Крутые повороты «Революции гвоздик»
Переворот 1974 г., названный «Революцией гвоздик» – редчайшее событие в истории. Он уникален тем, что никто ни в Португалии, ни за её пределами не мог и предположить, что там произойдёт социалистическая революция, для которой не было никаких предпосылок. Конечно, специалисты по Португалии предполагали, что там вот-вот свергнут совсем уж архаичный и всем опостылевший режим Марселу Каэтану, но никто и помыслить не мог, чтобы к власти пришли коммунисты – в самой отсталой стране Западной Европы, где и в помине не было ни сильной компартии, ни революционного подполья, ни левых профсоюзов и «прогрессивной общественности».
Бронетехника на улицах Лиссабона в апреле 1974 г.
В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать. Среди них – личные качества нескольких никому не известных, обычных людей, которые волею судеб оказались у руля последней колониальной империи, а после её крушения некоторое время управляли самой западной европейской страной. Эти люди сумели совершить революционный переворот (всё-таки революция предполагает участие более или менее широких групп населения, а её не было) в силу опять же ряда случайных событий, ставших последствиями случайных решений узкой группы лиц, правивших Португалией.
Хотя, безусловно, любые случайности, складывающиеся в цепь серьёзных событий, не могут не быть отражением неких закономерностей, которые при других обстоятельствах привели бы к другим результатам.
Estado Novo
Режим Салазара-Каэтану в Португалии (1933-74 гг.) часто называют фашистским, что неверно. Этот режим («Новое государство», Estado Novo) позаимствовал у классического фашизма корпоративизм, однако имел и фундаментальные отличия: салазаризм был неагрессивен, отрицал расизм и антисемитизм, а также придерживался католической доктрины, причём в крайней степени – в административном плане страна делилась на церковные приходы. Существовавшие в то время ультраправые монархические и действительно фашистские организации (такие, как Движение национал-синдикалистов) в 1930-е гг. выступали против Салазара и подняли несколько мятежей, но были разгромлены.
А. Салазар. Фото: 1939 г.
«Новое государство» было довольно странным режимом: в его деятельности было много демагогии и умолчаний. «Хотя формального закона о запрещении политических партий военная хунта не издавала, тем не менее многие оппозиционные левые и либеральные партии лишились своего руководства. Лидеры республиканцев, социалистов и коммунистов арестовывались по обвинению в коррупции, попадали в тюрьмы и ссылались в африканские колонии. Военная хунта также ввела в стране полицейский режим, цензуру печати, ограничила свободу профсоюзов, сделала еще более жесткой колониальную политику. Португальская коммунистическая партия с 1927 г. оказалась под запретом de facto, а ее лиссабонская штаб-квартира закрылась» (Георгий Кутырев «Новое государство» в Португалии: формирование, эволюция, крах. Новое литературное обозрение, №120 Н3 4/2018). Т.е. по своим внешним проявлениям салазаровский режим был похож не столько на фашистскую Италию или нацистскую Германию, сколько на СССР, где тоже формально не запрещались политические партии и не отменялись демократические свободы.
Долгое время режим Салазара пользовался поддержкой большинства населения, поскольку он покончил с политической нестабильностью, стабилизировал экономику и навёл порядок в управлении страной. Первоначально режим «Нового государства», по итальянскому образцу, опирался на единственную правящую партию Национальный союз, но после 1945 г., под давлением США и Великобритании, был вынужден допустить существование легальной оппозиции, хотя её деятельность всячески ограничивалась. Республиканцы, социалисты и коммунисты создали Движение демократического единства, но оно вскоре развалилось по не выясненным до сих пор причинам (возможно, сыграла роль взаимная неприязнь между входившими в его состав правыми и левыми). В 1958 г. режиму неожиданно бросил серьёзный вызов генерал Умберту Делгаду, получивший ¼ голосов на президентских выборах и сильно напугавший Салазара. Мятежный генерал был уволен из армии, подался в эмиграцию, создал достаточно левый Фронт национального освобождения Португалии – и в 1965 г. был убит агентами спецслужбы ПИДЕ на территории Испании. После этого оппозиции стало окончательно ясно, что ни о какой легальной борьбе с диктатурой не может быть и речи (при этом надо учитывать, что оппозиционные настроения в Португалии были гораздо слабее, чем в Испании Франко или в Греции «чёрных полковников»).
Против диктатуры выступали вооружённые группировки: так, вооружённые захваты партизанами пассажирского корабля «Санта-Мария» в 1961 г. и вскоре после этого самолёта – получили определённый резонанс. После убийства Делгаду из малочисленной (не более 1 тыс. чел.) компартии вышли ультрарадикалы, создавшие партизанский Фронт Народного Действия, но, по сути, это была маленькая группа террористов-любителей. Лига единства и революционного действия, совершившая в конце 1960-х – начале 1970-х серию ограблений, тоже была маленькой группой, а её акции получали лишь незначительный резонанс в португальском обществе. Компартия, придерживавшаяся ортодоксальной сталинистской линии, была вынуждена в 1970 г. под давлением молодёжи, сформировать «Вооружённое Революционное Действие», проведшее несколько эффектных вооружённых вылазок, но в 1973 г. свернувшее свою деятельность. В целом, вооружённая партизанская борьба у в салазаровской Португалии получила гораздо меньший размах, чем деятельность ИРА в Великобритании, РАФ в ФРГ, ЭТА в Испании или «Красных бригад» в Италии.
Захваченная Санта-Мария. Фото: 1961 г.
Салазаровский режим был уникальным в том смысле, что он принципиально не стремился к экономическому развитию. Основой экономики было производство и экспорт тропических культур из колоний, что приносило в бюджет небольшие, но устойчивые доходы. При этом в самой Португалии многие крестьянские хозяйства к 1974 г. мало использовали технику, и в результате производительность труда в аграрной сфере составляла примерно 1/5 от французских показателей. В городах преобладала торговля и мелкая промышленность; более или менее крупные предприятия, например, автосборочные и химические, создавались иностранным капиталом для освоения португальского рынка. Режим Салазара не желал ускоренного индустриального развития: диктатор понимал, что это приведёт к усложнению социальной системы и угрозе существованию его режима. Показательно, что, когда в 1960-е гг. Салазару доложили об обнаружении в Анголе больших запасов нефти, он проворчал: «Только этого нам не хватало».
«Принципы финансового гения Антониу Салазара: «Я не верю в равенство, я верю в иерархию», «Важнее создать элиту, чем научить всех читать» – ещё могли быть эффективны в управлении 1930-х, хотя и тогда тормозили социальное развитие. Но в 1970-х они уже смотрелись историческим недоразумением.
Это был культ мудреца-профессора (ежегодно премьер писал просьбу об отпуске ректору Коимбрского университета – «в связи с выполнением должностных обязанностей главы правительства»), по-отечески правящего миллионами неразумных подданных. Ведь «крестьяне – опасные дети, и их грамоте рано учить». Любопытно, что жёсткий антикоммунист Салазар запрещал португальским газетам критиковать Сталина – неуважение к главе государства недопустимо» (Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу. В Кризис.ру, 13.07.2015).
Аграрный, самодостаточный мир, населённый истовыми католиками, послушными воле правителей и с минимальными потребностями – вот та идиллия, к которой стремился Салазар и его «Новое государство». Для поддержания этой идиллии Салазару было необходимо любой ценой удерживать колонии, несмотря на то, что все прочие колониальные державы в 1950-60-е гг. отказались от них (у Великобритании и Франции оставались небольшие колониальные анклавы, судьбу которых было трудно решить). Для Португалии же колонии были не просто главным, а почти единственным источником экспортных доходов, без которых государство не может не только развиваться, но и просто поддерживать свою жизнеспособность.
Тупики победоносной войны
Португальский колониализм поддерживался теорией лузотропикализма (от Lusitania и trópico): она означала уважительное отношение португальцев к неевропейским народам, расовое смешение и интеграцию с ними в единое «лузотропикалистское» культурное сообщество.
Считать лузотропикализм простой демагогией неверно. Конечно, португальцы считали себя культурнее и вообще «выше» негров, индейцев и азиатов, но они действительно относились к небелым народам как к таким же людям, как и сами, только отсталым. И верили, что, прививая им христианское мировоззрение и португальскую культуру, Португалия превратит жителей колоний в полноценных португальцев; цвет кожи и разрез глаз для имел для португальцев гораздо меньшее значение, чем для других европейцев. В Африке и Бразилии (бывшей португальской колонии) португальцы активно смешивались с африканцами и индейцами, в Индии – с индийцами, на Цейлоне – с сингалами и тамилами, на Тиморе и Молуккских островах – с малайскими и меланезийскими народами.
Португальцы начали селиться в Африке раньше других европейцев: уже в XV веке. Африка была родиной только для двух «белых» народов – африканеров и португальцев. Поэтому в Португалии колонии издавна считались не совсем колониями, а скорее заморскими провинциями, а к местному населению, «белому» и темнокожему, относились примерно так же, как в России к русским сибирякам и сибирским «инородцам» – как к почти своим.
«Начиная с 1951 г. в их отношении не использовался термин «колонии». Включённый летом 1951 г. в Конституцию раздел VII называл их «заморскими провинциями» и «неотъемлемой частью португальского государства» – уникальной страны, раскинувшейся сразу на трёх континентах. «Наша Империя является единым организмом, который не может быть разделён. Ни моря, ни расы не могут разрушить национального единства».
«Африка для нас не поле для капиталистической эксплуатации… Африка для нас моральное оправдание и причина существования нашего государства. Без неё мы – маленькая нация, с ней мы – великая страна» (Марселу Каэтану) (В.Трещев «Ангола наша!». https://warspot.ru/5860-angola-nasha).
«С 1930-х гг. XX в. Португалия приняла на вооружение теорию ассимиляции африканцев в колониях. Чернокожее население разделялось на две категории: «нецивилизованных», т.е. придерживавшихся традиционного уклада жизни и ограничивавших контакты с властями уплатой налогов и исполнением повинностей, и «цивилизованных». В эту категорию попадали те, кто владел португальским языком, исповедовал христианство, был законопослушен, грамотен и имел официальный доход. В 1961 г. было отменено деление жителей колоний (тогда – провинций) на «цивилизованных» и «нецивилизованных», и все грамотные коренные жители Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау получили полноценное гражданство Португалии. В 1971 г. Ангола и Мозамбик получили статут автономных штатов.
Отсутствие расизма в Португальской колониальной империи и постепенное повышение правового статуса туземцев делали португальский колониализм несравненно более устойчивым, чем британский или французский. У коренных жителей Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау были шансы закончить школу, оформить в собственность свой участок земли и сделать карьеру в португальской администрации, в бизнесе или на военной службе. Причин для участия в подпольных движениях у них было немного» (Е.Трифонов «Африканский коммунизм». Antisovetchik.com).
Португальская колониальная империя 1415-1999 гг.
Конечно, идеализировать практику лузотропикализма неправильно. Небелые в Португальской империи далеко не все и не всегда чувствовали себя полноправными гражданами. Об этом свидетельствуют сепаратистские настроения среди части небелых жителей колоний (прежде всего среди элит), выливавшиеся в создание сепаратистских организаций.
Тем не менее в начале 1960- гг. во всех трёх португальских колониях в Африке (хотя они и были объявлены провинциями, но по сути оставались колониями) начались антиколониальные войны. Подробное описание их перипетий выходит за рамки предлагаемой статьи, поэтому остановимся лишь на нескольких ключевых моментах. Распространение антиколониальных (шире – антиевропейских) идеологий в Африке и обретение независимости странами континента отразилось на настроениях жителей Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау. В 1961 г. индийские войска силой присоединили к Индии маленькие португальские колонии Гоа, Диу и Даман: крохотные португальские гарнизоны были разгромлены военными ударами, хотя они и без этого не могли сопротивляться огромной индийской армии. Это показало африканцам, что Португалия слаба, не имеет поддержки в мире и неспособна сопротивляться давлению «прогрессивного человечества». Приказ Салазара солдатам и полицейским колоний в Индии сражаться «до последнего человека», не имевший никакого смысла, нанёс невосполнимый урон репутации диктатора и «Нового государства» в глазах португальских офицеров.
