сербами) уменьшила их базу сравнительно с партизанами Тито.

Основной базой поддержки коммунистов, организовавшихся в Народно-освободительную армию Югославии (НОАЮ), были сербы Боснии и Хорватии, преследовавшиеся усташами. В боснийских и краинских горах существовали главные партизанские базы и шли самые ожесточённые бои. В Словении коммунисты руководили партизанами формально многопартийного Освободительного фронта, а в Македонии коммунисты создали вооружённое движение якобы за независимость Македонии. В партизанских отрядах сражалось и большое количество евреев, за которыми охотились и немцы, и усташи. Сербская православная церковь под угрозой анафемы запретила своим прихожанам участвовать в преследовании евреев, но четники Михайловича, в большинстве своём антисемиты, неохотно оказывали им помощь. Католическая церковь в лице упоминавшегося выше архиепископа Степинаца резко осуждала убийства евреев; но часть католических священников прямо участвовала в гонениях на евреев, другая часть, напротив, эти гонения осуждала. В любом случае, евреям как Сербии, так и Хорватии оставался один путь – в партизаны НОАЮ (тем более что одним из вождей партизан был еврей Пьяде).

Огромный массив книг и статей по истории народно-освободительной войны в Югославии описывает партизан-коммунистов как единственную сторону конфликта, бескомпромиссно боровшуюся с оккупантами, предателями (усташами, «вулнетари»), и беспринципными четниками, метавшимися между союзом с антигитлеровскими силами и оккупантами. Таким образом, НОАЮ как бы выступает в роли нравственного мерила – идеала борцов-освободителей, по сравнению с которыми все прочие участники войны выглядят настоящими чудовищами. Усташи и большинство четников действительно были чудовищами, но в нравственном отношении коммунисты были не лучше.

«Принятие коммунистических идей, в которые многие партизаны искренне верили, привело к тому, что они уже не соблюдали в отношениях с врагом никаких правил поведения и не оказывали уважения национальным и религиозным ценностям какого-либо из югославских народов. Подобная линия в войне сразу же нашла сторонников и в среде противников партизан, привела к своего рода апокалипсису, ибо, отрицая необходимость каких-либо моральных правил по отношению к противнику, она открывала дорогу самым низменным чувствам, и, соответственно, самым испорченным представителям человечества.

Собственно говоря, и сама цель высшего руководства Компартии Югославии заключалась в том, чтобы развязать как можно более кровавую войну. (…) Сам Тито прекрасно знал, что делал, ибо без большой крови невозможно было вызвать революцию, и именно поэтому его партизаны совершали как можно более жестокие поступки по отношению к немцам, дабы Гитлер, приказав провести репрессии, увеличил бы прилив добровольцев в партизаны. (…) Сознательно был проведён ряд иррациональных убийств немецких пленных с особой жестокостью, причём трупы потом попадали к немцам (…).

Вместе с тем руководство Коммунистической партии на стратегическом уровне продолжало поддерживать довоенные контакты с Павеличем и даже проводить с усташами совместные операции. Так, согласно книге Милослава Самараджича, существует и факт прямого военного сотрудничества усташского и партизанского командований в ходе операций против четников Ездемира Дангича в Восточной Боснии. Ездемир Дангич в данном районе располагал силами, насчитывавшими до 20 000 четников, и данная территория практически вышла из-под контроля НГХ (…) Партизанский штаб для участия в совместной с усташами операции направил в данный район свои самые идейно надёжные части – 1-ю и 2-ю «пролетарские» бригады. В результате операции силы Ездемира Дангича потерпели серьёзное поражение, а тысячи местных сербов, в том числе мирного населения, были убиты или изгнаны из своих домов» (Валецкий О.В. Югославская война. – М.: Крафт+, 2011, с. 54-56).

В 1943 г. логика гражданской войны привела к расколу хорватского общества. Значительная часть хорватов с самого начала не поддерживала усташей, а кровавые репрессии местных фашистов против невинных соседей вкупе с тяготами войны и успехами антигитлеровской коалиции привели к массовому переходу хорватов на сторону НОАЮ. Это было важно для коммунистов, поскольку технически хорошо подготовленные хорваты, хотя и уступали по численности сербам в рядах НОАЮ, составили основные кадры партизанского флота, артиллерии и авиации.

В 1943 г. активность НОАЮ возросла: во-первых, она начала получать значительную помощь со стороны англо-американских союзников, во-вторых – в начале сентября капитулировала фашистская Италия. Итальянская зона оккупации была переполнена беженцами – сербами из Хорватии и Боснии, хорватами-антифашистами и евреями, которые сразу же влились в ряды НОАЮ. Командующий Второй итальянской армией в Югославии, генерал Марио Роботти, и ранее ведший недружественную политику в отношении нацистов, вступил в союз с партизанами Тито, что резко усилило позиции НОАЮ. Хотя вермахту удалось разоружить большую часть итальянских войск, тысячи итальянцев остались в Югославии и сражались в рядах коммунистов: была сформирована дивизия «Гарибальди» в составе нескольких бригад. Партизаны получили огромное количество итальянского оружия и контроль над обширными территориями. Генерал Роботти и его офицеры выбрали Тито, а не четников Михайловича потому, что четническое движение распалось на неуправляемые отряды, и итальянцам было не с кем договариваться.

Тем не менее самостоятельно разгромить немцев, усташей, четников, сербских эсэсовцев, болгар и словенских домобранов НОАЮ не могла. Немцы и силы коллаборационистов смогли весной 1944 г. сильно потеснить части НОАЮ и вернуть контроль над частью территорий, занятых коммунистами. К осени НОАЮ оставалась крупной силой в Югославии, однако большую её часть продолжали контролировать оккупанты и коллаборационисты, а также разрозненные и неуправляемые, но многочисленные четнические формирования.

Положение партизан коренным образом изменилось в результате появления на Балканах Красной армии. 9 сентября 1944 г. армия Болгарии свергла прогерманское правительство, и эта страна перешла на сторону антигитлеровской коалиции. В тот же день на болгарскую территорию вошла Красная армия и привела к власти местных коммунистов.

28 сентября 1944 г. 57-я армия РККА начала наступление с болгарской территории в направлении Белграда; ей навстречу двигались отряды НОАЮ, помощь советским войскам оказывали и четники. На немцев обрушились и вчерашние союзники – болгары. 20 октября после тяжёлых боёв Белград был освобождён; в руках Тито оказались вся Сербия и Македония. В Македонии силы ВМРО попытались провозгласить независимую республику, но она была ликвидирована НОАЮ. Партизаны Тито, получив помощь от СССР и захватив оружие отступавших немцев, превратились в современную армию с тяжёлым вооружением. К началу 1945 г. советские и болгарские войска покинули Югославию – они направились в Венгрию, где шли бои. У НОАЮ теперь было достаточно сил для того, чтобы закончить войну самостоятельно: остатки немецких войск пытались удержаться в Хорватии и Словении; к ним примкнули усташи и часть четников. Михайлович отказался уходить с немцами и продолжал сопротивляться в Сербии и Боснии, но его силы уже не могли сравниться с мощью армии Тито.

Жители Белграда торжественно встречают советских солдат-освободителей. Фото: октябрь 1944 г.

В начале мая 1945 г. НОАЮ добила остатки немецких войск и их союзников. Усташи, четники и словенские домобраны вместе с семьями попытались спастись в зоне британской оккупации в Австрии, однако коммунистические части перешли границу и атаковали беглецов, не щадя женщин и детей. Тех, кто всё же сумел уйти от преследования, англичане разоружили и, следуя договорённостям о выдаче коллаборационистов, передали представителям Тито. В районе города Блайбург солдаты НОАЮ устроили бойню, уничтожив коллаборационистов вместе с их семьями – численность погибших до сих пор не установлена; сами югославские партизаны утверждали, что убитых было 150-200 тысяч. Резня шла по всей Югославии: коммунисты массами убивали бывших врагов, сжигали поддерживавшие их сёла. Количество жертв красного террора в 1944-46 гг. возможно, достигало полумиллиона. После войны некоторое время в горах Югославии продолжали сражаться т.н. «крижари» (крестоносцы) – бывшие усташи, четники, боевики ВМРО и албанские «вулнетари». К концу 1946 г. почти все антикоммунистические повстанцы погибли в боях; немногие выжившие оказались в заключении. Михайлович попал в плен и был расстрелян, несмотря на заступничество англичан и американцев (во время войны четники спасли около 500 лётчиков антифашистской коалиции).

Югославские коммунисты оказались ничуть не гуманнее усташей или четников: разница заключалась лишь в том, что они устроили кровавую вакханалию не по национальному, а по политическому признаку.

Мини-СССР против СССР

Крушение королевской Югославии продемонстрировало несовместимость югославизма с попытками создания Югославии в виде федерации народов. Тем не менее КПЮ, захватив власть, разделила её на национальные «квартиры» - Сербию, Хорватию, Македонию, Словению, Черногорию и Боснию. В составе Сербии албанцы получили автономию в Косово, а венгры – в Воеводине. Государство получило название Федеративная Народная Республика Югославия (ФНРЮ).

После войны югославские коммунисты взялись за реализацию идеи Балканской Федерации. Помимо верности довоенным идеалам ими двигали прагматичные соображения: КПЮ была единственной силой Юго-Восточной Европы, самостоятельно ведшей войну с Германией и её союзниками и создавшей мощную армию. КПЮ стала естественным лидером на Балканах: ни одна другая сила не могла сравниться с нею по влиянию и военной мощи. Но для того, чтобы другие народы региона не считали, что их аннексируют, следовало предоставить призрачную независимость народам самой Югославии. СССР изначально создавался с такой же целью (только присоединиться к нему должны были все страны мира) и таким же способом. Т.е. маршал Тито создал в Югославии мини-СССР. А сам он –лидер компартии, своими руками и талантом создавший самую эффективную в Европе партизанскую армию и лично участвовавший в боях, превратился в непререкаемого вождя – настоящего балканского Сталина.

Иосип Броз Тито и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль на встрече в Неаполе. Фото: август 1944 г.

В результате войны Болгария и Румыния (её тоже рассчитывали принять в федерацию), бывшие союзники Германии, оказались среди побеждённых, поэтому, по мысли Тито, должны были подчиниться Югославии – победительнице. Греция, охваченная гражданской войной в 1946-49 гг., после победы греческих коммунистов примкнула бы к федерации, а албанцев югославы рассматривали как дикое племя, которым сам Бог велел войти в состав «цивилизованной» федерации.

Позиция Сталина по федерации была противоречивой: он то требовал её немедленного создания, то отчитывал Тито и Димитрова за то, что они «ускоряются» в этом направлении, не спросив его позволения. Объяснялась такая непоследовательность просто: Сталин был за федерацию (он вообще хотел «укрупнить» социалистические страны, лишив их национального содержания, объединив Польшу с Чехословакией и Румынию с Венгрией), и понимал, что ядром Балканской федерации может быть только Югославия. Но он опасался непослушания Тито, и у него были причины для опасений. Тито позволял себе публично высказываться насчёт того, что Югославия больше не будет ни от кого зависеть (кто имелся в виду, объяснять Сталину было не нужно); Джилас, второе лицо в югославском руководстве, в лицо Сталину говорил о преступлениях, чинимых советскими солдатами в Югославии; Белград в 1946 г. неожиданно отказался предоставлять Москве данные о своей экономике.

Если до войны Сталин рассчитывал распространить советскую власть путём постепенного включения стран мира в состав СССР (что реализовывалось путём аннексии Эстонии, Латвии, Литвы, Бессарабии и Тувы; была предпринята и попытка советизации Финляндии в 1939-40 гг.), то после войны этот путь оказался невозможным. Советизация Восточной Европы, Китая, Кореи и Вьетнама неизбежно вызвали бы восстания в этих странах плюс военное противодействие США и Великобритании, что означало бы катастрофу для СССР. И Сталин попытался править вассальными странами в режиме «ручного управления», сохраняя их формальную независимость, при помощи приказов зиц-руководителям, убивая непокорных и контролируя их армии и спецслужбы. Это получилось в Польше, Чехословакии, Болгарии, Румынии и Венгрии, но в Югославии дало осечку: там в лице Тито появился собственный «сталин», опиравшийся на сильную армию и народную поддержку. Конфликт между Сталиным и Тито носил личностный характер: первый не сумел ни подчинить, ни ликвидировать второго.

Албанские коммунистические лидеры сами стремились подчиниться Белграду, поскольку их позиции в стране были непрочными (там не удавалось покончить с антикоммунистическими повстанцами из «Балли комбетар»). В 1946 г. Албания принципиально договорилась с Тито об объединении, и в Страну Орлов вошли югославские войска. Болгария, при всём нежелании подчиняться Белграду, вынужденно согласилась на объединение: 1 августа 1947 г. Тито и Димитров подписали договор о начале объединения, причём без санкции Сталина. Этого «великий вождь» потерпеть не мог, а Тито уже не мог отступить, и отношения между Москвой и Белградом начали неудержимо катиться в пропасть.

29 июня 1948 г. Информбюро коммунистических партий (Коминформ) в оскорбительной форме обвинило КПЮ во всех смертных грехах и потребовало приезда Тито на совещание. Тито отказался, понимая, что живым в Югославию он не вернётся. 28 сентября 1949 г. СССР разорвал советско-югославской договор о дружбе, а через месяц из Москвы выслан югославский посол; СССР покинули югославские военные, обучавшиеся в военных академиях, студенты и специалисты. Вслед за сюзереном отношения с Белградом разорвали и «социалистические» страны, в т.ч. Албания, получившая гарантии помощи уже от Сталина.

В 1949-53 г. отношения между СССР и Югославией балансировали на грани войны: на границах Югославии с Албанией, Болгарией, Румынией и Венгрией произошло около 5 тысяч вооружённых конфликтов. Сталин планировал убийство Тито; этот план был отменён только после его смерти. Вторжения советских войск Югославия избежала потому, что Тито заключил соглашения с США и НАТО о военной помощи, получил от них оружие и гарантии, а развязывать мировую войну Сталин не решился.

Поначалу Сталин рассчитывал на выступление югославских партийцев против Тито. Определённые основания у него были: авторитет СССР, ВКП(б) и лично Сталина среди югославских коммунистов был высок. Многие из них не верили, что можно строить социализм, не подчиняясь Сталину. Ряд коммунистов не желал иметь в Югославии «своего Сталина», предпочитая зависеть от далёкого Кремля.

«Открытое столкновение большинства руководителей КПЮ с теми, кто в начавшемся конфликте поддерживал позицию Москвы, состоялось на пленуме ЦК КПЮ 12-13 апреля 1948 г., обсуждавшем текст письма И.В.Сталина и В.М.Молотова к руководству КПЮ от 27 марта 1948 г. На этом пленуме Тито определил письмо советских руководителей как «результат страшной клеветы» и «неправильного информирования Москвы». Выступавшие на пленуме Э.Кардель, А.Ранкович, М.Пьяде и другие согласились с той оценкой письма, которую дал югославский лидер. Но в ходе дискуссии определилась и другая точка зрения. Просоветскую позицию занял генеральный секретарь Народного фронта Югославии С.Жуйович, поддержанный членом ЦК КПЮ А.Хебрангом. Последний в специальном письме к пленуму выразил согласие с позицией Сталина и Молотова. (…)

Появление на пленуме ЦК КПЮ особого мнения Жуйовича и Хебранга вряд ли было неожиданностью для Тито и его сторонников. Разногласия между Хебрангом и Тито по вопросу о характере отношений с СССР обозначились еще в первые послевоенные годы. (…) Для советской стороны позиция Жуйовича и Хебранга на пленуме ЦК КПЮ также не была какой-то неожиданностью. Неожиданным скорее всего стал тот факт, что против Тито выступили только двое, а остальная часть руководства поддержала своего лидера без оговорок. (…)

6 мая 1948 г. был опубликован указ Президиума Народной скупщины Югославии об освобождении Жуйовича и Хебранга от занимаемых постов министров финансов и легкой промышленности. 8 мая 1948 г. они были арестованы.

Сведения о начавшихся в руководстве КПЮ арестах привез в Москву сотрудник аппарата ЦК ВКП(б) В.В. Мошетов, который в Белграде вручал Й.Тито письмо ЦК ВКП(б) от 17 мая 1948 г. с приглашением прибыть на заседание Информбюро. В отчете о своей поездке и личной беседе с Тито Мошетов сообщал, что 15 и 16 мая в Югославии «были проведены в ряде партийных организаций сугубо конспиративные собрания, на которых обсуждались выводы комиссии по делу Жуйовича и Хебранга. Им предъявлены обвинения, которые сводятся к тому, что они изменили интересам родины. Хебранг якобы был связан с усташами. (…) [Какие-то связи с усташами Хебранг действительно имел, о чём свидетельствуют его странные посещения в 1945 г. в тюрьме приговорённого к смерти бывшего начальника концлагеря Ясеновац Миле Будака и хлопоты о его спасении – того самого, который подписал в 1935 г. соглашение усташей с коммунистами, и, по разным данным, всю войну поддерживал тайные связи с КПЮ – прим. авт.]. Заранее подготовленные ораторы выступили с речами, в которых клеймили Жуйовича и Хебранга как врагов народа». (…)

Поначалу оппозиция Й. Тито была достаточно заметной: 12% членов партии высказались за резолюцию Информбюро. Среди них 2616 человек были сотрудниками партаппарата, в том числе 2 члена Политбюро ЦК КПЮ, 8 членов ЦК КПЮ, 16 членов ЦК компартий союзных республик, 50 членов обкомов, 733 члена райкомов, 953 секретаря первичных организаций. Однако развернутые в партии группировкой Й.Тито массовые репрессии предотвратили перспективу возможного организационного раскола в КПЮ. Расчеты И.В. Сталина на такой раскол оказались несостоятельными.

Согласно информационным материалам, поступавшим в Москву по линии МИД СССР и в ЦК ВКП(б) из Секретариата Информбюро, после V съезда КПЮ в партии настало время откровенного политического террора. В июле 1948 г. на заседании уполномоченных УДБ из областей, граничивших с Венгрией, Германией [имеется в виду Австрия – прим. авт.] и Болгарией, министр внутренних дел Сербии С. Пенезич дал следующую директиву: «Бдительность и контроль после выхода резолюции Информбюро надо усилить. Любое лицо, задержанное на границе, необходимо проверить и, если задержанный окажется членом партии, убивать его на месте, невзирая на личность - будь то член ЦК, министр или кто-либо другой, но без шума. О выполнении докладывать. Нет надобности держать таких людей в тюрьме».

О том, что эти и им подобные директивы выполнялись, свидетельствовали советские дипломаты. Они отмечали особенно широкий размах террора в Черногории, где традиционно были сильны прорусские и просоветские настроения. Для УДБ эти настроения служили основанием для развертывания репрессий под предлогом борьбы со сторонниками ВКП(б) и резолюции Информбюро. Посольство СССР сообщало о массовых арестах в республике и об уходе людей в леса как ответной реакции на аресты. В частности, приводился пример об уходе в горы Белопольского уездного комитета партии в полном составе (около 20 человек), включая начальника УДБ, который раздал оружие из арсенала управления безопасности. Группа приняла решение пробиваться в Албанию.