Во главе африканских повстанческих движений встали в основном традиционные племенные вожди, получившие европейское образование, а также мулаты, чувствовавшие свою «неполноценность» в глазах чистокровных португальцев. Рядовые участники движений состояли в основном из люмпенов, в первую очередь имевших криминальные наклонности.
Но лузотропикалистский характер португальского колониализма приносил свои плоды: население колоний в большинстве своём не испытывало ненависти к колонизаторам, и повстанческие силы действовали в основном из-за рубежа. Но война не прекращалась, так как СССР финансировал, обучал и вооружал повстанцев, а в Гвинее-Бисау в их рядах даже воевали кубинские военные. Советский Союз не только передал гвинейскому ПАИГК боевые катера, но и обслуживал их силами своего ВМФ вблизи побережья Гвинеи-Бисау, а в 1973 г. советский эсминец «Бывалый» принял участие в захвате португальских катеров (45 лет морской победе советских моряков у берегов Гвинеи. https://pikabu.ru/story/45_let_morskoy_pobede_sovetskikh_moryakov_u_beregov_gvinei_5656482).
Эсминец «Бывалый» у побережья Гвинеи-Бисау. Фото: 1973 г.
Помимо военных усилий, португальские власти предпринимали эффективные политические маневры: они активизировали реформы и «африканизировали» войну. В армию призывалось всё больше коренных жителей, которые становились не только рядовыми, но и офицерами – так, ударные силы португальцев в Гвинее-Бисау, батальон коммандос и батальон морской пехоты – были полностью укомплектованы африканцами. Наибольшее количество боевых наград во всей португальской истории получил подполковник Марселину да Мата – африканец из народа пепель, воевавший против ПАИГК. Кроме того, в колонии привлекали безработных из Португалии, увеличивая количество лояльных граждан.
По мере развития антиколониальной войны португальцы резко увеличили капиталовложения в экономическое развитие колоний: так, в Анголе в 1964-73 гг. темпы экономического роста составляли 8% в год. Ускоренными темпами строились дороги, школы и больницы. В Мозамбике португальцы начали строить крупнейшую в Чёрной Африке ГЭС Кабора-Басса, до сих пор обеспечивающую электроэнергией весь Мозамбик и экспортирующую её в ЮАР и Зимбабве.
Эффективно действовала также португальская спецслужба ПИДЕ, провоцировавшая внутреннюю борьбу между повстанческими организациями и внутри них самих: три ангольские группировки (МПЛА, ФНЛА и УНИТА) вели междоусобную войну, при этом вступая в негласные союзы с португальцами. В 1969 г. соратники убили главу мозамбикского движения ФРЕЛИМО Эдуарду Мондлане, а в 1973 г. таким же образом погиб самый авторитетный лидер антиколониального движения – глава гвинейского ПАИГК Амилкар Кабрал. В 1973 г. внутри МПЛА разгорелся конфликт, и отряды Агостиньо Нето, разгромленные совместными ударами португальцев, УНИТА, ФНЛА и отколовшейся фракции МПЛА (Чипенды), отступили в Конго. В итоге СССР в 1974 г. прекратил помощь МПЛА. Казалось, повстанческая война в Анголе вот-вот закончится победой португальцев, а это автоматически означало конец войне и в Мозамбике, и в Гвинее-Бисау.
Считается аксиомой, что «Революция гвоздик» произошла потому, что большинство португальцев выступало против войны в колониях. Это далеко от истины: имела место скорее усталость от войны, что нельзя рассматривать как желание уйти из колоний или тем более сочувствие африканским повстанцам. Конечно, часть португальской интеллигенции, в свете современных идей того времени, сочувствовала африканцам, но это было крайне незначительное меньшинство. Португальцы разочаровались в войне за колонии по вполне прозаичным причинам. Во-первых, как и для других колониальных держав перед началом деколонизации, африканские владения Португалии перестали быть прибыльными. Население страны было недовольно тем, что колониальная война поглощала 42% португальского бюджета. При этом повстанческая война вызвала не только огромные военные расходы, но и усиленное инвестирование в экономические и социальные проекты в колониях в ущерб метрополии. В ноябре 1973 г. разразился «нефтяной шок» – стремительный рост цен на нефть, от которого пострадали все страны-импортёры, включая Португалию. Португалия, хотя и экспортировала ангольскую нефть, закупала готовые нефтепродукты за рубежом, что истощало золотовалютные запасы страны; португальцы винили в этом режим, не удосужившийся построить собственные нефтеперерабатывающие заводы. В-третьих, для ведения войны Лиссабон увеличил призыв в армию, и живыми солдаты возвращались не всегда. К моменту «Революции гвоздик» количество португальцев, уклонявшихся от призыва, достигало 100 тысяч (при численности военнослужащих около 210 тысяч). И, наконец, даже самые консервативно настроенные португальцы понимали, что на стороне африканских сепаратистов выступает весь мир во главе с великими державами, и не очень верили в конечную победу.
Тем не менее идея ухода из колоний к моменту революции поддерживалась незначительным меньшинством португальцев: идея Португалии как многорасового трансконтинентального государства доминировала в сознании народа. Нельзя забывать и о военных успехах португальских войск: в начале 1974 г. СМИ сообщали о фактической победе в Анголе и Мозамбике (только в Гвинее-Бисау дела португальцев обстояли хуже), что, безусловно, настраивало население метрополии на соответствующий лад.
Режим «Нового государства» в начале 1970-х гг. был ещё крепок. Оппозиция оставалась крайне слабой и почти неизвестной населению. Однако популярность режима быстро сходила на нет. Вероятно, смерть Салазара (1970 г.) подействовала на португальцев примерно так же, как смерть Сталина на население СССР или смерть Франко – на испанцев: исчезновение привычного лидера вызвала надежды на какие-то перемены. Осторожная либерализация, проводимая Каэтану, выпустила наружу задавленное десятилетия назад вольнодумство: примерно так же, как перестройка в СССР спровоцировала бурный рост свободомыслия. Тем не менее оппозиция вплоть до «Революции гвоздик» не приняла никаких организованных форм, но в силу причин, которые будут рассмотрены ниже, распространилась в самой сердцевине режима – в армии. Общество же, постепенно отказывая «Новому государству» в симпатиях, оставалось пассивным.
Оскорблённая армия
Военный переворот в Португалии 25 апреля 1974 г. именуется «Революцией гвоздик» незаслуженно: это был именно переворот, в котором политические партии и общественные движения не принимали ни малейшего участия. Партии и движения действовали исключительно в эмиграции, имея в Португалии лишь мелкие законспирированные группы.
В начале 1970-х гг. армия в отсталой, аграрной Португалии была самой современной и развитой государственной структурой, с которой была связана значительная часть населения (мобилизации, связанные с колониальной войной, значительно увеличили её численность). Поскольку Португалия была членом НАТО, армия имела современное вооружение: офицеры получали хорошее техническое образование. По мере «африканизации» войны и наращивания усилий метрополии по социально-экономическому развитию колоний, армия вовлекалась и в гражданские проекты, что заставляло офицеров знакомиться с современными экономическими и социальными взглядами и теориями.
Последние годы правления Салазара, пришедшиеся на начало колониальной войны, сопровождались ростом недовольства армии режимом. Во-первых, армия была оскорблена тем, как её нелепо «подставил» впадавший в деменцию диктатор во время индийской агрессии 1961 г. Во-вторых, в первые годы войны Португалия долго не могла обеспечить колониальные части современным оружием: португальские части в колониях имели на вооружении винтовки «маузер» времён Первой Мировой войны (в Мозамбике приходилось обходиться «маузерами» даже в начале 1970-х). А повстанцы были вооружены не только «калашниковыми», но и бронекатерами, и даже ПЗРК «Стрела».
Отстранение в 1968 г. потерявшего разум Салазара и приход к власти Марселу Каэтану, деятеля более современного и «европейского», позволило армии получить современное вооружение и возможность применять современную стратегию и тактику, основанную на опыте американцев во Вьетнаме. Это привело к решительным успехам португальской армии, поставившей повстанцев на грань поражения. Но эти успехи офицерство связывало не с деятельностью режима и его нового лидера, а со своими командирами, в первую очередь с генералом Антониу ди Спинолой, губернатором Португальской Гвинеи, архитектором реформ и «африканизации» войны в колониях. Спинола, подавляя повстанцев, тайно контактировал с португальской оппозицией (в частности, с лидером социалистов Мариу Соарешем), осторожно готовясь к падению режима. Эффективный военный и хороший администратор, он стал первым, неудачливым вождём самой странной европейской революции…
Марселу Каэтану
Непосредственной причиной переворота стали декреты правительства о «милисиануш» – резервистах – выпускниках вузов, призываемых в армию на 2-3 года, принятые в 1973 г. Они ставили резервистов в привилегированное положение по сравнению с кадровыми офицерами, тянувшими лямку всю жизнь и годами рисковавшими жизнью на фронтах. По этим указам, «милисиануш» получали звание капитана после полугодичных курсов, в то время как выпускники военных училищ и академий должны были, как и раньше, прослужить как минимум 10, а чаще 12 лет, из них минимум 2-3 года отвоевать. Мотивы правительства понятны: власти хотели мотивировать гражданских к службе в армии, и хотя бы уменьшить массовые уклонения от службы. Но для кадровых военных это было унижением и несправедливостью, а костяком армии были именно они. Сразу после принятия указов армию охватили волнения: массовые акции неповиновения кадровых офицеров прошли в 5 пехотных полках, 5 артиллерийских частях, на 4 базах ВВС и на 6 кораблях военно-морского флота. После этого режиму оставалось рассчитывать на полицию, Национальную республиканскую гвардию (жандармерию) и военизированный Португальский легион, но они по численности и боеспособности не могли равняться с армией.
1 сентября 1973 г. герой войны Спинола отказался от должности губернатора Португальской Гвинеи и вылетел в Лиссабон. Недовольные офицеры решили, что пора готовить восстание, и 9 сентября 1973 г. в окрестностях города Эвора официально 130, но, скорее всего, не больше 20 капитанов, лейтенантов и 3 майора создали подпольное «Движение капитанов», поставившее своей целью борьбу за отмену указов о «милисиануш» и отставку министра обороны Алберту Виана Ребелу. Ни о какой революции речи тогда не шло.
Одновременно переворот готовила группа старших офицеров во главе с президентом страны адмиралом Америку Томашем (в Португалии президент был церемониальной фигурой, а власть принадлежала премьер-министру), военным министром Луишем до Кунья (не путать с министром обороны: это были две разные должности) и генералом Каулзой ди Арриаги, командующим португальскими войсками в Мозамбике. (Ди Арриаги сумел вытеснить из Мозамбика повстанцев ФРЕЛИМО и развернул ряд успешных проектов социально-экономического развития в этой колонии). Старшие офицеры готовили переворот, направленный на прекращение либерализации, отстранение Каэтану и установление жёсткого салазаристского режима. В декабре 1973 г. «Движение капитанов» и генералы-салазаристы узнали о существовании друг друга и попытались договориться, но выяснилось, что они стоят на диаметрально противоположных политических позициях. При этом показательно, что ни те, ни другие не донесли друг на друга в тайную полицию ПИДЕ (к тому времени она была переименована в ДЖС, но старая аббревиатура продолжала использоваться)! Впрочем, считается, что тайная полиция знала о существовании обоих заговоров, но то ли не придавала им значения, либо не знала, что с ними делать. А возможно, что и она не намеревалась защищать режим. В общем, режим Каэтану потерял доверие у военных всех политических взглядов.
В январе 1974 г. «Движение капитанов» радикализировалось настолько, что решило ликвидировать режим как таковой.
В феврале 1974 г. в Португалии разорвалась настоящая идеологическая бомба: генерал Спинола, бывший тогда заместителем начальника Генерального штаба, выпустил книгу «Португалия и будущее». В частности, Спинола писал: «Заморские территории необходимы для нашего существования как свободной и независимой нации. Без африканских территорий Португалия станет лишь островком безгласным в огромной Европе и лишится средств, необходимых для самоутверждения среди других наций, – в конце концов, её существование в политическом плане станет чисто формальным и независимость будет полностью подорвана.
Желать выиграть партизанскую войну путём военного решения – значит заранее признать поражение, если только нет неограниченных возможностей продолжать её бесконечно, превращая её в учреждение. Таково ли наше положение? Конечно, нет.