Для поимки этой группы был по тревоге поднят весь военный округ, в ряде районов введено осадное положение, арестовано около 600 человек. Почти вся группа была уничтожена, раненых расстреливали на месте. Как сообщало посольство, в партийно-государственном аппарате распоряжались люди А. Ранковича, в отделах кадров сидели официальные сотрудники госбезопасности. В стране действовала широкая система осведомителей и агентов, которые вербовались из разных социальных слоев общества. В госбезопасности был сформирован специальный отдел по борьбе со сторонниками Информбюро в стране.

Еще летом 1948 г., накануне или сразу после V съезда КПЮ были проведены аресты представителей партийно-государственной элиты в национальных республиках Югославии. Кроме С. Жуйовича и А. Хебранга, были арестованы секретарь ЦК компартии Черногории, он же заместитель премьер-министра республики Б.Люмович, министры правительства этой республики В. Тмушич, Ву- ничевич, Б. Бороновинич и председатель Народной скупщины Черногории П. Комневич, министры правительства Боснии и Герцеговины О. Старович и С. Мичанович, секретарь Хорватского собора Н. Рупчич, член ЦК КПЮ и КП Хорватии, министр легкой промышленности Югославии С. Златич, генералы Б. Петричевич, М. Джурич, В. Жижич и др. 7 ноября 1952 г. «Нью-Йорк Геральд Трибюн» дала свои комментарии к выступлению А. Ранковича на VI съезде КПЮ и, в частности, ссылаясь на это выступление, привела следующие данные: с 1948 г. в Югославии было арестовано 11 130 человек «за прокоминформовские симпатии», из которых 4 089 человек в конце 1952 г. все еще отбывали наказание. В современной югославской литературе приводятся и иные статистические данные: называются 16 тыс. человек репрессированных и заключенных в концлагеря. (…)

Специфика репрессивных акций в Югославии заключалась в том, что здесь по существу не было организовано крупного (подобного «делам» Л. Райка, Т. Костова и др.) политического процесса. «Дела» арестованных - бывших членов руководства КПЮ - С. Жуйовича и А. Хебранга не были доведены до судебного слушания. Жуйович, принужденный к публичному «раскаянию» был освобожден в 1950 г. Хебранг покончил жизнь самоубийством в тюрьме» (Югославский вариант политических репрессий. http://texts.news/stran-evropyi-istoriya/yugoslavskiy-variant-politicheskih-33737.html).

«Сопротивление сторонников Сталина курсу КПЮ приобретало самые различные формы. Очень частым стало бегство высокопоставленных югославских политиков в СССР. Такую попытку предпринял бывший начальник Верховного штаба НОАЮ, генерал-полковник Арсо Йованович. Он был застрелен югославскими пограничниками при попытке пересечь границу с Румынией. Эдвард Кардель вспоминал: «[Когда начался конфликт с Советским Союзом,] каждый день от нас бежал то какой-то коммунист, то офицер, то служащий, то дипломат, то посол и т. д. Правда, общее число всех этих перебежчиков оказалось невелико, но все же непрерывно создавало тревожную атмосферу. Я тогда был назначен министром иностранных дел, и каждое утро, придя в канцелярию, первым делом искал на столе информацию: сбежал ли у меня какой-то дипломат в стране или заграницей». По официальным югославским источникам, политэмигрантами стали 5 тыс. югославов. Были случаи, когда целые партийные комитеты уходили в леса и начинали вооруженную борьбу. При всем этом Тито удалось быстро ликвидировать очаги оппозиции, лишив Москву каких-либо надежд на внутренний переворот» (М.Лебский Югославия: История партизанской республики. Часть первая. http://vestnikburi.com/yugoslaviya-istoriya-partizanskoy-respubliki-chast-pervaya/).

Тупики самоуправленческого социализма

Мини-СССР выстоял в схватке и «большим» Советским Союзом и двинулся в социализм собственным путём. После разрыва он не мог быть похожим на тот путь, которым шёл «старший брат», хотя его отцы-основатели были правоверными марксистами. Они понимали, что разрыв с СССР – это всерьёз и надолго, и решили разработать собственную модель социализма. Это было тем более актуально, поскольку до конфликта со Сталиным Югославия рассчитывала на советскую помощь, а вместо это получила полное прекращение связей с СССР и со странами Восточной Европы, а с Западом ей торговать было не на что и нечем. Требовалось восстанавливать разрушенное, развиваться и крепить оборону, опираясь на собственные силы.

Югославское руководство обратилось к классической марксистской теории, использовавшейся в СССР при НЭПе и основанной на самоуправлении трудовых коллективов. Югославы знали, что НЭП, основанный на хозрасчёте и рентабельности, был относительно успешным, способен к саморазвитию и не требует постоянных государственных вложений. На командно-административную экономику советского типа у Тито просто не было денег.

В 1950-53 гг. в Югославии были приняты законы, передававшие управление государственными предприятиями трудовым коллективам. Планирование, в отличие от советского, задавало лишь общие параметры развития экономики, которые конкретизировались на уровне республик, краёв и органов самоуправления, и окончательно устанавливались самими предприятиями. Отраслевые министерства упразднялись. Предприятия реализовывали и закупали продукцию по рыночным ценам. Федеральные власти инвестировали только в самые важные, прежде всего военные, проекты, всё остальное инвестирование велось республиками и местными властями. Искусственно созданные в 1945-50 гг. колхозы упразднялись; разрешалась свободная аренда и купля-продажа земли. Образование, медицина и культура передавались местным властям. Новая Конституция 1974 г. окончательно оформила самоуправление: все хозяйствующие субъекты и общественные организации стали организациями объединённого труда (ООТ), получившими финансово-экономическую самостоятельность. Помимо хозяйственных функций, они стали основой общественно-политической жизни.

Югославская модель социализма была ближе к классическому марксизму, чем советская после отмены НЭПа. Можно сказать, что она представляла собой законченную модель НЭПа, упразднённого в СССР не из-за неэффективности (он был эффективнее системы пятилеток), а по политическим мотивам: советская номенклатура решила управлять экономикой напрямую, не считаясь с законами экономики (рентабельностью, эффективностью и вообще целесообразностью). Так ей было проще и понятнее: приказал заводу произвести то-то и по такой-то цене – а дальше хоть трава не расти. Советское руководство имело столь огромные людские и природные ресурсы, что, вкупе с возможностью эксплуатировать их, невзирая ни на какие потери, делало возможной модель, основанную на пятилетках и Госплане. У Югославии подобных ресурсов не было, а морить население в колхозах и ГУЛАГе Тито и его команда не могли: югославы, привычные к оружию и мятежам, этого бы не потерпели.

Самоуправляющийся социализм был эффективнее советской модели. В 1950-80 гг. темпы экономического роста были высокими, составляя в отдельные годы 8%. Уровень жизни югославов тоже рос гораздо быстрее, чем в СССР. Сохранялась мелкая частная собственность, что обеспечивало население товарами и услугами. Югославия оставалась открытой миру: граждане могли законно ездить за рубеж. В 1960-х гг. Тито подписал ряд соглашений с ФРГ, Австрией и Швецией, по которым югославы принимались на работу в этих странах. Переводы от работавших за границей стали существенным источником экономического роста. Проработав несколько лет, они возвращались домой на иностранных машинах и с валютными счетами в банках. Югославский динар, в отличие от советского рубля, был частично конвертируемой валютой, с 1960-х гг. фактически привязанной к западногерманской марке. Тогда же началось строительство центров массового туризма на Адриатическом побережье: туда хлынул поток небогатых западноевропейских туристов, ежегодно оставлявших в Югославии сотни миллионов долларов. Югославские предприятия закупали иностранное оборудование и экспортировали свою продукцию за рубеж. Таким образом, они получали опыт работы на мировом рынке и обеспечивали собственное население товарами гораздо более высокого качества, чем в СССР и других странах Восточной Европы.

После восстания в Венгрии 1956 г. Тито, не менее других руководителей Восточной Европы опасавшийся чего-то подобного в Югославии, приказал организовать массированные закупки потребительских товаров в странах Запада: прилавки югославских магазинов заполнились, население было довольно, но Югославии пришлось брать крупные кредиты. С тех пор долговая проблема оставалась тяжелейшей для Югославии вплоть до её распада.

Подобные самоуправленческие варианты социализма, помимо советского НЭПа, использовались марксистами ещё в ряде стран. В 1934-40 гг. их пытались внедрить в Мексике, в 1953-64 гг. - в Боливии, в 1962-88 гг. – в Бирме, и все эти опыты провалились. Тот факт, что все самоуправленческие проекты не удались заставляет задуматься об эффективности самой модели. Югославский опыт лучше других показывает, что самоуправляющийся социализм имеет пределы развития и способен существовать лишь в течении ограниченного времени, после которого начинается кризис, стагнация и разрушение.

Югославский социализм сопровождался низкой (по сравнению со странами Запада) эффективностью производства, инфляцией, неистребимой коррупцией, ростом внешнего долга и безработицы, которую всё слабее смягчал массовый выезд югославов за рубеж: в 1987 г. безработных было около миллиона и столько же находилось за границей, при общем населении страны в 23 миллиона человек.