Любая стратегия, основанная на строгом проведении политики навязывания такого тяжёлого военного бремени, в конце концов, приведет к опасности для самих целей национального существования, ради которых и делаются все эти затраты» (Portugal e o Futuro, análise da conjuntura nacional by António de Spínola (Lisbon: Editora Arcadia, 4th Edition, March 1974. Pp. 247).
Генерал в своей книге развивал те же идеи, которые он реализовывал в Африке: привлечение местного населения к управлению и расширение прав африканцев, «мирные» инвестиции, ускорение экономического развития Португалии и колоний, интеграция колоний и метрополии в единый организм.
Книга была опубликована с разрешения начальника Генерального штаба (т.е. непосредственного начальника Спинолы) генерала Кошты Гомиша, что привело к скандалу. Оба генерала были сняты со своих постов, но книга, изданная огромным для Португалии тиражом в 100 тыс. экземпляров, разошлась по стране. Её читали во всех слоях населения, и в первую очередь в армии. Популярность книги была столь велика, что её называли «Португальской Библией».
Одновременно с «португальской Библией» в армии начало распространяться «Воззвание капитанов» и манифест «Товарищи!»; следствием стало усиление брожения среди офицеров и открытый бунт на военной базе Калдаш-да-Раиньи. Попытки спецслужб подавить движение были на удивление вялыми: арестам подверглись всего четверо активистов, в то время как уже 10% офицеров состояли в «Движении капитанов».
В ночь с 11 на 12 марта 1974 г. «Движение капитанов» приняло политическую программу. В ней констатировалась неудача колониальной войны, но прекращение её обозначалось весьма туманно: указывалось лишь необходимость смещения приоритета с военных аспектов на политические. Декларировалась необходимость ликвидации режима и установление демократического правления (политические свободы, многопартийность, свободные выборы, отмена цензуры и пр.). И, разумеется, ликвидация коррупции, привлечение к ответственности должностных лиц, виновных в преступлениях. Ни о каком переходе к социализму ничего не говорилось. Социальная политика будущего режима определялась как «новая социальная политика, которая во всех областях будет иметь преимущественной целью защиту интересов трудящихся классов и постепенное, но ускоренное улучшение жизни всего народа».
В общем, Движение капитанов провозглашало превращение Португалии в современную, демократическую страну европейского типа – и не более. Однако на деле всё пошло по-другому. Неожиданный поворот, превративший военный pronunciamento в революцию, был связан с личностями его руководителей.
«Капитаны Апреля»
«Капитаны Апреля» – так назывался известный португальский художественный фильм об офицерах, организовавших «Революцию гвоздик». Под этим именем сотня полковников, майоров, капитанов и лейтенантов навсегда вошла в историю.
Главными фигурами Центральной комиссии «Движения капитанов», подготовившей и организовавшей переворот, были полковник Вашку Гонсалвиш, подполковники Гарсия душ Сантуш и Фишер Лопиш Пиреш, майоры Мелу Антуниш, Витор Алвиш, Санчес Осорио и Угу душ Сантуш, капитан Отелу Сарайва ди Карвалью.
Считается, что эти португальские офицеры ещё в годы диктатуры восприняли марксистско-ленинскую идеологию, и после «Революции гвоздик» сумели увлечь за собой большинство офицерского корпуса. Это выглядит странно и нелепо: непонятно, каким образом в консервативной, католической структуре, каковой являлась португальская армия, смогли распространиться столь экзотические для этой страны идеи. Разумеется, абсолютное большинство португальских офицеров никогда не были марксистами и вообще левыми – это миф, основанный на высказывании Салазара «Разрежь одного моряка – получишь двух коммунистов» (он так выразился после очередной попытки военного мятежа, и «коммунист» в данном случае – фигура речи, обозначающая не марксиста-ленинца, а опасного мятежника). Левые, в том числе марксистские, взгляды были восприняты не более чем полутора десятками офицеров, в основном принадлежавшими к техническим специальностям (инженерные войска, артиллерия и флот), почти во всех случаях – крайне поверхностно, на уровне лозунгов. Левые португальские офицеры – это в первую очередь полковник Гонсалвиш, майор Мелу Антунеш и капитан Отелу ди Карвалью. Для остальных левизна была временным увлечением, но большинство членов Движения были либо сторонниками «либерала» ди Спинолы, либо «просто» демократами, либо симпатизировали социализму шведского типа. Более того: хотя членов Движения объединяло стремление завершить войну в колониях политическими реформами, подавляющее большинство революционных офицеров вовсе не желало предоставлять колониям независимость: среди них преобладала идея создания некоей федерации в составе Португалии и её заморских владений.
Каким же образом несколько левонастроенных членов Движения сумели после выдвинуться на первые роли? В основном это объясняется тем, что Движение действовало в подполье и его участники просто не знали своих лидеров – связи между ними осуществлялись в рамках отдельных частей и военных баз, а вне их ограничивались распространением документов. Парадокс истории в том, что португальские офицеры, горя желанием свергнуть диктатуру и установить демократию, пошли за марксистами, не зная об этом, а те немногие, которые были в курсе, не придавали этому значения потому, что не знали, что такое марксизм.
Проникновение левых идей в португальскую армию было связано в первую очередь с ультра-архаичной сущностью салазаризма: крайность требует в качестве альтернативы противоположную крайность. Так же в сверхкатолической Испании начала ХХ века распространялся анархизм, являющийся яростным отрицанием христианства. Кроме того, люди с техническим складом ума, но не обладающие широким культурным кругозором (а офицеры часто принадлежат именно к такому типу людей), падки на целостные, кажущиеся логичными доктрины, предлагающие простые решения сложных проблем, в т.ч. марксизм. В этнически близкой португальцам Бразилии убеждённым коммунистом в 1930-е гг. стал национальный герой Луис Карлос Престес – «Рыцарь надежды», ведший партизанскую войну против олигархического режима в 1924-27 гг. Он, кстати, был офицером инженерных войск, как и самый выдающийся левый деятель «Революции гвоздик» Васку Гонсалвиш.
Полковник Гонсалвиш был центральной фигурой «Революции гвоздик». Военный инженер и магистр в области техники, он служил в Индии, воевал в Мозамбике и Анголе. С марксизмом Гонсалвиш познакомился ещё в курсантские годы, и стал убеждённым коммунистом (уже в училище его полушутя называли «товарищ Васку»). Интересно, что он никогда не скрывал своих марксистских убеждений. И при этом – в стране, где коммунистическая пропаганда была запрещена законом – он никогда не подвергался преследованиям и спокойно шёл вверх по карьерной лестнице! Этот парадокс объяснить трудно. Очевидно, марксизм был настолько экзотичен в Португалии, что воспринимался (в том числе армейским начальством и тайной полицией) как какая-то безвредная блажь, наподобие спиритизма. Ведь с коммунистическим или каким-либо другим подпольем, а также с ангольскими или мозамбикскими повстанцами, Гонсалвиш не поддерживал связей. Не пытался он контактировать и с военными оппозиционерами наподобие генерала Делгаду. В 1960 г. Гонсалвиш написал пару статей в подпольную военную газету «Трибуна милитар», которая не была марксистской, но вскоре писать туда прекратил. Будучи в Африке, Гонсалвиш высказывался против колониальной войны и за предоставление независимости колониям, но тут он не был одинок, и не привлёк к себе внимания спецслужб.
Гонсалвиш не был, что называется, «душой общества» – достаточно замкнутый, одинокий человек, он никого не пытался обратить в свою веру, и пользовался уважением коллег как знающий профессионал и честный человек. Гонсалвиш поддерживал хорошие отношения с начальником Генерального штаба армии генералом Франсишку да Кошта Гомишем, который высоко ценил полковника и знал о его взглядах. Не испытывая симпатий к коммунизму, генерал почему-то тоже не придавал значения увлечённости Гонсалвиша левыми идеями.
К «Движению капитанов» Гонсалвиш примкнул в декабре 1973 г. и сразу был избран в состав редакционного комитета, который должен был разработать программу движения. Судя по всему, именно близость Гонсалвиша к генералу Кошта Гомишу сделала полковника одной из главных фигур Движения: связь с начальником Генштаба была критически важна. При этом все участники тех событий утверждают, что сам Гонсалвиш вёл себя очень скромно и ни на какие должности не стремился. Возможно, поэтому более властолюбивые офицеры и начали продвигать именно его – такого неконфликтного и невластолюбивого.
Артиллерист Мелу Антуниш, дослужившийся к моменту революции до майора, был ещё одной влиятельной фигурой Движения и его признанным идеологом. Антуниш, в отличие от Гонсалвиша, пытался заниматься политикой. В 1969 г. он опубликовал документ «Независимая кандидатура на парламентских выборах 1969 г.: Декларация Понта-Дельгада» и выставил свою кандидатуру в депутаты Национального собрания, но его кандидатура не была утверждена правительством. Антуниш стремился к строительству «демократического общества с ярко выраженными социалистическими чертами», т.е. был социал-демократом. «Мы… хотим создать образец самобытного общества, социализм на португальский лад, который никому и ничем не будет обязан», – говорил он уже после революции. Именно он составил программу Движения капитанов. Интересно, что уже после революции генерал Спинола предпочёл назначить главой правительства Гонсалвеша, а не Антуниша, которого он считал «отъявленным коммунистом», хотя всё было точно наоборот (Суханов В.И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории. М. «Мысль», 1983 – С.136).
Пехотинец майор Витор Алвиш был одним из организаторов протестов уравнения кадровых военных с «милисиануш», а в Движении отвечал за его «политическую ориентацию». Для него идеалом была европейская демократия, а социализм – скорее красивым лозунгом без конкретного содержания.
За военную составляющую революции отвечал майор артиллерии Отелу ди Карвалью. Он тоже оказался вовлечённым в политику после указа о «милисиануш». В юности Отелу мечтал о карьере актёра, и (единственный из всех участников Движения) был активистом фашистского Португальского легиона. Отелу ди Карвалью отличался огромным самолюбием и склонностью к позёрству; он использовал ультралевую риторику, хотя его убеждения вряд ли были продуманными и основательными.
Среди активистов Движения был также майор Жозе Санчес Осорио, убеждённый христианский демократ и либеральный монархист, ненавидевший режим из-за его антидемократической сущности. Один из наиболее активных и ярких лидеров Движения, он вскоре после переворота разошёлся со вчерашними товарищами по разные стороны баррикад.
***
Революции всегда проходят стадии развития – от умеренности к радикализму. Однако «Революция гвоздик» была военным переворотом, и закономерности революций вполне могли обойти её стороной. Тот факт, что переворот в Португалии развивался по законам революционного жанра (общедемократическая революция – радикализация – жирондистский переворот) в значительной мере является случайностью. Ведь другие левые военные перевороты (в Египте в 1952-м, в Южной Корее в 1961-м, в Перу в 1968-м, в Эквадоре и Гондурасе в 1972-м) радикализации не переживали, ограничиваясь намеченными заранее реформами «сверху».
К перевороту Движение капитанов подошло в виде достаточно массовой и влиятельной военной организации, имеющей расплывчатую программу общедемократического типа и не имеющей общепризнанных лидеров (не имевший отношения к Движению генерал Спинола априорно считался лидером военной оппозиции). Движение не намеревалось становиться властью: оно рассчитывало создать Совет Национального Спасения, который должен будет быстро передать власть демократическим институтам. Однако их надо было ещё создать, что в стране, за полвека диктатуры отвыкшей от демократии, было непросто.
Трудная свобода
25 апреля 1974 г. Движение капитанов без сопротивления захватило власть в Португалии. Премьер-министр Каэтану и президент Томаш сдались, руководители тайной полиции разбежались (только маленькая группа агентов ПИДЕ-ДЖС пыталась отстреливаться в своей штаб-квартире), 80-тысячный Португальский легион рассеялся без единого выстрела.
Бескровная революция (пять гражданских лиц стали жертвами стрельбы у штаб-квартиры ПИДЕ), уничтожившая самую старую диктатуру Европы, положила начало демократическому процессу. Сразу после капитуляции Каэтану Движение капитанов, преобразованное в Движение вооружённых сил (ДВС), сформировало Совет Национального Спасения (СНС), объявившее временным президентом Португалии генерала Спинолу. Показательно, что в первом составе СНС не было ни одного участника Движения капитанов, и только капитан 1-го ранга Жозе Батишта Пиньейру де Азеведу участвовал в перевороте (хотя до этого не был связан с военными подпольщиками), а капитан 2-го ранга Антониу Роза Коутинью был известен как сторонник демократии и деколонизации. Показательно, что Спинола, произнося первую речь в качестве главы Португалии, ни словом не упомянул Движение, и был «поправлен» стоящими рядом «Капитанами Апреля».
На улицах Лиссабона 25 апреля 1974 г.
СНС сумел быстро взять власть в свои руки, подчинив себе государственный аппарат, обеспечил выход из подполья и организацию новых политических партий. 16 мая 1974 г. СНС сформировал первое послереволюционное правительство, во главе которого встал 69-летний Аделину да Палма Карлуш – беспартийный адвокат и известный масон, при диктатуре неоднократно защищавший оппозиционеров. В состав правительства вошли представители вышедших из подполья Португальской социалистической партии (ПСП) и Португальской коммунистической партии (ПКП), а также только что сформированных либерально-консервативных Партии демократического действия (ПДД) и Народно-демократической партии (НДП).
Разумеется, правительство, состоящее из марксистов-ленинцев (а в Португалии коммунисты были самыми пещерными сталинистами), либералов и католиков, эффективным быть не могло. Коммунисты требовали по-шариковски «всё взять – и поделить», а премьер-министр «не признавал социализма и был сторонником быстрейшего движения Португалии по пути индустриально развитых капиталистических стран Европы» (Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: страницы истории /М. «Мысль», 1983 – С.207). Коммунисты и появившиеся левацкие группировки требовали радикальных преобразований, и они апеллировали к ДВС. И находили поддержку у некоторых лидеров Движения.
На улицах Лиссабона 25 апреля 1974 г.
Это естественный ход военной революции: офицеры, совершившие переворот, вне зависимости от своих политических убеждений, всегда с подозрением смотрят на гражданских, которым они передают власть. Они всегда считают, что «штафирки» ничего не умеют и не понимают, что они слабы, или же вообще предают идеалы революции. Суть проблемы в том, что совершившие переворот офицеры болезненно относятся к тому, что их отстраняют от принятия решений. Кроме наивного убеждения, что они всё бы делали лучше, большую роль играет и личная обида: как же так, мы всё устроили, мы рисковали жизнями, а теперь с нами никто не хочет считаться!
Примерно в той же логике действовали египетские «Свободные офицеры», свергшие монархию в 1952 г. и передавшие власть харизматичному, но совсем нереволюционному генералу Нагибу. Поняв, что он не намерен опираться на группу молодых офицеров во главе с Насером, те свергли генерала и начали править сами. Точно так же бразильские генералы в 1964 г., свергнув левого президента Гуларта, поначалу обещали передать власть гражданскому правительству, но быстро передумали и передали власть только через 20 лет. И эфиопский Дерг изначально не собирался устанавливать свою власть, и генерал Пиночет тоже сначала не думал об установлении военной диктатуры. Но власть отдавать трудно: соблазн закрепить её за собой, особенно если она и так у вас в руках, слишком велик.
«Забывчивость» Спинолы, которому «Капитаны Апреля» были вынуждены напоминать о своей роли, насторожила их и толкнула к поискам союзников среди гражданских сил, готовых с ними считаться.
Режим Спинолы – Палмы Карлуша столкнулся с нарастающими проблемами, которые ему преподносили, в первую очередь, коммунисты. Они требовали немедленных выборов в Учредительное собрание и срочного исполнения пунктов своей программы – национализации банков, поместий и как минимум крупной промышленности, а также немедленного прекращения колониальных войн. Разумеется, выполнить всё это было невозможно, а попытки исполнения программы ПКП привели бы к полному хаосу и анархии. Тем временем в колониях ситуация стремительно ухудшалась: армия быстро разлагалась, военные операции были прекращены, а совсем было разгромленные партизаны начали брать под контроль африканские посёлки и громить «белые» фермы. Из Конго, Танзании и Замбии в Анголу и Мозамбик вторглись вытесненные было португальцами отряды МПЛА и ФРЕЛИМО, срочно получившие новые партии оружия от СССР и Кубы.
19 июля 1974 г. Палма Карлуш, не сумев противостоять жёсткому давлению коммунистов, подал в отставку. И тут на арену вышло почти забытое ДВС, которым фактически руководил к тому времени полковник Гонсалвиш, а «правой рукой» сделался генсек компартии Алваро Куньял. Спинола попытался назначить главой кабинета министра обороны полковника Мариу Фирмину Мигела, но на заседании СНС офицеры – члены ДВС выступили против, потребовав назначения премьер-министром либо Мелу Антунеша, либо Гонсалвиша, кандидатуру которого поддержали начальник Генштаба Кошта Гомиш и адмирал Роза Коутинью. Президент был вынужден согласиться: войска, дислоцированные в метрополии, к тому времени подчинялись Оперативному командованию на континенте (КОПКОН), считавшегося выше Генштаба. Фактически им руководил заместитель командующего Отелу ди Карвалью, к тому времени перешедший на ультралевые позиции. Антунеша Спинола считал коммунистом, и главой кабинета министров стал Гонсалвиш, к тому времени полностью ориентировавшийся на компартию, чего президент, похоже, просто не знал.
Переговоры с африканскими повстанцами шли трудно. Сельские районы колоний постепенно переходили в руки партизан, европейское население подвергалось гонениям и насилиям и бежало в города – разложившаяся армия его больше не защищало. Отряды МПЛА, ФНЛА и УНИТА возобновили междоусобную войну. Города Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау заполнились беженцами, но и туда проникали и банды партизан, усиливая хаос. Всё больше португальцев бросали всё и устремлялись на родину, где для них не было ни работы, ни жилья.
Если в Мозамбике и Гвинее-Бисау партнёрами революционных властей Португалии стали ведущие повстанческие движения (ФРЕЛИМО и ПАИГК), то в Анголе у них был выбор. Правительство Гонсалвиша и революционный губернатор Анголы адмирал Роза Коутинью в качестве основного партнёра выбрали марксистское МПЛА. Адмирала до сих пор не без оснований упрекают в том, что он следовал «советам» компартии, но нельзя исключить и психологическую подоплёку такого выбора: в 1962 г. тогда ещё первый лейтенант флота Роза Коутинью был захвачен в плен партизанами ФНЛА и несколько месяцев провёл в плену на партизанской базе в Конго, подвергаясь всевозможным издевательствам. Не это ли определило его симпатии к МПЛА?
В стране сложилось классическое двоевластие: президент-либерал и правительство, возглавляемое марксистом и опирающееся на компартию. Гонсалвиш не хотел понимать, что он, будучи премьером, не имеет права опираться только на ту партию, которая ему нравится. Даже с президентом он считаться не желал, считая правым только себя и партию, которой верил.
Португалию охватили забастовки – по любому поводу и без оного. На каждом углу в Лиссабоне и Порту шумели митинги: десятилетия молчания вышли на поверхность желанием высказаться, выкрикнуть заветное – как в СССР в разгар перестройки. И, как в Советском Союзе, выплеснулась всякая пена – те, кого в Москве называли «демшизой». В традиционалистской Португалии, особенно в сонной провинции, это нравилось далеко не всем. Свергнутая диктатура множеству жителей была привычна и близка, и после революции они волей-неволей начали политизироваться. Появились оппозиционные революционерам группировки: Либеральная партия (несмотря на название – откровенно салазаристская), неофашистское Португальское федералистское движение, право-католическое Португальское народное движение, Португальская националистическая партия, созданная опомнившимися боевиками Португальского легиона. К ним примкнула социал-демократическая, при этом крайне агрессивная и предельно враждебная коммунистам Демократическая рабочая партия. Весь этот разношёрстный конгломерат в целом поддерживал Спинолу и выступал резко против правительства Гонсалвиша и коммунистов.
Политическая поляризация подорвала дисциплину в армии: кавалерийские (бронетанковые) полки и специальные подразделения десантников выступали на стороне президента и не желали подчиняться ДВС. С другой стороны, ряд пехотных, артиллерийских и зенитных подразделений поддерживали ДВС и не хотели исполнять приказы президента.
Противоречия между Спинолой и ДВС подогревались ситуацией вокруг деколонизации. Президент считал, что в колониях прежде всего необходимо восстановить порядок, что процесс предоставления независимости колониям должен быть прекращён, и что повстанцы должны преобразоваться в политические партии. После этого, по мнению Спинолы и его окружения, следовало создать федерацию Португалии с её колониями. Руководство ДВС, отчасти из-за левых убеждений Гонсалвиша, Антунеша и Карвалью, отчасти из-за деморализации воинских частей в Африке считало необходимым побыстрее предоставить колониям независимость на любых условиях. Кроме того, Спинола планировал немедленно принять новую Конституцию с сильной президентской властью, против чего решительно возражали левые лидеры ДВС, намеревавшиеся сосредоточить управление страной в своих руках.
Поистине, путь Португалии к свободе оказался труден. Слишком непривычны для народа, привычного к диктатуре, были демократия, свобода, многопартийность. Слишком непривычно было будущее без колоний…
Между «февралём» и «октябрём»
26 августа в Алжире португальские власти подписали соглашение о мире в Гвинее-Бисау, а 10 сентября 1974 г. ДВС заявило о намерении передать власть в этой стране повстанческому движению ПАИГК, причём она должна была распространиться и на Острова Зелёного Мыса (Кабо-Верде), мулатское население которых рассчитывало остаться в Португалии. Однако мнения кабовердийцев не спросили не только лидеры ПАИГК, но и руководители ДВС. План передачи власти в Гвинее-Бисау столь недемократическим путём, к тому же явным экстремистам, спровоцировал жёсткий конфликт между президентом Спинолой и правительством Гонсалвеша.
На тот момент все власти в стране были неконституционными, поскольку Конституцию принять не удавалось из-за борьбы спинолистов с левыми. Единственным органом власти был Совет Национального Спасения (СНС), но источником власти был ДВС: он назначил президента, и он же сформировал правительство. Но президент и премьер видели путь развития Португалии совершенно по-разному.
Спинола решил действовать: он выступил с программной речью, в которой указывал на самовластье левых, окопавшихся в правительстве и ДВС, которые намеревались навязать Португалии левый вариант государственного строительства, игнорируя мнение большинства португальцев. Поэтому Спинола обратился к «молчаливому большинству португальского народа» с призывом «пробудиться и защитить себя от экстремистов». Показательно, что президент-генерал не попытался устроить новый военный переворот, опираясь на верные ему части, хотя таковые имелись. Этим молодая португальская демократия зафиксировала собственную национальную особенность – пытаться решать даже самые острые политические вопросы без кровопролития (это напоминает этнически и культурно близкую португальцам Бразилию, где после 1945 г. произошло три военных переворота, и все – бескровные).
В Лиссабоне появились листовки, сообщающие о предстоящем марше «молчаливого большинства» в поддержку Спинолы, но коммунисты начали их срывать. Премьер Гонсалвиш при поддержке компартии заявил о запрете манифестации, но Совет Национального Спасения не смог принять решения и раскололся. Председатель СНС, генерал авиации Карлуш Галван ди Мелу, опубликовал коммюнике в поддержку демонстрации, но не от имени Совета, а от себя лично. Премьер Гонсалвиш заявил протест, который генерал в резкой форме отклонил.
27 сентября на лиссабонской арене «Кампу Пекену», во время корриды, зрительские трибуны начали скандировать здравицы в честь Спинолы, протестовать против ухода из колоний и требовать отставки Гонсалвиша. После этого Спинола пригласил в президентский дворец «Белен» Гонсалвиша и командующего КОПКОН Карвалью и фактически арестовал их. В ночь на 28 сентября толпы молодых людей из «молчаливого большинства», вооружённые палками и камнями, попытались разгромить здание ЦК компартии, но были отогнаны хорошо вооружёнными коммунистическими боевиками.