«Новые теоретические разработки ни к какой непосредственной демократии не вели, зато серьезно затрудняли оперативное принятие экономических решений. Чтобы заставить новую систему работать, было издано огромное количество правовых актов. Однако, несмотря на это, любой вопрос требовал многочисленных дополнительных согласований. Возникла так называемая «договорная экономика», когда объективные законы рынка подменялись зачастую соглашениями между хозяйствующими субъектами. (…)

Точную оценку «объединенному труду» и «делегатской системе» дает П. Кандель: «Все это формально выглядело как максимальная децентрализация процесса принятия решений и провозглашалось торжеством непосредственной демократии. В реальности же была создана громоздкая, преднамеренно усложненная система, ограничивающая самодостаточность предприятий и опутывающая их сетью добровольно-принудительных “общественных договоров и самоуправленческих соглашений”, при заключении которых ключевую роль играли органы власти и общественно-политические организации (читай – партийные инстанции)… В этом и состояли подлинные цели нововведений: восстановить контроль политической бюрократии над хозяйственной, ставшей не в меру самостоятельной; создать систему многоступенчатых непрямых выборов с многочисленными фильтрами на всех ее этажах, позволявшую властям полностью гарантировать результат избирательного процесса» (Никифоров К.В. Сербия на Балканах. XX век. М.: Издательство «Индрик», 2012. – 176 с.).

«Никакими паями рабочие не владели. Вся собственность на материальные и нематериальные активы компаний оставалась государственной. Это означало, что при увольнении рабочий терял права на все. Экономическая наука утверждает, что теоретически это ведет к недоинвестированию: работник предпочтет деньги сегодня, а не инвестиции и рост стоимости компании завтра. На практике это преодолевалось как раз тем, что государство само направляло на инвестиционные цели предварительно изъятую прибыль. Средства, остававшиеся у предприятий на капиталовложения, тратились неэффективно: под постоянной угрозой изъятия накопленных излишков они спускали деньги на что попало. Еще одним следствием самоуправления стали попытки рабочих сократить численность персонала, которые критиковались как антиобщественные действия. (…)

Было решено, что основным источником инвестиционных ресурсов станут банки, и их доля в финансировании инвестиций выросла с 3% в 1960 г. до 50% в 1970-м. Процентные ставки были очень низкими, отрицательными в реальном выражении в большинстве случаев. Но отрицательные процентные ставки задают неправильные стимулы: ресурсы тратятся на неэффективные проекты. Ситуация, которая провоцирует нерыночное распределение кредитных средств, рождает коррупцию. При этом отрицательным процентным ставкам есть экономическое объяснение - реформаторы придумали, что банки должны иметь юридическую форму кредитных союзов и контролироваться должниками. Такая система владения банковским сектором страны - одна из причин инфляции. (…)

Самоуправление на предприятиях создавало перекосы на рынке труда: рабочие на успешных предприятиях с высокой зарплатой противились приему рабочей силы с неблагополучных производств. Это привело к разрывам в оплате труда для одних и тех же профессий в разных отраслях, не характерным даже для западных стран. Например, в научной литературе можно найти такие данные: соотношение оплаты труда работников одной и той же квалификации составляло 1,5 к 1 для самой богатой и самой бедной отрасли в 1950-х и 2,3 после реформы 1965 г., при том что стандартное соотношение в рыночной экономике примерно 1,6 к 1. Разброс оплаты труда внутри сектора также был велик: в 30% отраслей он превышал 3 к 1, тогда как западным нормативом является 1,5 к 1.

Новые предприятия почти не открывались. Частник не мог этого делать по закону, а государство фокусировалось на развитии и поддержании того, что есть. Банкротства были теоретически возможны, но правительство поддерживало убыточные производства, оттягивая на них ресурсы. Считается, что в конце 1970-х примерно 20-30% предприятий были нерентабельны и на них было задействовано 10% трудовых ресурсов страны. (…)

В Югославии всегда была инфляция, но при Тито ее держали под контролем. В 1950-е она составляла не более 3% в год, в 1960-е - около 10%, в 1970-е - чуть меньше 20%. Рост цен резко ускорился после смерти Иосипа Броз Тито в 1980 г. - до 40% в год до 1983-го, а затем и вовсе стал неконтролируемым. В 1987 и 1988 гг. инфляция достигла трехзначных цифр, а в 1989-м переросла в четырехзначную гиперинфляцию.

Хотя трансферы югославских гастарбайтеров росли очень быстро, их уже не хватало для затыкания дыры в платежном балансе. Начали занимать. С 1961 г. стал увеличиваться внешний долг. Он рос почти с нулевой базы, но высоким средним темпом - около 18% в год на протяжении 30 лет. Сначала в долг давали охотно, в том числе и по политическим соображениям: Тито ловко лавировал между капстранами и Восточным блоком - западные лидеры полагали, что Югославию можно отколоть от соцлагеря.

В 1991 г. внешний долг Югославии достиг $20 млрд (около $56 млрд в сегодняшнем выражении) при ВВП $120 млрд. Доля долга в процентном отношении к ВВП была небольшой, но импортоемкая экономика зависела от увеличивающихся объемов кредитования. В начале 1980-х кредитная река начала терять силу. В долг стало брать трудно, кредиторы понимали, что заем "проедается": идет не столько на развитие экспортно ориентированных отраслей, сколько на поддержание уровня жизни. Конечно, товары промышленного назначения тоже закупались, но главная доля была у энергии и сырья, то есть у тех материальных ресурсов, использование которых не может повысить производительность труда» (Е.Чиркова «Диктатура противоречивого Тито». "Коммерсантъ Деньги" №44 от 10.11.2014, стр. 41).

Югославская модель развития не имела перспективы. Уже к концу 1960-х гг. потенциал её развития упёрся в потолок: дальше было необходимо менять саму модель, подобно тому, как Китай при Дэн Сяопине сначала перешёл от НЭПовско-югославской стратегии развития к госкапиталистической, а затем к смешанной частно-государственной. Югославия же остановилась на полпути, что означало стагнацию. Самоуправляющиеся предприятияи были эффективнее советских, но работали хуже, чем западные в силу менее грамотного управления, забюрократизированности, мелочной регламентации и отсутствия контроля над управляющими. Для советских людей что французские, что югославские ботинки были одинаково лучше, чем отечественные боты «прощай, молодость», а джинсы, пошитые в боснийской деревне, отличались от Super Rifle разве что отсутствием на них желанного лейбла. А югославы пороки своей промышленности видели отлично, как, разумеется, и западные люди, которым было очень трудно всучить югославские товары – а ведь западные кредиты Югославия пыталась погасить поставками своих изделий. А как этого достичь, если югославский автомобиль «Юго» на Западе был официально признан самым худшим в мире? Показательно, что Югославия, наладившая достаточно массовый выпуск вооружений, с трудом находила для него внешних покупателей: при высокой цене качество боевых самолётов и кораблей, бронетехники и даже местных копий АКМ было довольно низким.

Автомобиль Юго (Застава Корал)

Самым опасным для югославской экономики, а в перспективе – для существования единой страны был рост местничества. Республиканские и местные банки, ставшие главными экономическими акторами, всё больше действовали в групповых интересах. «Увы, практика опровергла надежды на то, что самоуправляющиеся коллективы смогут хозяйствовать прибыльно, – они быстро попали в долговую кабалу к кредитным организациям (которые тоже были освобождены от гос. контроля). Вместо коллективных промышленных капиталистов образовались коллективные финансовые (банки), предпочитавшие развитию экономики паразитическое сверхпотребление» (Югославский марксизм, https://evgeniy-kond.livejournal.com/119148.html).

Оторванная от интересов общества менеджерско-технократическая бюрократия разделилась на местные группы, провоцируя распад единого экономического комплекса. В условиях национальных противоречий такое разделение вело к обострению отношений между республиками и автономиями. Все 40 лет существования югославская модель социализма держалась на диктате номенклатуры, на балансе групповых интересов югославской элиты – так же, как в Советском Союзе и всех остальных идеократических государствах. И так же, как в СССР разделение Югославии на национальные республики и края, в первые годы бывшее формальным, со временем становилось всё более реальным. «Реализация принципа права наций на самоопределение привела не к возникновению жизнеспособной целостности, а к формированию агрессивной этнократии и попранию принципа историзма. Дело в том, что идеологическим и политическим фундаментом республик ФНРЮ/СФРЮ стала именно этническая идентификация» (Е.Пономарева «Как была разрушена Югославия». Свободная мысль, http://svom.info/entry/361-kak-byla-razrushena-yugoslaviya/?page=12).

Там, где царит бюрократия и непрозрачность власти, неизбежен рост коррупции и появление мафии, вязанной с госструктурами. Не избежала этого и социалистическая Югославия.

«Ещё при Тито в СФРЮ сформировался слой «коммунистической буржуазии», в 1980-х годах полностью захватившей политическую власть, а в 1990-х при помощи «криминальной приватизации» – экономическую. Именно в те годы коррупция и бандитизм стали неотъемлемой частью системы государственного управления республиками бывшей Югославии.

Пионером здесь стала Сербия. В этом нет ничего удивительного, ведь именно Белград был столицей СФРЮ, а также политическим и экономическим центром, где были сосредоточены все рычаги управления Югославией. С Белграда и начался развал Социалистической Федеративной Республики Югославия. (…)

…Власть Тито, подкрепляемая стоявшим над органами партии аппаратом государственной безопасности, не имела серьезных противников ни внутри страны, ни за её пределами. В то же время аппарат этот, получивший контроль над всем уголовным миром Югославии, превратился в государство в государстве.