Ситуация в Лиссабоне 28 сентября напоминала Москву в первый день путча ГКЧП: газеты не вышли, радио передавало только военные марши, никто ничего не знал и не понимал. Коммунисты призывали к строительству баррикад, «молчаливое большинство» грозило устроить марш, но не пыталось никуда маршировать. По сути, правые и левые ждали действий армии: за полгода революции Португалия свыклась с тем, что всем управляют военные. И армия сказала своё слово: президент Спинола по каким-то причинам (по-видимому, после консультаций с начальником Генштаба генералом Коштой Гомишем) отпускает Гонсалвиша и Карвалью из-под ареста, и те сразу берут ситуацию в свои руки. Части КОПКОН занимают Национальное радио и объявляют о запрете манифестации в поддержку Спинолы (одновременно сообщается о загадочных «машинах с оружием, задержанных при попытке въехать в Лиссабон» – стандартное нагнетание обстановки). После этого Спинола объявляет, что манифестация всё равно состоится, и части КОПКОН в ответ занимают уже все радио- и телестудии, телефонный узел и аэропорт, строят баррикады вместе с коммунистами, а также окружают дворец «Белен». Огромные толпы сторонников Спинолы стоят в предместьях Лиссабона: их не пускают в город солдаты КОПКОН. В такой обстановке начались переговоры между Спинолой и группой Гонсалвиша-Карвалью, но было понятно, что генерал-президент уже проиграл.
30 сентября фактически лишённый власти и окружённый левыми войсками Спинола сдался и объявил о своей отставке: он предупредил, что Португалию ожидают «кризис и хаос». Новым президентом стал политически всеядный покровитель Гонсалвиша, начальник Генштаба генерал Кошта Гомиш. Сторонники Спинолы, генералы Жайме Силвериу Маркиш, Карлуш Галван ди Мелу и Мануэл Диогу Нету были выведены из состава СНС.
Власть полностью сосредотачивается в руках левой группировки Гонсалвиша, хотя и она сама далеко не едина, и многие офицеры колеблются в своей поддержке левой политики, а демократия в стране сохраняется.
События 28 были официально объявлены попыткой фашистского переворота (таким образом, Спинола и его сторонники называются фашистами; это – обычная практика коммунистов: объявлять фашистами всех, кто против них). Начались аресты, в том числе тех, кто никакого отношения к событиям не имел, но выступал против левых – например, поэта и «фашистского интеллектуала» Флорентину Ногейры. Некоторые активные сторонники Спинолы были вынуждены эмигрировать – в том числе потомок португальских королей, герой колониальной войны капитан Франсишку Браганса ван Уден. Правые партии (Португальское федералистское движение, Португальское народное движение, Либеральная партия, Португальская рабочая демократическая партия) были запрещены. Запретили и Христианско-демократическую партию, созданную членом ДВС и министром информации Санчесом Осорио: сам он изгоняется из правительства, ДВС и армии.
Однако левая группировка Гонсалвиша не добилась полного контроля над взбудораженной Португалией: многопартийность сохранялась, в правительстве продолжали присутствовать оппозиционные коммунистам деятели, сохранили свои посты и многие офицеры – спинолисты и просто противники коммунистов. Генерал Спинола, лишившись президентского поста, оставался в Португалии и сохранял определённое влияние в стране и армии: левые власти не решились что-либо предпринимать против вчерашнего героя и кумира.
Против легальной правой оппозиции (Народной монархической партии (НМП), Социально-демократического центра (СДЦ) и Социал-демократической партии (СДП) коммунисты организовали давление «народных масс»: их газеты изымались из киосков, активисты подвергались нападениям «неизвестных лиц». 4 ноября 1974 г. вооружённая группа «неизвестных» атаковала штаб-квартиру СДЦ; её охрана была вынуждена вести настоящий бой с нападавшими, которых удалось отогнать.
Тем временем запрещённые правые движения ушли в подполье и приступили к организации подпольных структур, ориентированных на силовое противостояние левым. 6 января 1975 г. ультраправые сформировали подпольную Армию освобождения Португалии (ЭЛП), костяком которой стали салазаристы, бывшие легионеры, агенты ПИДЕ и правонастроенные офицеры. Во главе ЭЛП встал Барбьери Кардозу – бывший заместитель директора ПИДЕ. Лидерами организации были сын Кардозу Нуну, офицер флота, упоминавшийся член королевской семьи Ван Уден, бизнесмен Жозе Алмейда Араужу и известный юрист и дипломат, профессор Педру Соареш Мартинеш. Разумеется, столь элитарная группировка не могла привлечь народные массы, однако была способна их возглавить в случае кризиса.
Правительство Гонсалвиша и ДВС готовило выборы в Учредительное собрание, намеченные на апрель 1975 г.; левые и правые готовились к решающей схватке за власть, но козыри были у левых. Они взяли под контроль ДВС, приняв в феврале 1975 г. поправку в программу Движения, гласившую, что Португалия сделала «социалистический выбор». Но сил для полного подавления противников у коммунистов и их союзников пока не было, тем более, что в правительстве продолжали занимать министерские посты лидер социалистов Мариу Соареш и глава Народно-демократической партии Франсишку Са Карнейру.
«Час Х» настал 11 марта 1975 г. Сторонники Спинолы и сам потерявший президентский пост, но не смирившийся генерал после объявления о «социалистическом выборе» Португалии, решили, что ждать больше нельзя. Генералы-спинолисты Карлуш Фабиан (начальник штаба сухопутных войск), Галван ди Мелу, Фрейре Дамиан и командир десантной бригады Жайме Невиш попытались ослабить послушные левым воинские части, но это получилось плохо: одна из частей отказалась выполнить приказ о передислокации на Север (где она оказалась бы во враждебной коммунистам среде); в других частях офицеры отказывались уходить в увольнительные, чувствуя, что что-то намечается. Сам Спинола накануне выступления совершил большую ошибку, посетив в Сантарене главного героя Революции гвоздик, капитана Салгейру Майя, и предложив ему присоединиться к заговору. Майя отказался, выбрав товарищей-капитанов, а не генералов.
11 марта в 11:50 авиация и десантники на базе ВВС Танкуш в 100 километрах к северу от Лиссабона получают приказ разоружить преданный коммунистам и Гонсалвишу 1-й артиллерийский полк в столице. Одновременно Национальная республиканская гвардия, не участвовавшая в революции, арестовывает назначенных ДВС командиров. В 12:30 восставшая авиация бомбит и захватывает радиостанцию «Клуб Португеш»; самолёты и вертолёты мятежников бомбят казармы артиллеристов – сторонников Гонсалвиша.
Десантники уговаривают артиллеристов сдаться; их, в свою очередь, окружает недружелюбная толпа коммунистов. Ключевые объекты столицы берутся под контроль частями КОПКОН, верными ультралевому Карвалью; коммунисты начинают строить в Лиссабоне баррикады. Под воздействием толпы десантники отказываются штурмовать артиллерийские казармы и начинают брататься с толпой.
Мятеж проваливается. Генерал Спинола с группой сторонников улетает на вертолёте в Испанию, откуда он впоследствии перебирается в Бразилию. Время «португальского Керенского» закончилось.
Вперёд, к победе коммунизма!
В результате неудачного путча Спинолы власть в Португалии окончательно перешла в руки левого крыла ДВС, ориентированного на коммунистов. СНС был распущен и заменён Революционным советом, руководили которым левые лидеры ДВС; хотя в его состав которого вошли и умеренные офицеры. Само ДВС было узаконено, и на него законом от 14 марта возлагались гарантии «безопасности, веры и спокойствия» португальскому народу, а также «работы по национальному обновлению». Таким образом, ДВС превращалось в политизированную структуру, контролирующую армию – нечто вроде Политуправления Вооружённых Сил СССР.
Пленарная ассамблея ДВС была поставлена выше правительства и парламента, который только намечалось выбрать, Ревсовет был подотчётен ей, и выше неё стоял лишь президент. При этом сам президент избирался ассамблеей. Ассамблея также назначала министров обороны, внутренних дел и экономики. Таким образом, Пленарная ассамблея ДВС (240 делегатов от армии – 120 от сухопутных сил, 60 от авиации и 60 от флота) сосредотачивала в своих руках исполнительную власть в Португалии. При этом ДВС не собиралось немедленно передавать власть конституционным органам, которые должны были быть созданы Учредительным собранием, а планировало осуществлять власть во всяком случае до 1980 г. По этому поводу Гонсалвиш откровенно заявил: «Мы не можем позволить себе потерять в результате выборов то, чего мы достигли».
11 апреля все шесть легальных партий Португалии подписали соглашение с ДВС о совместных действиях: во-первых, спорить с армией было неразумно, во-вторых, документы Движения ничего не говорили о строительстве коммунизма, а ограничивались расплывчатыми обещаниями «двигаться по пути социализма». Но главное – выборы в Учредительное собрание ДВС, в отличие от русских большевиков, отменять не собиралось. А это означало, что после выборов ситуация в стране могла перемениться.
Близкая к компартии группировка Гонсалвиша приступила к реформам, не дожидаясь выборов: она намеревалась сделать изменения марксистского толка необратимыми. Были национализированы крупные предприятия и вся банковская система. На предприятиях был установлен «рабочий контроль». В сельских районах юга страны развернулась аграрная реформа: начались ликвидация латифундий и создание крестьянских кооперативов. Для её осуществления в сельские районы посылались группы активистов наподобие «двадцатипятитысячников» в СССР во время коллективизации, состоящие из левонастроенных офицеров, членов компартии и сочувствующих. 5-й отдел Генштаба начал процесс «культурной динамизации»: в школах, вузах и в СМИ началось бичевание «язв капитализма» и разъяснялись преимущества социализма – в качестве положительных примеров приводились СССР, Китай, Куба и Северный Вьетнам.
Все профсоюзные объединения по приказу Гонсалвиша были объединены в единый профцентр – Интерсиндикал, во главе которого встали коммунисты. На местах создавались параллельные органы власти – «базовые народные организации», формировавшиеся по классовому признаку, которые в дальнейшем должны были из своей среды сформировать Национальную народную ассамблею вместо парламента. Эти структуры, хотя и объявлялись органами «прямой демократии», были откровенными заимствованиями из советской политической практики: это были местные советы, созданные по партийному и классовому признаку, которые должны были делегировать своих представителей в орган, аналогичный Верховному Совету.
Эта перспектива шла вразрез с формированием демократической системы и выборами в Учредительное собрание – точно так же, как система советов в России вошла в противоречие с выборами в Учредительное собрание в нашей стране в конце 1917 – начале 1918 г. И, разумеется, закамуфлированное словесной мишурой создание советской системы в Португалии приходило в противоречие с демократией как таковой, многопартийностью и пр. Как и в России весной-осенью 1917 г., в Португалии весной-осенью 1974 г. шли два разнонаправленных процесса – формирование демократических государственных структур и управленческих структур тоталитарного, советского типа.
25 апреля 1975 г. в Португалии состоялись выборы в Учредительное собрание, сыгравшие важнейшую роль в политическом развитии страны. «Перед выборами в политической системе страны доминировали левые военные, выступавшие за углубление революции и сближение с коммунистами. Выборы показали, что большинство мест получили антиреволюционно настроенные партии – социалисты, в рядах которых возобладали умеренные политики (37,8%), центристы из Народно-демократической партии (26,3%) и правый Социально-демократический центр (7,6%). Произошло географическое размежевание – консервативный центр голосовал за НДП и СДЦ, но и юг, где были сильны левые, поддержал не только коммунистов, но и в большей степени социалистов. Компартия с 12,5% осталась третьей. Военные все равно сохранили влияние, но стали ясны его пределы…» (Алексей Макаркин «Учредительное собрание: революция или эволюция?», Русская Idea, 15.12.2017).
12% голосов для компартии, на которую опиралось руководство ДВС, стало тяжёлым поражением. На юге, где были национализированы крупные латифундии и развернулось «добровольно-принудительное» кооперирование крестьянства, и где были расположены национализированные крупные предприятия, коммунисты и группа Гонсалвиша рассчитывали на поддержку большинства трудящихся. Однако там на первое место вышли социалисты Соареша, выступавшие в то время за социализм довольно левого толка (они не возражали против национализации заводов и кооперации крестьян), но были категорически против насильственных действий, любой угрозы многопартийности и многоукладности экономики. Явное стремление Гонсалвиша и ПКП двинуть Португалию по пути стран «народной демократии» восточноевропейского типа их не устраивало, и они предпочли начать сближение с центристскими и правыми силами. После крупного успеха на выборах социалисты почувствовали свою силу и начали резко противиться коммунистам.
Мариу Соареш, основатель и многолетний лидер соцпартии – знаковая фигура португальской истории ХХ века. Юрист и специалист по истории философии, он, будучи студентом, вступил в компартию. Решающую роль в этом сыграл коммунист Алвару Куньял, впоследствии ставший генеральным секретарём ПКП, соратником Соареша по Временному правительству 1974-75 гг. и его злейшим политическим противником. Куньял был репетитором готовившегося к поступлению в университет юного Мариу, и, будучи блестящим интеллектуалом (он был писателем и талантливым скульптором) оказал на молодого человека сильное влияние.
Мариу Соареш
Однако в 1951 г. Соареш вышел из компартии. Причиной выхода из ПКП стали его сомнения в марксистско-ленинских идеалах. ПКП была крайне ортодоксальной сталинистской партией, а сам Куньял до самой смерти – убеждённым сталинистом. В начале 1950-х славословия ПКП в адрес Сталина, неумеренное восхищение всеми аспектами советской жизни входили во всё большее противоречие с той информацией, которая проникала в Португалию из-за «железного занавеса». СССР посещали люди с Запада, и рассказывали о чудовищной нищете советского народа, жестоких репрессиях, полном подавлении свободы в любой форме, милитаристском угаре и растущем национализме.
И Соареш ушёл в «свободное плавание». Он остался марксистом (но уже не ленинцем) – левым социалистом, опиравшимся на труды Маркса, Каутского, Грамши и интересовавшегося «югославским самоуправляющимся социализмом». Европейское культурное влияние, проходившее мимо его бывшего учителя Куньяла, всё сильнее вовлекало Соареша в борьбу за идеалы свободы и демократии, оставляя за понятием «социализм» его первоначальный смысл – защиту бедных, помощь обездоленным, расширение прав трудящихся. В 1964 г. в Женеве Соареш и группа португальских оппозиционеров создала Социалистическое действие – группу независимых марксистов-демократов, позднее оформившуюся в Социалистическую партию.
Соареш бескомпромиссно боролся за свои идеалы. Его неоднократно арестовывали, высылали из страны; он участвовал во всех оппозиционных кампаниях, таких, как президентская кампания генерала Делгаду. Он поддерживал контакты и с недовольными военными, в том числе с Движением капитанов. Не чурался он и связей с коммунистами – старейшей антидиктаторской силой. В первые месяцы после революции Соареш пытался выстроить единую линию всех сил, выступавших за строительство демократической Португалии, в том числе и ПКП. Но когда он понял, что компартия, возглавляемая его бывшим репетитором и кумиром, ведёт дело к советизации, вступил с ней в жёсткую, бескомпромиссную борьбу. Роль соцпартии и лично Соареша в том, что провалился проект превращения Португалии в подобие какой-нибудь Румынии или Кубы – огромна.
Соареш – один из тех, кого можно назвать заглянувшими в бездну. Были в ХХ веке политики, молодость которых прошла в увлечённости коммунизмом, но которые путём непростых размышлений, анализа происходящего, сопоставлений советской пропаганды и реальности, сделали выбор против коммунизма. И стали самыми его непримиримыми противниками, оставаясь защитниками трудящихся. Таковы были Соареш, президент Сингапура Ли Куан Ю, отец южнокорейского «экономического чуда» Пак Чжон Хи, президент Венесуэлы Ромуло Бетанкур, вождь перуанской партии АПРА Айя де ла Торре, губернатор бразильского Рио-де-Жанейро Карлус Ласерда.
Несмотря на поражение компартии на выборах, правительство ускорило социалистические преобразования: национализацию предприятий и аграрную реформу. «Собрания рабочих («пленарио») выбирали комиссии с широкими правами рабочего контроля. ДВС поддержало этот процесс и 8 июля приняло «Руководящий документ», составленный сторонниками Гонсалвеша и более радикального генерала О.Сарайва де Карвальо. Документ выступал за создание «демократии нового типа», основанной на «базовых народных организациях» (выборных комиссиях жителей и предприятий), которые получают права местной власти и производственного самоуправления, объединяются в федерации и формируют Национальную народную ассамблею.
Эта концепция не была поддержана Учредительным собранием, но все же в конституцию вошли положения о рабочих комиссиях и социалистической перспективе португальского общества. Рабочий коллектив захватил даже крупную газету «Република», близкую к СП, и она стала «открытой трибуной», где публиковались прежде всего леваки. Этот случай стал поводом к выходу из правительства в июле СП и НДП. Леваки захватили также крупную католическую радиостанцию «Радио Ренашенса». Росло их влияние в комиссиях и среди солдат. Комиссии жителей захватывали мелкие предприятия и магазины, которые переходили под контроль местного самоуправления.
Возникло солдатское движение «Объединенные солдаты победят!», которое пыталось создавать «ассамблеи делегатов подразделения» – аналог солдатских советов» (Португальская революция 1974-1975 гг. http://www.soviethistory.ru/socialism/a-51.html).
25 июля чрезвычайная ассамблея ДВС передала всю политическую власть Политической директории в составе триумвирата – умеренного (точнее, политически бесцветного) президента Кошта Гомиша, марксиста-ленинца Гонсалвиша и маоиста ди Карвалью (оба они, в соответствии с высокими должностями, были повышены до генералов). Ревсовет был подчинён директории. В правительство впервые не вошли представители партий: Гонсалвиш решил править единолично, опираясь на негласную поддержку коммунистов. Социалистические преобразования ускорились. Но общество не собиралось идти под ярмо новой тирании: над Португалией занималось зарево гражданской войны.
Португальская Вандея
Новый кабинет Гонсалвиша, уже без социалистов и народных демократов, был сформирован 12 июля 1975 г. А на следующий день, 13 июля, север Португалии взбунтовался против революционного режима. Началась португальская «Война Севера и Юга», «Португальская Вандея», или Жаркое лето (Verão Quente); под этим названием борьба прокоммунистических и антикоммунистических сил вошла в историю.
Аграрный, бедный и глубоко религиозный Север сильно отличался от других регионов Португалии. В 1846 г. правительственный запрет погребения в помещении церквей (по соображениям гигиены) вызвал гнев португальских северян, так как нарушал их вековые традиции, а начало создания земельного кадастра породил подозрения, что власти хотят отобрать у крестьян землю. Это привело к массовому восстанию, в ходе которого мужчины и женщины, вооружённые дубинами и сельскохозяйственными орудиями, вели бои с армией. Восстание получило имя Марии да Фонте в честь предводительницы восставших из окрестностей города Брага (хотя не исключено, что это собирательный образ).
В 1919 г. в тех же местах произошло новое восстание – под знаменем восстановления монархии (Португалия с 1910 г. была республикой).
«Север фактически был другой страной. Страной мелких фермеров и мелких предпринимателей, самостоятельных собственников, с 1960-х годов связанных с Западной Европой экспортом и миграцией. Рабочий класс Севера был занят не на крупных предприятиях, а на небольших фабриках, разбросанных по полям. И эта другая страна столкнулась с Югом государственных служащих, латифундий и крупных компаний – собственности старых семейств, охраняемых диктатурой и национализированных революцией. Яростные независимые сообщества объединились вокруг традиционных религиозных авторитетов. Летом 1975 г. эти люди под звон колоколов вышли на улицы, чтобы бросить вызов лиссабонскому коммунизму» (Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу. В Кризис.ру, 13.07.2015).
Аналогии Жаркого лета с религиозным и монархическим восстаниями 1846 и 1919 г. несомненны, но португальский Север, при всём своём консерватизме, с тех пор всё же сильно изменился. Движущие силы и лидеры восстания были очень разными и представляли широчайший политический спектр – от ультраконсервативных католических фанатиков (прямых наследников движений прошлого) до либералов европейского типа, от фашистов до левых антикоммунистов.
Ударной, самой организованной и агрессивной силой «португальской Вандеи» стала Армия освобождения Португалии (ЭЛП) во главе с бывшими оперативниками ПИДЕ. Люди Барбьери Кардозу и Жорже Жардина были дисциплинированны и храбры; у них были контакты с европейскими ультраправыми, много оружия и каналы его поставок из Испании. Но действовали они не сами по себе, а в контакте с другими участниками антикоммунистического движения. Похожую деятельность вело и другое военизированное движение – Оперативное командование защиты западной цивилизации (КОДЕСО), созданное бывшими офицерами и солдатами – участниками колониальной войны; его идеология представляла собой смесь крайнего антикоммунизма, национализма, средневекового романтизма и христианского мессианства в духе крестоносцев.
Политическое прикрытие Вандеи осуществляло Демократическое движение за освобождение Португалии (МДЛП), созданное в Бразилии генералом Спинолой и его единомышленниками-военными. Будучи христианско-демократическим, движение отрицало насильственные действия, хотя тайно сотрудничало с ЭЛП и КОДЕСО, да его собственные боевики совершали теракты. Главной заслугой МДЛП было вовлечение в борьбу военных и гражданских чиновников Севера на стороне антикоммунистов. Эта работа была успешной: на стороне восставших были командующий Северным военным округом Антониу Пиреш Велозу и гражданский губернатор округа Брага Эурику ди Мелу. И центральная власть в Лиссабоне не могла не только арестовать обоих, но и сместить со своих постов!
Массовость движению обеспечило общественное движение «Мария да Фонте», названное в честь полумифической руководительницы крестьянского восстания 1846 г. и состоявшее из крестьян. Именно крестьяне не позволили левым подавить «португальскую Вандею» и переломили весь ход португальской революции. Лидером движения стал настоятель кафедрального собора, куратор семинарии и викарий архиепархии Браги Эдуарду Мелу Пейшоту: его называли «каноник Мелу». Он был душой, сердцем и голосом «португальской Вандеи», без него восставший Север не выстоял бы, а без его твердокаменных моральных принципов почти мирное восстание превратилось бы в кровавую пугачёвщину. Организационными вопросами движения занимался Вальдемар Парадела ди Абреу, журналист и сторонник демократической оппозиции при Салазаре.
Движение опиралось на церковные приходы: большинство церквей стало штабами контрреволюции, собирая колокольным звоном прихожан на бой. «Белый крест победит красное угнетение. Вся Португалия поднимается против коммунизма, иностранной узурпации и атеистического гнёта. Когда услышите звон колоколов вашего прихода, выходите на улицы с любым доступным вам оружием: ружьями, пистолетами, кирками, тяпками и косами», – призывали листовки. (На португальском Севере был и один священник – активист маоистского Народно-Демократического Союза – Максимиано Барбоза ди Соуза. 2 апреля 1976 г. погиб вместе со своей подругой Марией ди Лурдеш Перейрой в результате взрыва бомбы, подложенной в его автомобиль).
…Огромные толпы крестьян, с топорами и прадедовскими двустволками перекрывали дороги, жгли помещения компартии, отбирали левую литературу, избивали коммунистических активистов и посланцев «красного» Лиссабона. Волна восстания буквально затопила Север, и революционные власти не знали, что делать: посылать «адские колонны» для истребления несогласных, подобно якобинцам во французской Вандее, оказалось невозможно. Там стояли многочисленные и хорошо вооружённые воинские части, неоднократно предупреждавшие Лиссабон, что в случае вторжения они будут сопротивляться. Не осталась бы в стороне соседняя Испания, где у власти ещё находился франкистский режим; не смог бы игнорировать происходящее и блок НАТО, в состав которого входила Португалия. Да и не пошли бы солдаты войной на своих братьев на Севере: регулярные части – это всё-таки не красногвардейский сброд. Тем более что повстанцы, при всей экзальтированности, действовали относительно умеренно: они избегали целенаправленных убийств. За четыре с лишним месяца восстания было убито чуть более десяти человек (цифры в разных источниках разнятся). Почти ненасильственный характер восстания (почти, так как поджоги, избиения и стрельба поверх голов – всё-таки насилие) не давало левым набраться ожесточения и ринуться в битву.