Под предлогом борьбы с «врагами народа» представители спецслужб СФРЮ часто выезжали «по работе» в Европу, где при их непосредственном и активном участии создавались мощные организованные преступные группы (ОПГ). (…)

Благодаря этому влиятельными политиками в Югославии становились такие криминальные авторитеты как, допустим, Желько Ражнатович по прозвищу А́ркан, поставленный Интерполом в середине 1970-х годов в разряд десяти самых опасных международных преступников. Помогла Желько в стремительном «карьерном росте» дружба его отца, офицера ЮНА, с полковником запаса военной безопасности Стане Доланцем, занявшим в 1982 г. пост министра МВД СФРЮ» (О.Валецкий «На руинах Югославии. Часть I». https://mikle1.livejournal.com/7341007.html). Подобно Италии перед Первой Мировой войной, и Колумбии и Мексике конца ХХ – начале XXI веков, сращивание бюрократии с мафией подрывало государственность Югославии при стареющем Тито.

Желько Ражнатович. Фото: 1990-е гг.

Национальные республики обретали собственную мифологию, политическую культуру и экономические особенности. Республиканские элиты и общественность всё острее чувствовали собственные интересы, не совпадавшие с интересами других республик. Так, Словения и Хорватия были самыми развитыми и богатыми; они больше всех вносили в федеральный бюджет, не получая оттуда ничего. Отсталые Босния, Черногория и Косово, наоборот, получали самые большие вливания из Белграда; самая отсталая Македония получала меньше всех из-за политического недоверия к македонцам со стороны федеральной власти. В Сербии были сосредоточены крупнейшие югославские банки, что вызывало недовольство остальных республик, считавших, что банки работают прежде всего на благо сербов. Но у сербов была своя обида: на её территории Тито создал два автономных края, в то время как сербские сообщества в Хорватии и Боснии автономии не получили. В качестве компенсации сербы были объявлены государствообразующей нацией в Хорватии наряду с хорватами, что было обидно уже хорватам – ведь у сербов была Сербия! А сербское Косово Тито заселял постоянно прибывавшими из Албании переселенцами, что вызывало ярость у сербов, для которых Косово было священной землёй, а албанцы – извечными врагами. Зачем Тито это делал, до конца не ясно: возможно, он продолжал надеяться на присоединение Албании к Югославии. Эта страна в 1950-80-е гг. страшно деградировала, а тирания Энвера Ходжи, рассорившегося со всем миром и построившего в крохотной Албании 700 тысяч бункеров, была просто карикатурной. По-видимому, Тито считал, что албанцы восстанут против полудикого тирана и попросятся в состав Югославии.

Албанские бункеры

В конце 1960-х, несмотря на бурный рост потребления, в Югославии начались первые подземные толчки – предвестники будущей катастрофы. В 1967 г. хорватские и сербские интеллектуалы в пику друг другу потребовали объявить хорватский и сербский отдельными языками – власть отреагировала увольнениями и арестами. В 1968 г. произошли волнения албанцев в Косово и студенческие беспорядки в Белграде: студенты, явно под влиянием «парижского мая» и «пражской весны», обличали «красную буржуазию», требовали работы и справедливости. Однако у Тито достало смелости и таланта напрямую обратиться к бунтарям и уговорить прекратить выступления. После того, как студенты утихомирились, спецслужбы арестовали руководителей протестов и членов полулегальных кружков; руководителей Сербии и Белграда лишились своих постов за то, что не смогли предотвратить беспорядки.

«В начале 1969 г. в Словении разразилась так называемая «дорожная афера». Югославское правительство взяло за границей очередной кредит для строительства дорог. Словения запротестовала - она считала, что ей из этого кредита выделили слишком мало средств. Словенские коммунисты во главе со Станетом Кавчичем заявили, что республика не хочет быть только источником средств для развития отсталых республик и автономных краев. Тито предупредил словенских руководителей, что своими действиями они «ставят под угрозу монолитность Югославии». Кавчич был осужден за «либеральные тенденции» и отправлен в отставку» (Матонин Е.В. Иосип Броз Тито. Молодая гвардия, серия ЖЗЛ, 2012, с. 702).

В 1971 г. Югославию «тряхнуло» куда серьёзнее – она чуть было не распалась: ситуация накалилась в Хорватии. «Весной 1971 г. руководство Союза коммунистов Хорватии обвинило союзное правительство во вмешательстве в дела республики. Пока в Белграде переваривали эти обвинения, на первый план снова вышли студенты. 12 мая 1971 г. более тысячи митингующих студентов Загребского университета выдвинули требования: урегулировать вопрос о хорватских отчислениях в союзный бюджет, придать хорватскому языку официальный статус в Югославской народной армии (ЮНА), решить вопрос о службе хорватских призывников в пределах своей республики, начать процесс постепенного превращения СФРЮ в Союз югославских социалистических самоуправляющихся республик. Эти события считаются началом «хорватской весны». (…)

29 октября студенты в Загребе выдвинули требование о приеме Хорватии в ООН. Его авторы ссылались на то, что в ООН входят советские республики Украина и Белоруссия. А Союз студентов Хорватии грозил забастовкой и требовал, чтобы валюта, которую хорватские «гастарбайтеры» зарабатывали за границей и привозили домой, оставалась исключительно в распоряжении республики. Узнав об этом, Тито сказал: «Долго же они будут этого ждать! Скорее Сава развернется и потечет обратно к Триглаву!» (Триглав - гора в Словении, самая высокая точка в СФРЮ. - Е. М.). Однако 22 ноября забастовка все же началась. (…)

…Еще в мае 1971 г., когда «хорватская весна» была в самом разгаре, Тито заявил, что представители других республик должны извлечь уроки из событий в Хорватии. Он жаловался и на сербское руководство, которое тоже ведет себя слишком либерально по отношению к «контрреволюционным силам». Тито говорил, что «контрреволюционеры» окопались в Белградском университете, в газете «Студент» и сатирическом журнале «Jеж». Он упомянул о некоем «заговоре генералов», который якобы готовится против него в Белграде. Тито сказал, что располагает информацией о том, что член Исполнительного бюро серб Миялко Тодорович в разговоре с советскими дипломатами заявил, что в югославском руководстве существует раскол. Из этого Тито сделал вывод о возможных связях сербского руководства с Москвой. «В Белграде, - сказал он, - против меня ведется кампания, поэтому я и не возвращаюсь в Белград».

На заседании Исполнительного бюро, где Тито выступил с этой речью, не было сербских представителей. Решили позвать председателя Скупщины Югославии Милентия Поповича. Тито повторил все обвинения в адрес сербского руководства. Вернувшись в Белград, Попович умер от сердечного приступа» (Матонин Е.В. Иосип Броз Тито. Молодая гвардия, серия ЖЗЛ, 2012, с. 733).

Кризис 1971 г. в Югославии был серьёзнейшим – страна балансировала на грани распада. Глава государства шантажировал руководство страны угрозой отставки и прямого обращения к народу, обещал создать вместо СКЮ новую партию и всерьёз упрашивал Брежнева не вводить в Югославию советские войска. Но в конце концов у Тито хватило сил подавить движение: порядок был наведён путём массовых репрессий и отставки всего руководства Хорватии; «чистки» произошли и в других республиках.

Брежнев и Тито. Фото: 1971 г.

«Подморозив» Югославию, Тито начал искать пути выхода из системного кризиса; итогом его исканий стала новая Конституция 1974 г. Она стала беспрецедентной уступкой националистам – причём всем сразу. Республики Югославии получили ещё больше прав и свобод, а автономные Косово и Воеводина получили практически такие же права, как республики. Косово официально признали национальным государственным образованием албанцев; границы с Албанией с югославской стороны открылись, и потоки албанских переселенцев затопили край. Албанцы стали ещё и одним из государствообразующих народов Македонии – очевидно, чтобы добить проболгарские настроения в этой республике (это вызвало ярость македонцев). Получается, что Тито под давлением растущего национализма решил утихомирить его путём уступок – это была та же логика, в соответствии с которой в 1938 г. королевская Югославия создала Хорватскую бановину, надеясь успокоить Хорватию. С 1974 г. Югославия превратилась из союзного государства в союз государств, из федерации – в конфедерацию. Республики и автономные края с собственными законами, органами управления, экономическими структурами, милицией и территориальными силами (фактически – армиями) были связаны между собой только организационно слабым Союзом коммунистов (СКЮ), единой финансовой системой, но в основном – личностью бессменного президента Иосипа Броза Тито.

О личности и личностях

В первые послевоенные годы Югославия маршала Тито была самым близким союзником СССР, и югославская коммунистическая элита старалась во всём походить на советскую. Однако Югославия пошла своим путём, и быстро выявились серьёзные отличия югославской элиты от советской. Сам Тито, при всей схожести с советскими лидерами, был совсем другим человеком. Он был открыт для мира – все знали о его личной жизни, о том, где и как он живёт, что в СССР было совершенно невозможно. Тито откровенно любил шикарную жизнь – и не скрывал этого, и этим походил на какого-нибудь латиноамериканского диктатора. Его популярность в народе базировалась не на монархическом чувстве (страхе и поклонении таинственной личности), а на преданности понятному и близкому вождю. Так же в своё время сербы были преданны своим кнезам – например, Карагеоргию, которого любили, прощая ему всем известные недостатки. Тито был жесток, как и положено кнезу, но его жестокость была средневеково-дворянской, способной вдруг всё простить и забыть. Политические противники Тито, попадая в опалы и тюрьмы, быстро возвращались на свободу – и никто из них не был казнён или тайно убит. Невозможно представить себе, чтобы Сталин сохранил жизнь и выпустил на свободу даже мнимых врагов, таких, как Бухарин или Зиновьев! После чудовищной Блайбургской бойни 1945 г. уцелевшие усташи, четники и домобранцы – те из них, кто не получил тюремных сроков – вернулись в свои дома, и власти их больше не тревожили. Какое отличие от русских белогвардейцев и членов небольшевистских партий, которые до конца жизни подвергались гонениям (автор статьи уже в 1980-е гг. заполнял анкеты, в которых было необходимо указывать, участвовали ли родственники в белогвардейском движении и состояли ли в несоветских партиях).