«Жаркое лето» было социально-политическим явлением, подобрать характеристику которому трудно. Это было массовое народное движение – своеобразное восстание, балансировавшее на грани вооружённого, и не переросшее в таковое из-за крайне слабого сопротивления. Оно имело качества и традиционного движения крестьян-католиков, направленное против вмешательства властей в их уклад жизни, и особенности, присущие мятежу ультраправых сил, и качества массового движения за демократию. При этом поразительным образом участвовавшие в «Жарком лете» разнородные течения сотрудничали между собой без борьбы за лидерство и без конфликтов вокруг единой политической программы. Эти особенности сделали движение уникальным, обеспечили его почти бескровный характер, и по большому счёту, обеспечили его конечную победу.
И на «левом» Юге у коммунистов и Гонсалвиша тоже было неблагополучно: там ударной силой антикоммунистических выступлений стали социалисты. Они не жгли штабы ПКП и не избивали «красных» на улицах, но их манифестации под лозунгом «Социализму – да! Диктатуре – нет!» становились всё более массовыми и непримиримыми.
Атаковать «португальскую Вандею» пытались только небольшие ультралевые группы – такие, как Революционная Партия Пролетариата, близкая к генералу-маоисту Карвалью. Эта группа создала ультралевый Единый Революционный Фронт, во многом виртуальный и не имевший сколько-нибудь серьёзной опоры в массах. Она в основном «принимала активнейшее участие в формировании организации революционных солдат «Объединённые Солдаты Победят» (Soldados Unidos Vencerão), которая намеревалась нейтрализовать армию в случае контрреволюционного переворота. PRP-BR получила от SUV более 3 тысяч винтовок G3 для организации комитетов народной самообороны, которые могли бы служить вооружённым аппаратом Революционных Советов в деле организации теоретического народного восстания» (Brigadas Revolucionarias, http://nikitich-winter.blogspot.com/2011/09/brigadas-revolucionarias.html#more). В период Жаркого лета деятельность маоистов, однако, была малозаметной, и наиболее громкие акции они провели уже после падения левого режима.
Ситуация в Португалии накалилась до предела, и причиной раскола страны и вялотекущей гражданской войны был тот факт, что левая группа Гонсалвиша, контролировавшая исполнительную власть, правила, опираясь исключительно на компартию. Хотя её влияние территориально ограничивалось столицей и прилегающими к ней районами, а электорально – около 20% избирателей, учитывая голоса, поданные за ПКП и за мелкие ультралевые силы. Всем, кроме самих коммунистов (в том числе и беспартийных, как Гонсалвиш и Карвалью), постепенно становилось понятно, что левый эксперимент в стране обречён. Взять под контроль Север было невозможно – не хватало сил. Средний класс, под влиянием нарастающих неурядиц, стал выступать под антикоммунистическими знамёнами (в основном соцпартии), а нарастающий приток беженцев из колоний увеличивал количество непримиримых правых.
Вероятно, левые рассчитывали на помощь СССР, Кубы и Китая, но надежды оказались тщетными. СССР начал закупать в Португалии большие партии алкоголя и джинсов, но воздержался от предоставления льготных кредитов и поставок нефти по низким ценам, не говоря уже об оружии. Что неудивительно: у Советского Союза и так всего не хватало (а надо было помогать Кубе, Вьетнаму, Южному Йемену и пр.); кроме того, правительство Гонсалвиша даже не пыталось выйти из Евросоюза и НАТО. У Кубы на помощь португальским «товарищам» не было средств, а Китай остался равнодушным к правительству, контролировавшемуся промосковской компартией (в то время отношения СССР и Китая переживали самый жёсткий период конфронтации).
24 июля 1975 г. в доме майора Жозе Гомиша Моты собрались девять офицеров, которым было суждено повернуть историю Португалии в сторону от «магистрального пути человечества – к победе коммунизма». Среди них был и главный идеолог Революции гвоздик» майор-социалист Мелу Антунеш, и главный её герой Салгейру Майя, и командовавший отборными коммандос полковник Невиш, и руководитель «умеренных» подполковник Рамалью Эанеш. «Девятка» считала, что салазаризм свергнут во имя демократии, а не коммунизма. «Португалии нужен демократический социализм, отличный от советского и восточноевропейского», – говорилось в её программе. 7 августа в Лиссабоне было опубликовано воззвание «Группы девяти», в котором, в частности, говорилось: «С каждым днем растет пропасть между находящейся в явном меньшинстве социальной группой, у которой есть свой революционный замысел, и практически всей остальной страной, резко реагирующей на те изменения, которые известный «революционный авангард» решил ей навязать без учета сложной исторической, социальной и культурной реальности португальского народа».
Август 1975 г. стал высшей точкой социалистического эксперимента в Португалии, после которой он выдохся и пошёл на спад. Манифест «Девятки» ослабил позиции Гонсалвиша в ПКП, но не смог сразу ликвидировать их власть. Однако по «красным» был нанесён сильный удар с другой стороны: 10 августа в Браге выступил архиепископ Франсишку Мария да Сильва, до того времени державшийся в стороне от политики. Его пастырская речь, в которой он потребовал уважения к христианским ценностям и соблюдения прав человека, отличалась воинственностью и вполне соответствовала настроениям восставших северян. После этой проповеди огромная толпа двинулась к местному штабу ПКП и начисто уничтожила его. Местный гарнизон демонстративно не вмешивался, губернатор и командующий округа хранили молчание…
К концу августа Гонсалившу отказал в поддержке начальник Генштаба генерал Карлуш Фабиан, а 28 августа против него неожиданно выступил последний сильный союзник: командующий КОПКОН генерал Карвалью опубликовал открытое письмо с призывом к премьер-министру уйти из политики. Он издевательски предложил Гонсалвишу «выспаться и отдохнуть». Почему Карвалью решил сбросить премьера-единомышленника, до сих пор остаётся загадкой. Занять его место авантажному Карвалью никто бы не позволил (его авторитет был довольно слаб), других влиятельных левых генералов в армии не было, и выступление Карвалью неизбежно означала падение левой группировки в армии, окончание социалистического эксперимента в стране и политический крах самого Карвалью.
У президента Кошты Гомиша не остаётся выбора: он снимает Гонсалвиша с поста премьер-министра и назначает левого (но не марксиста, а близкого к «Девятке») адмирала Пиньейру ди Азеведу. Друга Гонсалвиша президент пытается назначить главой Генштаба, но это вызвало протесты офицеров, в том числе тех, кто первоначально поддерживал левого премьера. Член «Девятки», начальник Главного штаба ВВС генерал Жозе Мораиш да Силва обвинил Гонсалвиша в связях с коммунистами и заявил, что «Революция, которую совершили 80% португальцев не должна превратиться в диктатуру 20% португальцев над другими 80%» (имелись в виду 20%, полученные ПКП и ультралевыми на выборах). «Девятка», к тому времени разросшаяся до нескольких десятков офицеров, заявила о категорическом непризнании Гонсалвиша главой Генштаба. 5 сентября на военной базе в Танкуше президент Кошта Гомиш вступил в полемику практически со всем Ревсоветом, но ничего не добился, и экс-премьер, вспылив, покинул собрание, хлопнув дверью. Он отказался от назначения и вышел из состава Ревсовета. Начгенштаба Карлуш Фабиан попытался сделать Гонсалвиша директором Института передовых военных исследований, но офицеры выступили против занятия экс-премьером даже этого политически ничтожного поста (в числе выступивших резко против Гонсалвиша был и главный герой «Революции гвоздик» Салгейру Майя.
Новый премьер Азеведу уговорил вернуться в правительство представителей ПСП и НДП. Ряд левых офицеров был уволен из армии, а когда коммунисты отказались вернуть захваченное ими «Радио Ренешенса»его законным хозяевам, военные просто взорвали его передатчик. Всем стало понятно, что «Девятка» не шутит. Компартия сохранила места в правительстве, хотя её изгнания из кабинета министров требовали многие военные и гражданские политики. Но тут решающую роль сыграл Мелу Антунеш: он напомнил португальцам, что ПКП была, по сути, единственной организованной силой, боровшейся с режимом Салазара.
Португальская революция, точнее, её социалистическая фаза, начала «отлив». Страна готовилась к первым «нормальным» выборам президента и парламента, а левые после отставки Гонсалвиша оказались всего лишь одними из участников демократического процесса. Что их, разумеется, не устраивало. Примерно так же во Франции после падения якобинской диктатуры ультралевые не смирились с «нормализацией» революции и устроили «заговор равных» во главе с Бабёфом. А в России после принятия Манифеста 17 октября 1905 г. ультралевые силы не пожелали признать основные задачи революции выполненными и вернуться к мирному, созидательному труду, и вместо этого по России прокатилась череда вооружённых восстаний под ультрарадикальными лозунгами. В Португалии же ситуация была иной: в армии левые были отстранены от руководящих должностей (из них оставались командующий Лиссабонским военным округом генерал Карвалью, которого считали безвредным позёром, и использовавший левое фрондёрство для удержания власти начгенштаба Карлуш Фабиан). Но самым главным фактором политической ситуации был консолидировавшийся на антикоммунистической платформе Север, фактически располагавший собственной армией. Центристы и колеблющиеся в Лиссабоне прекрасно понимали, что в таких условиях любая уступка коммунистам немедленно приведёт к гражданской войне.
Ситуация приближалась к развязке. ПКП требовала возвращения Гонсалвиша по пост премьер-министра. 16 ноября коммунистов внезапно поддержал Карвалью, сыгравший решающую роль в отстранении Гонсалвиша; теперь он потребовал его возвращения. «Девятка» в жёсткой форме отвергла такую возможность. После этого ультралевые группы (ПКП делала вид, что не участвует в этом, но, судя по всему, из-за кулис руководила процессом) попробовали устроить что-то вроде октябрьского переворота в России: они выбросили лозунг «Долой Учредительное собрание!» и «Вся власть – правительству рабочих, солдат и матросов». Ударной силой португальского «Октября» должна была стать ушедшая в подполье после отстранения Гонсалвиша, но не выкорчеванная группировка «Объединенные солдаты победят!».
21 ноября Ревсовет потребовал снятия Карвалью с поста командующего Лиссабонским военным округом, но президент отказывается отправить генерала-левака в отставку. Полк военной полиции и 1-й артиллерийский полк поддержали Карвалью и отказались починяться Ревсовету. Президент Кошта Гомиш попробовал уговорить лидера социалистов Соареша сформировать двухпартийное правительство с коммунистами, но тот категорически отказался: по его призыву начались массовые выступления социалистов за отставку президента и начгенштаба Карлуша Фабиана. Социалисты в случае прихода коммунистов к власти угрожали начать вооружённую борьбу.
23 ноября группа десантников захватывает базу ВВС в Монсанту; 24-го коммунистический профцентр «Интерсиндикал» объявляет забастовку в знак протеста против смещения Карвалью. Одновременно из Анголы в Порту, т.е. в распоряжение командования антикоммунистического Северного округа, перебрасываются десантники, 6-й кавалерийский полк и дополнительное вооружение. В тот же день крестьяне Риу-Майор (это уже не мятежный Север, а центр страны) перекрывают железнодорожное сообщение с Лиссабоном и требуют немедленной отставки Карвалью, угрожая перекрыть водопровод, газопровод и линии электропередач, снабжающие столицу. Ревсовет заявляет о том, что Карвалью снят с поста его решением и выводит на улицы Лиссабона бронетехнику, занявшую позиции перед президентским дворцом «Белен».
25 ноября сочувствующие левым солдаты отряды десантников, артиллеристов и военной полиции захватывают студии Португальского радио и телевидения в Лумиаре, штаб ВВС на площади Либердаде в Лиссабоне и авиабазы Танкуш, Монти-Реал и Монтижу. Они требуют отставки генералов и офицеров – противников Карвалью и коммунистов. Руководят мятежом майор Диниш ди Алмейда и капитан Мануэл Дуран Клементе – сторонники маоистской Революционной партии пролетариата, которую патронирует Карвалью.
В условиях военного мятежа президент Кошта Гомиш вынужденно меняет фронт: он вызывает Карвалью во дворец «Белен» и арестовывает его. Президент берёт на себя командование КОПКОН и жёстко требует от ПКП и Интерсиндикала не вмешиваться в происходящее. В Лиссабонском военном округе объявляется военное положение. Вечером коммандос полковника Жайме Невиша, при поддержке авиации, проводившей устрашающие полёты, начинают занимать один объект, занятый мятежниками, за другим. Задержанный во дворце «Белен» Карвалью, поняв, что всё пропало, выступает по радио с призывом к мятежникам прекратить сопротивление.
26 ноября левый мятеж агонизирует, хотя ПКП, «забыв» о своём нейтралитете, призывает трудящихся к сопротивлению (коммунисты строят баррикады вокруг казарм восставшего полка военной полиции). Утром коммандос Невиша берут штурмом эти казармы – происходит бой, появляются убитые. Решающий удар по мятежникам наносит колонна бронемашин, руководимая героем Революции гвоздик капитаном Салгеру Майя: он принуждает к сдаче артиллеристов – опору левых в армии. Последний оплот мятежников – военная база Танкуш, на которой окопались восставшие десантники, сдаётся 28 ноября.
Примечательно, что гражданская поддержка путча ограничилась лишь демонстрациями коммунистов под достаточно невнятными лозунгами, да в последние часы противостояния – участием в строительстве баррикад вокруг казарм военной полиции. Маоисты и РПП отметились только серией взрывов в городах Севера, которые не произвели никакого эффекта.
Показательно, что разгром компартии, которого жаждали многие участники тех событий, опять был предотвращён лидером «Девятки» Антунешем: он вновь заявляет, что «Португальская коммунистическая партия необходима для португальской демократии».
«За красным рассветом – розовый закат»
Левый мятеж 25 ноября 1975 г. поставил точку в попытке превратить Португалию в «страну народной демократии». Безусловно, в его провале сыграли роль многие факторы: и плохая организованность восстания, и бестолковая деятельность «вождя» Карвалью, и трусливая, провокационная позиция ПКП, пытавшейся манипулировать революционерами, оставаясь в тени.
Провал «красного» путча в ноябре 1975 г., как и вся попытка сделать Португалию социалистической, потерпели поражение, как сказали бы марксисты, по естественным причинам. Португальское общество приветствовало свержение архаичной диктатуры потому, что Португалия всю свою историю была и остаётся неотъемлемой частью Западной Европы, и европейский путь развития – не только естественный для неё; другой ей попросту чужд и невозможен. И общество, пережив ликование после падения диктатуры, в подавляющем большинстве не приняло попытки двинуть Португалию по рельсам социализма.
Ореол привлекательности социализма как строя, где осуществляется «власть рабочих и крестьян», для европейцев померк ещё в начале 1930-х гг., а в отдалённой аграрной Португалии он всегда был уделом маленькой группы интеллигентов. Восхищение СССР как главным победителем нацизма и фашизма в этой стране, не участвовавшей в войне, отсутствовало. К 1970-м гг. авторитет СССР и притягательность социализма в Европе упала до отрицательных величин, сохраняясь лишь в умах членов компартий, а ПКП была крайне малочисленна и загнана в подполье. Социализм советского типа для португальцев ассоциировался только с советской помощью африканским повстанцам, отношение к которым абсолютного большинства граждан (включая и тех, кто бы против колониальной войны) было резко негативным. Поэтому после революции компартия сумела привлечь на свою сторону только часть рабочих, интеллигентов и молодёжи столичного региона. (Другое дело – демократический социализм, пропагандировавшийся соцпартией: он воспринимался как идея «государства всеобщего благоденствия», с которой португальцы могли воочию познакомиться, посещая Швейцарию, ФРГ, Швецию, Данию и Нидерланды).
Несколько месяцев путешествия Португалии по бурным волнам социализма стали возможны благодаря тому, что из рядов армии выдвинулись офицеры, симпатизировавшие социализму советского типа. Гонсалвиш, сыгравший решающую роль в том, на некоторое время Португалия стала социалистической, был искренним и убеждённым марксистом-ленинцем. Группа офицеров, таких, как Карвалью и организаторы ноябрьского путча, о социализме знали очень мало, но использовали его трескучую фразеологию для того, чтобы возглавить «народные массы», в том числе и одетые в военную форму. Самая большая группа офицеров поначалу не противодействовала коллегам-социалистам в основном потому, что не понимала, что такое социализм, представляя его неким идеальным строем, при котором все счастливы. Но несколько месяцев политической борьбы отрезвило эту группу.
Левый эксперимент в Португалии провалился потому, что он встретил упорное сопротивление населения Севера, у которых появились авторитетные и несгибаемые вожди – каноник Мелу, генерал Велозу, офицеры ван Уден и Калван, журналист Парадела ди Абреу, бизнесмен Феррейра Торреш. А за ними шли массы крестьян, учителей, ремесленников, священников, торговцев, десятки тысяч демобилизованных солдат, беженцы из Африки. Эти люди не дали распространиться социализму на половину страны, а в «левой» столице против коммунистов поднялась совсем другая сила – социалисты, возглавляемые Соарешем.
Разумеется, за событиями в Португалии внимательно следили в Вашингтоне, в европейских столицах, в штабах и на базах НАТО, в соседней Испании, где доживал последние месяцы франкистский режим. Но португальцы сумели справиться со своими проблемами сами, без внешнего вмешательства (пропаганда, дипломатическое давление и финансирование сторонников – не в счёт). Не смог вмешаться и Советский Союз, на что португальские коммунисты надеялись столь же горячо, сколь и наивно. У Москвы на вмешательство в португальские дела просто не было сил, и проявлять активность без надежды на успех, после провала в Чили в 1973 г. советские лидеры не собирались. Поэтому революция и демократизация Португалии – это дело рук самих португальцев, участие внешних факторов в которой было незначительно.
***
12 декабря 1975 года Революционный совет Португалии принял конституционный закон, согласно которому вооружённые силы «не могут использовать своё оружие для того, чтобы оказать влияние на выбор страной политического пути развития». Движение вооружённых сил в законе не упоминалось. В Конституции 1976 г. объявляла ДВС «гарантом демократических завоеваний и революционного процесса», хотя как организация оно уже не существовало. Упоминания о Движении и его роли были изъяты из текста Конституции в 1982 г.
После провала ноябрьского путча правые военизированные группировки, очистившие Север Португалии от коммунистов, самораспустились. Последнее обращение ЭЛП к согражданам гласило: «Армия освобождения Португалии благодарит всех, кто поддерживал нашу справедливую борьбу, кто помогал очищать страну от коммунистических предателей, от негодяев, которые пытались заставить нас перестать быть самими собой».
В 1976 г. в Португалии прошли первые парламентские выборы, на которых социалисты получили 35% голосов, Народно-демократическая партия – 24,3%, Социал-демократический центр – 16% и ПКП – 14,4% (маоистский Народно-демократический союз – ещё 1,67%). Президентом был избран «умеренный» член ДВС Рамалью Эанеш, которого поддержали социалистическая, Народно-демократическая партии и Социально-демократический центр. Он возглавлял страну на протяжении 10 лет.
Португалия стала членом Евросоюза и больше никаких революций и контрреволюций не испытывала. «Революция гвоздик» своё дело сделала, а португальский народ относительно быстро и почти бескровно избавился от экстремистов, пытавшихся повернуть страну на тупиковый путь.
***
Генерал Васку Гонсалвиш до конца жизни оставался убеждённым марксистом-ленинцем, но так и не вступил в компартию. Он был уверен, что всё делал правильно, и коммунизм в Португалии потерпел поражение в силу сопротивления капиталистов и происков империализма. Он ничего не понял и ничему не научился.
Васку Гонсалвиш на демонстрации в Порту 5 мая 1982 г.
Другой генерал, Антониу ди Спинола, после ноябрьского путча распустил своё Демократическое движение за освобождение Португалии, в августе 1976 г. вернулся в Португалию и был восстановлен в политических правах. Он поселился на вилле близ Лиссабона и занялся литературным творчеством. Его книги «На службе у Португалии» и «Революция, которую предали» пользовались популярностью, но, конечно, не произвели того эффекта бомбы, как «Португалия и будущее», взорвавшая Португалию в феврале 1974-го. В 1979 г. Спинолу восстановили в армии, в декабре 1981 г. ему было присвоено высшее в португальской армии звание маршала. В политике он больше не участвовал. Маршал Спинола скончался 13 августа 1996 г. в военном госпитале Лиссабона.
Мариу Соареш до конца жизни оставался лидером социалистов, много раз занимал посты президента и премьер-министра, и к 1980-м, без преувеличения, стал самым уважаемым человеком и подлинным национальным лидером Португалии. В огромной степени его трудами Португалия стала развитой, благополучной европейской страной. Он прожил долгую и счастливую жизнь и скончался в 2017 г.
Эдуарду Мелу Пейшоту – «каноник Мелу» – после поражения леваков продолжил служение в родной Браге и политикой не занимался. «Он никогда ни перед кем не закрыл дверь», – так вспоминают каноника Мелу на родине. Его земной путь завершился в 2008 году, в католической святыне Фатима. Телесюжет о его похоронах может удивить: ни одного кадра в церкви, кроме самих похорон. Только погромы, суды, могилы… Картины Жаркого лета. В Браге установлен памятник, возмутивший местных леваков. Они-то предпочитают изображать каноника Мелу с бомбой на голове» (Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу. В Кризис.ру, 13.07.2015).
Майор Мелу Антунеш некоторое время занимал должность министра иностранных дел, состоял в Революционном совете вплоть до его ликвидации в 1982 г. Он вступил в Социалистическую партию, состоял в правлениях ряда компаний, работал в ЮНЕСКО. Он умер в своём доме в Синтре в 1999 г.
Генерал Пиреш Велозу, превративший Северный военный округ в несокрушимый антикоммунистический бастион, пытался заняться политикой (естественно, правого толка), но неудачно. Он издал книгу «Вице-король Севера. Воспоминания и откровения», преподавал в Институте высших военных исследований, а после отставки занимался сельским хозяйством на своей ферме. Во время экономического кризиса 2012 г. генерал Велозу резко критиковал «дикий капитализм» и мечтал о новой революции – подобной Революция гвоздик, только общенародной. «Вице-король Севера» скончался в возрасте 88 лет.
Самый яркий персонаж из «капитанов Апреля», кавалерист Салгейру Майя, арестовавший правительство Каэтану 25 апреля 1974 г. и заставивший сдаться ядро левацких путчистов 26 ноября 1975 г. продолжил службу. В 1985 г. он вышел в отставку и организовал Музей кавалерии. Майя ходатайствовал о пенсии с учётом его участия в боевых действиях и революции, но премьер-министр Каваку Силва отказал герою революции. Майя никуда не обращался, никому об этом не говорил. Но в 1990 г., когда выяснилось, что Майя смертельно болен, история с пенсией всплыла – в связи с тем, что, отказав Майе, премьер Каваку утвердил повышенные пенсии двум агентам ПИДЕ, стрелявшим в толпу из тех самых казарм, которые в тот момент осаждали кавалеристы Майи. Через год главный «капитан Апреля» скончался. На его похоронах присутствовал не только почти весь Лиссабон, но и сразу четыре президента Португалии, включая действовавшего.
Отелу Сарайва ди Карвалью, генерал-маоист, клоун, фрондёр и несостоявшийся Наполеон, создал собственное маоистское движение «Народные силы 25 апреля», несколько раз баллотировался в президенты, но получал мизерное количество голосов. В 1984 г. после серии терактов, совершённых членами его группировки, он был признан «морально ответственным» за эти теракты и 5 лет провёл в заключении. В 2011 г. Карвалью заявил: «Португалии нужен честный человек типа Салазара. Знал бы я, к чему всё прикатится – не стал бы ввязываться в 1974-м». На момент написания статьи, в апреле 2019 г. отставной генерал Отелу Сарайва ди Карвалью был жив и здоров.
Жив и здоров также его антипод, капитан Жозе Эдуарду Фернандеш ди Санчес Осорио – активный участник Революции гвоздик, один из лидеров ДВС и министр в революционном Временном правительстве. И он же – твёрдый сторонник Спинолы и отчаянный правый боевик Жаркого лета 1975-го. Санчес Осорио и сегодня выступает с позиций христианской демократии, выражает недовольство распространением в обществе потребительских идеалов и слабостью португальской армии.
Пока живы последние «Капитаны Апреля», жива и «Революция гвоздик» со всеми её странностями, неожиданностями, слабостями, триумфами и поражениями.
Автор: Трифонов Е. [email protected]