Сталин и Тито. Фото: 1945 г.

Тито был настоящим балканским славянином - со всеми плюсами и минусами, со всеми местными особенностями личности. Одной из таких особенностей, во многом определивших вектор развития Югославии, была гордость, несгибаемость, личное мужество, непокорность другим людям и обстоятельствам. Это не позволило Тито и его товарищам встать на колени перед Сталиным, как вставали лидеры других стран Восточной Европы. И он был не одинок в своей несгибаемости – остальные югославские лидеры отличались тем же. Вспомним упоминавшегося сталиниста Хебранга: хотя он не вызывает симпатий, нельзя отказать ему в поразительной стойкости. Эти качества, свойственные большинству титовской верхушки, делали политический пейзаж социалистической Югославии ни на что не похожим.

Ярким примером такой гордости и несгибаемости стал Милован Джилас – один из членов руководящей группы КПЮ и НОАЮ. Вице-президент Югославии после войны, он рядом с Тито боролся за сохранение независимости страны в тяжёлые 1948-53 гг. В октябре 1953 - январе 1954 гг. Джилас опубликовал в главной партийной газете «Борба» несколько статей против сталинизма, и при этом… резко выступил против однопартийной системы в самой Югославии! Он выдвинул идею о номенклатуре как новом правящем классе в социалистических странах, чем навсегда прославил своё имя. Можно ли представить, чтобы советский чиновник, уровня Молотова или Микояна, написал что-то подобное, а «Правда» - опубликовала? Им бы ничего похожего просто не могло прийти в голову, потому что они не были способны мыслить; для того, чтобы мыслить, нужно быть внутренне свободным. Джилас – был. И сел в тюрьму, и вышел, и ещё раз сел, и вновь вышел. Он писал книги и издавал их на Западе (в Югославии их запрещали), а он всё равно писал… Джилас получил всемирную известность как философ и борец за свободу, и умер в глубокой старости, на много лет пережив Тито.

Милован Джилас. Фото: 1950 г.

«Hierstehe ich und ich kann nicht anders» (На том стою, и не могу иначе) – отвечал Мартин Лютер на требования отречься и угрозы сожжения на костре. Джилас был таким же, при этом он (как и Лютер) вовсе не был ангелом: его руки в годы войны и в первые послевоенные времена были по локоть в крови. Он часто ошибался (как и Лютер), но был несгибаем.

И он был такой не один. Светозар «Темпо» Вукманович, организатор партизанского движения в Черногории, генерал-лейтенант, был заместителем премьер-министра, потом возглавлял профцентр страны. В 1969 г. в телеинтервью Вукманович внезапно заговорил о тяжёлом положении рабочих. Он заявил, что рабочим пора «устроить хорошую забастовку» с целью поднятия уровня жизни! Разумеется, Тито немедленно снял его со всех постов. Немолодой герой войны потом написал книгу «Революция, которая течёт», стал исполнителем популярной песни (!) «Падай, сила и неправда», занимался живописью… Он умер в 2000 г., пережив Тито на 20 лет.

Несколько другая история произошла с ещё одним югославским лидером самого высшего звена – Александром Ранковичем, министром внутренних дел и куратором спецслужб и одним из самых близких Тито людей. В 1966 г. в резиденции и рабочем кабинете маршала были обнаружены прослушивающие устройства. Тито обвинил в этом Ранковича и снял его со всех постов. Ранкович, исключённый из партии, отправился на пенсию. Он никогда ни в чём не каялся.

Самый верный соратник Тито, Эдвард Кардель, глава партизан Словении, был автором теории самоуправления и текстов всех трёх югославских Конституций. Он никогда не выступал против Тито, но в 1978 г. на XI съезде СКЮ с трибуны заявил, что положение в Югославии напоминает ситуацию накануне революции, и что «наша система страшна и ошибочна». По-видимому, ужасное открытие, перечёркивавшее всю жизнь старого коммуниста, легло на его плечи слишком тяжким грузом: вскоре он скончался.

Близкий к Тито Владимир Дедиер, ещё один герой-партизан, был единственным членом югославского ЦК, открыто выступившим на пленуме в защиту Джиласа. Его исключили из партии и дали условный тюремный срок. В 1959 г. ему разрешили покинуть Югославию, и он преподавал историю Гарварде, Стэнфорде, Принстоне, Йеле, Сорбонне, Манчестере и Стокгольме; он написал несколько книг по истории Югославии. А в 1978 г. (при жизни Тито!) Дедиер… был утверждён членом Сербской академии наук и искусств! До конца жизни он обличал массовые убийства, совершённые югославскими партизанами в годы войны, в которых сам принимал активное участие.

Те убийства разбудили совесть и Эдварда Коцбека - словенского поэта, прозаика и драматурга, фактического (вместе с Карделем) создателя Отечественного фронта Словении. После войны он был министром в союзном правительстве, заместителем председателя Народного собрания Словении. В 1951 г. Коцбек опубликовал сборник автобиографических новелл «Страх и мужество», в котором жёстко говорил о проблемах морального выбора в годы войны и о человеческой цене партизанского движения. В результате он лишился всех постов, был изолирован под наблюдением спецслужб, но не сдался. В 1975 г. в интервью журналу «Залив» (вот она, югославская цензура!) Коцбек осудил Блайбургскую бойню 1945-го и оказался под домашним арестом, но до конца жизни оставался верен своим убеждениям.

Старейший лидер югославских коммунистов Моше Пьяде, один из основателей КПЮ и НОАЮ, после войны – первый вице-премьер, не захотел участвовать в строительстве самоуправляющегося социализма. В 1955 г. он без объяснения причин вдруг ушёл из политической жизни и уехал в Париж, где оставался до самой смерти. Первоначально полагали, что Пьяде покинул Югославию по национальным причинам (он был евреем), но тогда он отправился бы в Израиль, а этого не произошло. Он разочаровался в югославской модели социализма, которую сам строил – и, подобно другим перечисленным соратникам Тито, не пожелал участвовать в том, во что больше не верил.

Стоит упомянуть и не самого крупного, но, пожалуй, лучше других известного современной аудитории политика титовских времён, партизанского командира, а потом диссидента – Франьо Туджмана. Уволившись в 1961 г. из армии в чине генерала, в 1965 г. он устроился в Институт рабочего движения, откуда был изгнан и исключён из партии за хорватский национализм. В 1972 г. Туджмана лишили всех наград и посадили в тюрьму, но вскоре освободили. Он не отказался от своих убеждений, и в 1981 г. вновь оказался за решёткой. Опальный генерал был отпущен в Канаду, где писал книги и продолжал бороться за независимую Хорватию. После распада Югославии, в котором он принял столь же деятельное участие, как и в войне за её единство в 1941-45 гг., Туджман стал первым президентом Хорватии.

Нельзя не сказать хотя бы кратко о судьбе первой леди социалистической Югославии - Йованке Будисавлевич-Броз, вдове маршала Тито, тоже участницы войны. С начала 1970-х гг. отношения в семье Тито начали ухудшаться: Йованка попыталась при стареющем муже взять власть в стране в свои руки, чем вызвала недовольство Тито. 21 января 1974 г. маршал распорядился создать комиссию по расследованию «дела товарища Йованки». Комиссия обвинила жену президента в шпионаже в пользу СССР, раскрытии государственной тайны, сговоре с сербским генералитетом, незаконном назначении и отстранении от работы высших должностных лиц, в заговоре против Ранковича, сговоре с генералом Джоко Йованичем и подготовке государственного переворота. Была ли в этом доля правды, или же это было провокацией со стороны деятелей, опасавшихся роста её влияния, доказать уже не удастся. Официально Йованку ни в чём не обвинили, но в 1977 г. она оказалась под домашним арестом – оставаясь при этом женой Тито! Йованка вела себя так же несгибаемо, как и люди, о которых шла речь выше: с её стороны не было попыток покаяния или извинений. И после смерти Тито его вдова стояла на том, что она ни в чём не виновна. 20 лет Йованка жила под домашним арестом, страдая от недоедания (ей запрещалось даже выходить в магазины!) и холода (её дом прекратили отапливать!), ей запрещали (под угрозой смерти!) видеться с родными… Только в 2000 г. приказом президента Сербии Воислава Коштуницы вдову маршала всё-таки выпустили на свободу…

***

Приведённые выше личные истории основных деятелей послевоенной Югославии не только интересны сами по себе: они важны тем, что создают живую картину жизни страны, которой правил маршал Тито. Они показывают, как сильно отличается балкано-славянский менталитет от всех прочих. Эти особенности сильнейшим образом влияли на события в Югославии, и, в конечном счёте, предопределили её судьбу. Упрямство и готовность пострадать за свои убеждения (в том числе самые нелепые), демонстрировавшиеся югославской верхушкой, да ещё в условиях однопартийной и репрессивной системы, были свойственны и простым югославам. А если учитывать, что десятилетия социализма лишь уменьшили национализм народов Югославии, который уже в начале 1970-х вновь расцвёл пышным цветом, становится ясно, что распад страны был неизбежным. Тем более, что югославское самоуправление и сама модель развития всё сильнее толкала югославские народы к «разводу».

Период полураспада

«Югославия распадётся, когда я уйду», - говорил Тито в 1970-м. Он был прав: только его личность сдерживала центробежные силы в Югославии, причём события «Хорватской весны» показали, сколь зыбким было это сдерживание. 4 мая 1980 г. маршал Тито скончался – наверное, самый необычный и яркий руководитель социалистической страны. И страна начала распадаться.

Югославская верхушка так и не сумела выбрать нового президента страны. Югославией стали управлять Президиум СФРЮ и президиум ЦК СКЮ - коллегиальные органы, состоявшие из 8 человек каждый – по одному от республики и автономного края, избиравшие председателя сроком на год. В условиях экономического кризиса и напряжённости между республиками такая конструкция власти была чрезвычайно слабой: после 1980 г. Югославия не только по Конституции, но и по факту стала конфедерацией.

«С начала 1980-х годов Югославия стала неумолимо втягиваться в глубокий системный кризис. Его динамика впечатляла. Темпы роста общественного производства резко замедлились (с 7% в 1979 г. до 2,3-0,7% в 1980-1983 гг.), а затем с 1983 г. началось падение производства. После продолжительного периода, когда жизненный уровень населения только рос, он также начал падать – на 7,5% в 1980 г. и на 30% за последующие четыре года. К концу 1985 г. безработица составила 15%, инфляция – 100%, внешний долг приближался к &21 млрд. Его обслуживание становилось для правительства неразрешимой проблемой» (Никифоров К.В. Сербия на Балканах. XX век. М.: «Индрик», 2012, с. 147).

Процессы, запущенные в начале 1950-х и поставившие Югославию на грань распада уже в 1971 г., усиливались: крепли позиции национальных бюрократий, в СМИ открыто писали о приоритете интересов республик над общеюгославскими. В середине 1980-х республики начали вводить меры по «защите отечественных производителей» от соседей. В 1986 г. республики договорились о равном праве контроля над денежной эмиссией; Югославия стала уникальным государством с шестью (!) эмиссионными центрами. Инфляция рванула вверх с небывалой силой – каждая республика начала печатать столько динаров, сколько хотела, не оглядываясь на золотовалютные запасы страны.

Росла и политическая напряжённость: СКЮ превратился в формальную структуру, ослабли свирепые спецслужбы, и стало можно то, за что раньше сажали: так, в Сербии появились открытые поклонники четников. Но самый жёсткий конфликт начался в Косово: в марте 1981 г. там произошли демонстрации с требованием предоставления краю статуса республики, разогнанные с помощью армии; были первые убитые. С этого момента косовские албанцы перестали подчиняться Белграду. Косово охватила кампания неповиновения, продолжавшаяся до начала гражданской войны. Что делать с албанцами, в Белграде не знали - и решили… не делать ничего.

Демонстрация этнических албанцев против сербского давления, Приштина. Фото: 1988 г.

В ответ на выступления албанцев Сербию охватила волна национализма. Она затянула в свою воронку начавшиеся процессы демократизации: сербские интеллигенты, как и в СССР в то же время, начали свободно говорить и писать, но критика коммунизма у них перебивалась ненавистью к албанцам, начавшим преследования сербов в Косово.

В 1982 г. повторилась история времён «Хорватской весны»: хорватские и сербские интеллектуалы потребовали признать сербский и хорватский языки самостоятельными. Утихомирить разбушевавшихся писателей и поэтов было некому, и власти не сумели воспрепятствовать переделыванию языковых стандартов в Хорватии и Сербии. Увольнение националистически настроенных профессоров Белградского университета, арест адвоката-националиста Косты Чавошки и исключение из партии историка Веселина Джуретича за книгу «Союзники и югославская военная драма», написанную с симпатией к четникам, только злило сербов, увеличивая число противников режима. О зверствах албанских боевиков сербы отлично помнили по обеим Мировым войнам и восстаниям в мирное время. Претензии албанцев на Косово воспринимались сербами примерно так же, как если бы в России чеченцы претендовали на Суздаль и Троице-Сергиеву лавру. Сама проблема Косова начала связываться в сознании сербов с антисербской политикой коммунистов и лично Тито. Но коммунисты Сербии сумели найти выход.

Сербское руководство в 1984 г. попыталось изменить Конституцию, урезав права автономных краёв (в первую очередь Косово), но поправки были заблокированы остальными республиками, опасавшимися централизации. Но остановить националистическую волну, катившуюся по Югославии (мощнее всего – по Сербии), было невозможно: в том же 1984 г. на политической арене появился Слободан Милошевич, сыгравший колоссальную роль в разделении Югославии и развязывании кровопролитной межнациональной войны.

Слободан Милошевич. Фото: 1995 г.

Милошевич был знаковой фигурой югославской трагедии 1980-90-х гг.: коммунистический банкир в 1970-е, в 1984-м он стал председателем Белградского горкома партии, и сразу же оседлал националистическую волну. В 1986 г. Милошевич возглавил СКЮ в Сербии, сделав своим знаменем национализм. В 1988 г. он сумел поставить под собственный контроль не только автономную Воеводину, но и союзную Черногорию: его сторонники, опираясь на спецслужбы, устроили там «антибюрократические революции». Историческая «заслуга» Милошевича в том, что он сумел убедить значительную часть сербов, особенно в зонах межнациональной напряжённости (Косово, Сербская Краина в Хорватии, Босния) в том, что компартия является единственной защитницей их национальных интересов.

Подобные попытки при М. Горбачёве предпринимались в СССР, где ультрареакционные круги в КПСС пытались выдать партию за защитницу интересов русского народа. Этим «национал-патриотическим» кругам удалось привлечь симпатии части населения в зонах сильной межнациональной напряжённости в – Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии и на короткое время в Латвии и Эстонии, но в целом их пропаганда была неуспешной. У советских реакционеров не было своего Милошевича – энергичного борца за личную власть, пламенного оратора, предельно циничного политика, умелого бюрократа-манипулятора, тесно связанного с финансовым капиталом, организованной преступностью и спецслужбами. Ему удалось превратить сербскую компартию (переименовав её в социалистическую) в националистическое движение, использовав и банки, и спецслужбы, и мафиозные структуры. При Милошевиче изменилась сербская национальная мифология: Тито был объявлен злодеем, но не потому, что он был коммунистом, а потому, что он – хорват. Зато отстранённый им «югославский Дзержинский», Ранкович, превратился в объект поклонения, потому что был сербом; его жестокости и преступления, согласно новой мифологии, были направлены «в защиту сербства» от хорватской тирании Тито. Эта идеологическая ахинея очень похожа на постсоветскую, согласно которой Ленин и его «гвардия» - нерусские космополиты, а Сталин и его банда, уничтожившая ленинцев – патриоты России.

Милошевич умело организовывал «народные походы» против своих противников – в Воеводину, Словению и Косово; в них участвовали сотни тысяч сербов. В 1989 г., в очередную годовщину битвы на Косовом поле он собрал в мятежном крае огромные толпы наэлектризованных сербов и заявил им, что Косово – это их земля, призвав защищать свои дома. Это был открытый призыв к межнациональному насилию – и Милошевич сразу же был избран президентом Сербии.

В 1989 г. во всех республиках Югославии, как грибы, начали появляться оппозиционные партии, преимущественно националистического толка. Этот процесс тоже был похож на события в позднем ССР, однако в Югославии оппозиционные партии были ещё памятны старшему поколению, и многие из них (довоенные Сербская радикальная и Хорватская крестьянская партии) сохраняли симпатии населения, и партийная система там, в отличие от России, укоренилась быстро и прочно. В 1990 г. многопартийность признали законом, и в том же году в республиках состоялись первые многопартийные выборы. А чуть раньше, в январе 1990 г., развалился Союз коммунистов Югославии: республиканские парторганизации вышли из его состава, образовав самостоятельные партии социал-демократического толка (за исключением Сербии) - примерно как в Литве и Латвии при Горбачёве.

В 1990 г. президентом Хорватии стал генерал-диссидент и лидер партии Хорватское демократическое содружество (ХДС) Франьо Туджман – такой же националист, как Милошевич, только опиравшийся не на коммунистов, а на националистов. 23 декабря 1990 г. в Словении был проведён референдум, по результатам которого 25 июня 1991 г. она провозгласила независимость; первым президентом самой развитой экс-югославской республики стал «либеральный» экс-коммунист Милан Кучан. Словенский путь к независимости напоминал поздне-советскую историю Эстонии, Литвы и Латвии, которых привели к отделению от СССР «либеральные» коммунисты. Похожая ситуация сложилась и в Македонии, которую тоже возглавил «либеральный» коммунист Киро Григоров. В Черногории, как указывалось выше, после упорной борьбы между сторонниками и противниками самостоятельности, при помощи Милошевича, победили вторые. В Боснии ситуация оказалась неразрешимой: там местные боснийцы, сербы и хорваты создали свои партии, которые так и не смогли избрать дееспособный парламент и сформировать правительство.

В Югославии в 1990-92 гг. оставалась лишь одна сила, противостоявшая распаду – Югославская народная армия (ЮНА). Она, не имея внятной идеологии и не обладая конкретными планами спасения страны, действовала вслепую, а значит, была обречена на поражение. Югославскую армию массово покидали офицеры-несербы, а призывники поступали в распоряжение сил обороны уже почти независимых республик. В этом хаосе Милошевичу удалось использовать ЮНА, хотя их цели были совершенно разными: армия пыталась сохранить единство Югославии, а Милошевич хотел утвердиться в качестве диктатора Сербии, и судьба Югославии его не интересовала. Он нагнетал напряжённость в соседних республиках, разжигая сербский национализм среди соплеменников в Хорватии и Боснии. Милошевич сформулировал такую позицию: сербы Хорватии и Боснии имеют такое же право на самоопределение, как и хорваты с боснийцами. Это тоже идентично позиции просоветских политиков Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии, Латвии и Эстонии во времена распада СССР. Критиковать её несерьёзно, поскольку несерьёзна сама позиция: Хорватия и Босния представляли собой устоявшиеся культурно-исторические сообщества с исторически признанными границами, в рамках которых некоренное население имело право требовать уважения и равноправия, но не отделения. В соответствии с такой логикой сербам следовало бы признать правомерность требований албанцев на Косово! Право на самоопределение сербов Краины аналогично такому же праву, скажем, немцев в Омской области, казахов в Алтайском крае, турок в Болгарской Румелии или шведов в финском Турку. Другое дело, что хорватские националисты и исламисты Боснии не желали признавать за сербами полноценных гражданских прав. Сербский, хорватский и боснийско-мусульманский национализмы были сообщающимися сосудами – одинаково агрессивными, непримиримыми и варварскими, питавшими друг друга ненавистью.

В 1989 г. на фоне гиперинфляции (3000% в год) и экономического коллапса на последний сохранявшийся общеюгославский пост – премьер-министра – был назначен беспартийный экономист Анте Маркович (хорват), уговоривший республиканские власти отказаться от права на денежную эмиссию. Он совершил чудо, за год сбив инфляцию; заработали предприятия, ожила торговля, выросли экспорт и импорт, даже снизился внешний долг. Но это была агония: за сохранение Югославии выступала только распадавшаяся армия. Успехи реформатора Марковича повисли в пустоте.

Новые республиканские власти Сербии и Хорватии в последние годы существования Югославии боролись за то, чтобы прирезать к своей республике кусок пожирнее, что означало неизбежную войну. «…На встрече Милошевича и Туджмана в Караджорджево в марте 1991 г. главной темой был именно раздел Боснии и Герцеговины (в который уже раз!) между Сербией и Хорватией. Еще меньше было известно о разработанном Милошевичем и сербскими генералами плане «Рам» («Рама»), предусматривавшем перекройку границ с целью объединения всех сербов в пределах одного государства. Председатель Президиума Боснии и Герцеговины Алия Изетбегович и президент Македонии Киро Глигоров выступили с предложением о переустройстве Югославии в так называемую «асимметричную федерацию», позволявшую удовлетворить аппетиты всех. Милошевич отверг этот план, предложив взамен некую «современную федерацию», во главе которой он видел себя» (Ю.Петровская, И.Вукелич «Дорога в Дейтон». Независимая газета, 28.11.2005).

25 июля 1990 г. в сербском селе с говорящим названием Срб в Хорватии сербские автономисты провозгласили самоуправление сербов Хорватии; Загреб, естественно, его не признал. Сербы начали формировать свои местные органы власти; местная милиция, отказавшаяся переименовываться в полицию, усиливалась отрядами ополченцев. Такие же отряды формировались и хорватами. К ужасу сербов и всего мира, некоторые хорватские ополченцы открыто употребляли символику усташей; сербы массово использовали эмблематику четников. В марте 1991 г. в Хорватии, в районе Плитвицких озёр, произошли первые с 1945 г. вооружённые столкновения между хорватами и сербами, причём части ЮНА, формально пытавшиеся разделить враждующие стороны, на практике помогали сербам.

25 июня 1991 г. Словения провозгласила независимость – и была атакована частями ЮНА. 8 сентября 1991 г., на фоне не прекращавшихся уже несколько месяцев столкновений между сербами и хорватами, независимость провозгласила Хорватия. Отделение этой республики – фактически одной из двух государствообразующих в Югославии - привело к началу кровопролитной войны.

Югославия распалась окончательно. Началась череда войн между бывшими югославскими республиками, но это была совершенно другая история.

Распад или другое единство?

Прежде чем суммировать причины распада Югославии, следует отметить, что после появления в XIX веке национализма европейского типа существование многонациональных государств вообще стало делом трудным. Даже самая совершенная демократия, толерантность, уважение прав меньшинств, культурная и территориальная автономия народов не гарантируют стабильности и мира. Межнациональные конфликты в ХХ и ХХI веках характерны и для таких благополучных стран, как Великобритания, Испания, Бельгия и Канада. Югославская ситуация была гораздо сложнее ещё из-за религиозной разницы и разной исторической памяти: для сербов и хорватов становым хребтом национальной истории была борьба с турками, а боснийцы и албанцы, напротив, сами были опорой турецкого владычества. Поэтому в ходе югославских войн 1992-2000 гг. воюющие стороны как бы проваливались в прошлое: сербы искренне считали, что, как их деды и прадеды, продолжают воевать с османами, хорваты продолжали Крестовые походы, а боснийцы и албанцы вели джихад против «неверных». Сербы считали всех албанцев – качаками и вулнетарами, а хорватов – усташами; хорваты сербов – четниками; те и другие боснийцев – легионерами СС. Исторические реминисценции были до такой степени сильными, что иностранцам, оказавшимся в компании боевиков, порой казалось, что они перенеслись в прошлое на машине времени.

Королевская Югославия (1918-41 гг.) так и не стала стабильной страной, и после удара немецких войск погрузилась в кровавую кашу из-за национальных противоречий, с которыми власть не смогла справиться. В общем перспективная попытка интегрировать все славянские народы в единый народ под названием «югославы» провалилась в первую очередь из-за мощного великосербского национализма, провоцировавшего национализм среди других народов страны. Впрочем, югославизм всё время натыкался на религиозные противоречия, сгладить которые в любом случае было бы очень трудно.

Тем не менее королевская Югославия распалась только в результате немецкого нашествия, а не из-за внутренних причин. А вновь, в 1944-45 гг., она была собрана коммунистами – политической силой, изначально выступавшей за расчленение страны и создание наднациональной Балканской федерации. После провала этой идеи в 1948-49 гг. коммунисты вынужденно вернулись к югославизму, но страна была уже разделена ими на национальные республики, что означало неизбежный её распад (как неизбежен был и распад СССР) – это был всего лишь вопрос времени. Коммунисты, управлявшие страной больше 40 лет, не преодолели проблем, не решённых при королевском режиме, а только усугубляли их.

Коммунистическая идеология вообще ослабляет общество и государство. Упрощение социальной и экономической систем в стране, управляемой коммунистами, примитивизация культуры и образования ведут к ослаблению всех внутренних связей. Ослабевают нравственные устои, хиреют горизонтальные связи (семейные, дружеские, территориальные, групповые, религиозные); проявляется озлобление общества, рост недовольства всем и вся, претензии сообществ и отдельных людей друг к другу. На поверхность вылезают карьеризм, цинизм, приспособленчество, рвачество, усиливаются преступные проявления всех типов. Постоянные негативные настроения ведут к поиску виноватых, который в условиях упрощения общественной системы влечёт рост национальной и социальной нетерпимости. К тому же моральные устои югославского общества были подорваны ужасами Второй Мировой войны и зверствами коммунистов после её окончания. По сути, социализм ведёт к одичанию общества, к возрождению старинных фобий, дикарской жестокости к «чужакам» и «предателям», к забвению терпимости и гуманизма. Вспомним, как в позднем СССР все народы винили друг друга в своих бедах: нерусские русских – в неуважении и угнетении, русские прибалтов – в «фашизме», а среднеазиатов – в неблагодарности и нежелании «цивилизоваться». То же самое было и других «братских странах»: в Польше при Гомулке (1956-70 гг.) ядовитым цветом расцветал антисемитизм, в Румынии шли гонения на венгров и немцев, в Болгарии турок силой заставляли отказываться от своей идентичности, а на Кубе, во Вьетнаме и Монголии преследовали китайцев. В Югославии всё это проявлялось в полной мере, несколько смягчаясь большей, по сравнению с другими социалистическими странами, открытостью страны и меньшей (после 1953 г.) репрессивностью политической системы. Однако самоуправляющийся социализм провоцировал больший рост конкуренции между коллективами, хозяйствующими субъектами, и, как следствие – республиками, краями и национальностями. Это усугублялось традиционной для социалистических стран коррупцией, беззаконием, местничеством и клановостью. Таким образом, имплантация в югославскую модель марксистской идеи самоуправления трудящихся только ускорила и усилила процессы распада Югославии. «Политолог Д. Йович в своей монографии, посвященной распаду югославской федерации, соглашается, что (…) конституция базировалась на марксистском тезисе об «отмирании государства», и тем самым «социализм благодаря своей господствующей саморазрушающей идеологии растворился изнутри… Он совершил самоубийство, увлекая за собой Югославию… Югославия была (анти)государством, которое отмерло» (Никифоров К.В. Сербия на Балканах. XX век. М.: Издательство «Индрик», 2012, с. 159).

Однако можно ли считать «развод» народов бывшей Югославии окончательным и бесповоротным? Скорее, нет. Народы распавшейся Югославии связаны слишком многими нитями, не позволяющими им и сегодня отгораживаться друг от друга «китайскими стенами» и минными полями. Есть больше двух миллионов граждан бывших югославских республик, указывающих «югослав» в графе «национальность» - это потомки смешанных браков: они демонстрируют, что, хотя Югославии больше нети, югославы - есть. Граждане разных экс-югославских республик постоянно ездят к соседям, ведут совместный бизнес, контактируют по вопросам инфраструктуры, культуры, защиты правопорядка. Все образовавшиеся на её руинах государства либо уже вступили в Евросоюз, либо находятся в процессе вступления. Возможно, общеевропейские ценности, принятые самыми разными странами, относящимися к европейской (христианской) цивилизации, смогут сплотить южных славян прочнее, чем провалившиеся великосербские и коммунистические миражи.

Автор: Трифонов Е. [email protected]

Обсудить статью на форуме

Понравилась статья? Отправьте автору вознаграждение: